Третьим был Рекс — гигант, урод, странно неуместный в группе породистых собак. По отцовской линии Рекс был чистым колли, а по материнской — чистым бультерьером. Это было случайное слияние двух пород, которые не могут слиться. Внешне он более всего напоминал немецкого дога желтоватого окраса: короткошерстный, на целых два дюйма выше и на десять фунтов тяжелее Лэда, с мускулистыми челюстями убийцы.
В радиусе двух миль не было такой собаки, которую бы Рекс не одолел бы в драке. Наследственные качества бультерьеров, так неохотно смешивающиеся с кровью колли, делали их обладателя устрашающим бойцом. Он был быстр, как олень, и силен, как ягуар.
При этом Рекс был славным и привязчивым питомцем. Он был рабски предан Хозяину и горько ревновал его к Лэду. В свои пять лет Рекс находился в самом расцвете сил и, подобно остальным собакам, всегда воспринимал лидерство Лэда как данность.
Минувший март был месяцем бесконечных снегопадов. В лесах вокруг Усадьбы слой легкого пушистого снега достиг шестнадцати дюймов. В снежное, ветреное, промозглое воскресенье — в один из тех дней, которые никому не нравятся, — Рекс и Волчок решили поохотиться на зайцев.
Брюс к охоте не присоединился. В столь скверную погоду он не пошел барахтаться в снежных дюнах в поисках добычи, которая таких усилий не стоила, а разумно остался спать перед камином в гостиной. Волчок тоже чувствовал себя распрекрасно на старом меховом коврике у ног Хозяйки.
Но Рексу, который в последние дни стал каким-то беспокойным, наскучил послеобеденный отдых под крышей. Хозяйка читала; Хозяин спал. Не было никаких признаков того, что один из них соберется на прогулку или как-то иначе развлечет своих четвероногих друзей. А зимний лес манил. Могучему псу-полукровке снег едва ли станет помехой во время охоты, тогда как теплое дрожащее тельце свежепойманного зайца является огромным соблазном.
Рекс поднялся, прошлепал через гостиную к Брюсу и коснулся его носа. Дремлющий колли и ухом не повел. Тогда Рекс направился туда, где лежал Волчок. Носы двух собак соприкоснулись.
Нет, это не история Маугли, а рассказ о реальных событиях. Я не делаю вид, будто мне доподлинно известно, есть у собак их собственный язык или нет. (Лично мне кажется, что есть, и при этом весьма сложный. Но доказательствами я не располагаю.) Однако никто из собаковедов не станет отрицать, что две собаки сообщают друг другу о своих желаниях при помощи (или во время) соприкосновения носами.
Итак, Волчок понял приглашение Рекса поучаствовать в охоте. Волчку еще не было четырех лет — в этом возрасте азарт все еще перевешивает ленивое стремление к комфорту. К тому же Волчок восхищался Рексом и подражал ему примерно так же, как самый маленький мальчуган в классе подражает главному школьному забияке.
Горничная внесла с веранды охапку дров, и две собаки прошмыгнули в полуоткрытую дверь наружу. По пути Волчок искоса глянул на Лэда, который посапывал под пианино. Лэд заметил небрежное приглашение. Заметил он и то, что сына не смутил отказ отца присоединиться к походу: Волчок весело убежал следом за Рексом.
Возможно, это отступничество ранило крайне чувствительную душу Лэда. Ведь раньше именно он собирал такие экспедиции за дичью. А возможно, уход двух псов всего лишь пробудил в нем память о радостях погони, и его тоже потянуло в заснеженный лес.
Так или иначе, но в гостиной пару минут было тихо, если не считать царапанья колючих снежинок об оконное стекло, редкого дыхания Брюса да шелеста страниц книги, которую читала Хозяйка. Потом Лэд с трудом поднялся и вылез из своей «пещеры».
Он потянулся и подошел к креслу Хозяйки и положил одну свою смехотворно тонкую переднюю лапу ей на колено. Поглощенная чтением, она рассеянно протянула руку и погладила мягкий мех его воротника.
Лэд часто подходил к ней или к Хозяину за такой вот лаской, после чего возвращался на подстилку. Но сегодня он хотел привлечь ее внимание к чему-то более важному. Ему пришло в голову, что было бы замечательно погулять вместе с Хозяйкой по снегу. А поскольку одним лишь своим присутствием он не донес до нее своего желания, Лэд начал «говорить».
Только с Хозяйкой и Хозяином соглашался Лэд «говорить» — и то лишь в минуты стресса или острой нужды. Но, услышав хоть раз, как он это делает, нельзя было сомневаться в том, что собака пытается имитировать человеческую речь. Его голосовые трели охватывали весь диапазон высот. Бессловесная, но определенно красноречивая, его «речь» порой продолжалась по нескольку минут без перерыва, передавая любую эмоцию, которую пес стремился сообщить — будь то радость, