Хозяин с Хозяйкой проводили взглядами двух мужчин, которые потопали к воротам, возмущенно переговариваясь. Лэд с острым интересом наблюдал за уходом чужаков. Обученный различать интонации человеческого голоса, он внимательно прислушивался к прощальной речи Хозяина. И тихонько обнажил зубы под хищно изогнутой губой. Его наполовину прикрытые глаза были направлены строго на Титуса, и никаких добрых чувств они не выражали.
— О-хо-хо, — удрученно вздохнула Хозяйка, когда они с супругом вернулись в дом и сели завтракать. — Ты был прав насчет раздора с соседями. Как это ужасно! Но у меня кровь вскипает в жилах при одной только мысли о том, что нашего милого Лэда обвиняют в таких злодеяниях. Это абсурд, разумеется. Но…
— Абсурд? — подхватил Хозяин. — Это самое абсурдное из всего, что я слышал на протяжении всей своей жизни. Если бы речь шла о любой другой собаке, можно было бы посмеяться. Я имею в виду утверждение Ромейна, будто собака расправилась с четырьмя овцами, но от трех из них при этом не осталось и следа. Уже этого достаточно, чтобы его отправили из зала суда под хохот заседателей. Помню, как-то в Шотландии я гостил у одних людей, и их пастух жаловался, будто трех овец задрал какой-то пес. Мы все отправились на пустошь, чтобы посмотреть на них. Зрелище это было пренеприятное, но они там были — все три. Собака не сжирает овцу, которую убила. Она даже не прячет ее никуда, а только…
— Может, расскажешь об этом после завтрака? — поспешно предложила Хозяйка. — Угрозы Ромейна и без того уже лишили меня аппетита…
На следующее утро Хозяину позвонили по телефону.
— Это Маклэй, — услышал он в трубке.
— О, привет, Мак! — ответил Хозяин, слегка недоумевая, почему его старый товарищ по рыбной ловле и по совместительству мировой судья из ближайшей деревни звонит ему в столь неурочный час. — Если ты хочешь сказать, что сегодня удачный день для ловли малоротого окуня, то я с тобой не соглашусь. А не соглашусь я, потому что по уши в работе. Кроме того, на утреннюю рыбалку мы уже опоздали, а для послеобеденного клева окунь еще не нагулял аппетита. Так что не пытайся соблазнить меня…
— Подожди! — сумел наконец вставить словечко Маклэй. — Я не по поводу рыбалки. Я звоню тебе по делу, и дело это чертовски неприятное.
— Что-то не так? — спросил Хозяин.
— Хотел бы я, чтобы у Титуса Ромейна с головой оказалось что-то не так, — сказал Судья. — Он только что был у меня — со своим прусским наемным работником в качестве свидетеля — и подал иск с жалобой на твою собаку, Лэда. И потребовал судебный ордер на то, чтобы старину Лэда застрелили.
— Что? — вне себя закричал Хозяин. — Не мог же он в самом…
— Именно это он и сделал, — сказал Маклэй. — Ромейн утверждает, что позапрошлой ночью Лэд загрыз четырех его овец, а сегодня утром или минувшей ночью еще четырех. Шварц божится, что оба раза заставал Лэда, когда тот приканчивал последнюю из овец. Не повезло тебе, старик, и мне так же тяжело, как если бы это был мой собственный пес. Ты знаешь, как сильно я люблю Лэда. Он лучший колли из всех, что я знал. Но закон в таких случаях однозначно…
— Ты говоришь так, будто считаешь, что Лэд виновен! — перебил его Хозяин. — Уж кому-кому, а тебе следовало бы знать, что это невозможно. Он…
— Шварц выдает убедительную историю, — печально ответил Судья, — и при этом рассказывает ее под присягой. Он клянется, что узнал Лэда еще в первый раз. Говорит, что минувшей ночью вызвался покараулить у скотного двора. Но днем было много работы, он устал и заснул, пока сторожил. Говорит, что проснулся, когда начинало рассветать, и что все стадо было растревожено, а Лэд прижимал одну овцу к земле. И что он уже убил трех. Шварц прогнал его. Трех овец не хватало. Та, которую только что поймал Лэд, умирала. Ромейн клянется, что видел, как Лэд «гонял» его овец на прошлой неделе. Это…
— Что ты решил? — спросил потрясенный Хозяин.
— Я сказал им прийти в суд к трем часам с останками двух мертвых овец, которые не пропали, и пообещал вызвать тебя на то же время.
— О да, я приду! — отчеканил Хозяин. — Не волнуйся. Хорошо, что ты заставил их повременить. Все это дело просто смехотворно! Оно…
— Конечно же, — продолжал Маклэй, — обе стороны могут легко оспорить любое мое решение. Я имею в виду решение о том, что касается возмещения убытков. Но в соответствии с новыми законами относительно овцеводства, увы, решение местного судьи немедленно застрелить убивающую овец собаку невозможно обжаловать. Закон не оставит мне выбора, если я приду к заключению, что собака действительно задрала овец. Я обязан вынести решение о том, чтобы такую собаку тут же прикончили. Вот почему я так огорчен. Я бы отказался от годового заработка, лишь бы не обрекать старого доброго Лэда на смерть.
— Тебе не придется этого делать, — твердо заявил Хозяин, хотя у него неприятно засосало под ложечкой. — Мы сможем доказать его невиновность. Я готов поставить на это все, что ты пожелаешь.
— Обсуди дело с Диком Колфаксом или с любым другим хорошим адвокатом, — предложил Маклэй. — Может, есть какая-то лазейка. Всем сердцем надеюсь, что есть.
— Мы с Лэдом не собираемся искать никакие лазейки, — вскинулся Хозяин. — Мы собираемся доказать, что все эти обвинения — ложные! Вот увидишь!
Закончив телефонный разговор, он отправился на поиски Хозяйки и, все более поддаваясь отчаянию, пересказал ей услышанное.
— Хуже всего то, — закончил он, — что Ромейн и Шварц, похоже, заставили Маклэя поверить их выдумкам.
— Это потому, что они сами этим выдумкам верят, — сказала Хозяйка, — и еще потому что как только самый разумный человек получает звание судьи, он сразу теряет весь свой здравый смысл и интуицию и превращается в ходячий свод законов. Но… тебе кажется, что у них получится убедить Маклэя в том, что Лэда нужно застрелить?
Она произнесла эти слова с едва заметной дрожью в голосе, что немедленно возродило в Хозяине боевой дух.
— Усадьба будет держать оборону против всех законников и всей полиции Нью-Джерси, — объявил он, — но мы не допустим, чтобы Лэд оказался на мушке. Насчет этого можешь даже не волноваться. Но этого недостаточно. Я хочу доказать его невиновность. В наши дни экономии и дефицита уничтожение животного мясной породы — серьезное преступление. И потеря восьми овец за два дня в регионе, где прилагается столько усилий для возобновления овцеводства…
— Ты ведь сказал, что второй раз овец тоже загрызли ночью и на рассвете, как и в первый раз, да? — перебила его супруга.
— Э-э, ну да. Но…
— Тогда, — куда более спокойным тоном заявила Хозяйка, — мы можем доказать алиби Лэда, о чем я вчера и говорила. Мэри всегда выпускает его по утрам, когда спускается на первый этаж подметать. Она никогда не принимается за работу раньше шести, а солнце в это время года встает задолго до этого часа. Шварц говорит, что оба раза видел Лэда, когда только начинало светать. С помощью Мэри мы сможем доказать, что Лэд находился в доме до куда более позднего времени.
Тревожная морщинка на ее лбу исчезла, а на губах заиграла уверенная улыбка. Лик Хозяина тоже просветлел.
— Отлично! — одобрил он план жены. — Думаю, это все решит. Мэри работает у нас уже много лет. Ее слово, разумеется, весит ничуть не меньше, чем показания наемного боша. Даже «ходячий свод законов» Маклэй не сможет ничего возразить против этого. Позови ее, дорогая, ладно?
Когда минутой позже в дверях кабинета появилась горничная, Хозяин приступил к расспросам с важным видом знатока юридических процедур.
— По утрам ты самая первая спускаешься на первый этаж, не так ли, Мэри?
— А как же, да, сэр, — удивилась неожиданному вопросу горничная. — Да, но только кроме тех дней, когда вы идете рыбачить или когда…
— Во сколько ты приходишь сюда утром?
— Ну, где-то в шесть часов, сэр, в основном, — сказала горничная и насупилась, словно уловила упрек в недостаточном рвении к работе.
— Но не раньше шести? — уточнил Хозяин.
— Нет, сэр, — скованно ответила Мэри. — Конечно, если вы считаете, что я начинаю недостаточно рано, то, наверное, я могла бы…
— Нет-нет, это достаточно рано, — заверил ее Хозяин. — Мы вполне довольны тем, во сколько ты начинаешь работу. Скажи, это ведь ты выпускаешь Лэда на улицу, когда заходишь в музыкальную комнату?
— Да, сэр, — ответила Мэри, — я выпускаю его сразу, как прихожу на первый этаж. Так вы сами велели, помните?
Хозяин испустил вздох облегчения. Горничная появилась на первом этаже не раньше шести. Значит, до этого часа пес не мог покинуть дом. Если Шварц видел какую-то собаку на скотном дворе Ромейна на рассвете, то уж точно не Лэда. Однако сколько ни рылся в своей памяти Хозяин, он не смог припомнить другого пса в окрестностях, который имел бы хоть отдаленное сходство с его необыкновенно крупным колли. И он стал склоняться к мысли (подсказанной книгами о пастушьих собаках), что, должно быть, «убийцам» пришлось преодолевать многие мили, чтобы утолить свою страсть к умерщвлению овец.
В любом случае его не должно волновать, что какой-то неведомый ему колли под воздействием своеобразного «шестого чувства» этой породы приохотился убивать овец Ромейна. Лэд оправдан. Искренние и простодушные показания горничной не оставляют сомнений в его непричастности к преступлению.
— Да, сэр, — тараторила Мэри. Поскольку речь зашла о любимом ею Лэде, у нее возник живой интерес к беседе. — Да, сэр, Лэд всегда выходит из-под пианино, как только заслышит мои шаги в прихожей. И сразу же подбегает ко мне, машет пышным хвостом и вместе со мной идет к входной двери, не отстает от меня ни на шаг. Он все понимает, прямо как человек, этот пес, да, сэр, все понимает.
Получив от Хозяина благосклонный кивок, горничная продолжала развивать тему.
— Ах, так приятно спускаться туда по утрам, потому что кажется, будто он рад меня видеть, — говорила она. — И потому в последние дни мне очень уж недоставало его.
Одобрительное выражение на лице Хозяина сменилось полным непониманием.
— Последние дни? — растерянно повторил он. — Что это значит?
— Ну как же, — всплеснула руками Мэри. Быстрая перемена в настрое работодателя опять привела ее в смятение. — С тех пор как эти стеклянные двери оставляют открытыми на ночь — так всегда делается, только наступит жара, вы, должно быть, сами знаете, сэр. Вот с тех пор Лэд не ждет меня. Он сам выходит на улицу, когда просыпается. В прошлом году он тоже так делал, сэр. Он…
— Спасибо, — помертвевшими губами проговорил Хозяин. — Это все. Спасибо.
Оставшись в одиночестве, он тяжело осел в кресле и стал думать. Он был по-прежнему непоколебимо уверен в невиновности своей собаки, но вся его защита в суде должна была строиться на показаниях Мэри. А теперь оказалось, что они не просто бесполезны, а играют на руку обвинителям.
Хозяин с раздражением проклял собственную любовь к свежему воздуху, ради которой и распорядился не закрывать летними ночами высокие стеклянные двери на первом этаже. С Лэдом на страже дом был в безопасности даже без засовов — у воров шансов на успех было не больше, чем если бы внутри их поджидала армия полицейских. А ночной воздух, продувая комнаты, охлаждал стены и помогал переносить жару следующего дня. Но теперь за эту прохладу придется заплатить огромную цену.
Через несколько минут приступ отчаяния прошел, и в Хозяине с новой силой запульсировала жажда битвы. Он быстро пересмотрел защиту и вместе с Хозяйкой тщательно разработал предполагаемый план действий, подготовившись к послеобеденному испытанию. Предложение Маклэя использовать опытного адвоката Хозяин отверг и решил, что сам будет защищать Лэда.
Мировой судья Маклэй проводил ежедневные заседания суда в просторной комнате на верхнем этаже здания местного общества взаимопомощи. Обычно в здешних процессах благоразумие и проницательность играли более значимую роль, чем соблюдение формальностей. Сам Маклэй сидел за небольшим потертым столом в дальнем конце комнаты; его помощник, ведущий скупые протоколы, пристраивался на углу того же письменного стола.
Посреди комнаты в окружении кухонных стульев стоял довольно длинный стол из сосновых досок. Вот там-то и рассаживались истцы, ответчики, заключенные, свидетели и адвокаты — все вперемешку, без какого-либо особого порядка. Вдоль стены стояло еще несколько разнокалиберных стульев на тот случай, если не всем хватит места.
Ровно в три часа дня пополудни Хозяйка и Хозяин вошли в зал заседаний. Рядом с Хозяйкой вышагивал Лэд. Маклэй и Ромейн со Шварцем уже были на месте, кроме них в зале были помощник судьи, констебль и парочка случайных зрителей. В углу были сложены тела двух задранных овец, замотанные в брезент.
Лэд почуял запах жертв сразу же, едва ступил в комнату, и с любопытством принюхался. Титус Ромейн, не сводивший с собаки злобного взгляда, заметил это и ткнул Шварца локтем в бок, чтобы и тот обратил внимание.
С брезгливым отвращением Лэд отвернулся от брезентового свертка в углу. Увидев Судью и признав в нем старого знакомого, колли замахал хвостом в дружеском приветствии и шагнул вперед — он ожидал, что его ласково потреплют за ушами.
— Лэд! — негромко позвала его Хозяйка.
При звуке ее голоса собака остановилась на полпути к столу смущенного Маклэя и послушно повернула назад. Констебль придвинул стул для Хозяйки, и она села. Лэд свернулся у ее ног и положил одну белоснежную лапу на ее ногу в туфельке — в знак того, что Хозяйка находится под его защитой. Судебное заседание началось.
Ромейн повторил свой рассказ о приписываемых колли прегрешениях, начав с первой встречи Лэда и его овец на горе Фасга. Шварц подробно описал то, как дважды стал свидетелем гибели овец от зубов соседской собаки.
Хозяин не прерывал ни одного, ни второго обвинителя, хотя позднее, при перекрестном допросе, вынудил честного Ромейна неохотно признать, что тот на самом деле не видел, чтобы Лэд погнался за овцами в то утро на горе Фасга, а видел только, как бежали овцы, в то время как колли стоял у подножия холма и смотрел снизу вверх на их беспорядочное бегство. И Хозяйка, и Хозяин под присягой подтвердили, что в тот раз собака не выразила ни малейшего намерения гнаться за овцами или как-то иначе им досаждать.
Таким образом, первый пункт дела Лэд выиграл. Но ввиду преступлений, в которых его обвиняли, этот пункт не имел большого значения. Даже если колли не набросился на овец, когда увидел их впервые, две последующие его встречи с ними, по словам обвинителей, закончились гибелью восьми голов. И Шварц видел это своими собственными глазами — Шварц, чьи показания были ясны и просты, как день.
Судья Маклэй бросил извиняющийся взгляд на Хозяйку и распорядился, чтобы останки овец вытащили из их брезентового савана и представили суду для изучения.
Раскладывая вместе со Шварцем отталкивающие вещественные доказательства, Титус Ромейн громко распространялся о стоимости убитых овец и жестокой бессмысленности их гибели. Хозяин молча склонился над столом, чтобы внимательно осмотреть раны. Наконец он выпрямился и прервал надгробную речь Ромейна негромким замечанием:
— Ваша честь, горла этих овец прокушены не собакой. Это сделал не Лэд и не какой-то иной «пес-убийца». Взгляните сами. Я видал овец, которых загрызла собака. Те раны были совсем не такими.
— Эй, что значит — прокушены не собакой? — громко фыркнул Ромейн. — А кем же? Молнией? Или может быть, их комар укусил, а? Ха-ха!
— Их вообще не кусали, — заявил Хозяин. — Посмотрите! Эти порезы достаточно рваные, но при этом прямые, словно след от инструмента. А если вы хотя бы раз видели, как собака рвет кусок мяса…
— Ерунда! — крякнул Титус. — Вы несете полную чушь! Горла овец разорваны. Шварц видел, как ваша псина их рвала. Вот и все, больше не о чем говорить. А разорвал он их прямо или разорвал криво — Закону все равно. Пес их ра-зо-рвал. И у меня есть надежный свидетель, чтобы доказать это.
— Ваша честь, — вдруг сказал Хозяин. — Могу я задать свидетелю несколько вопросов?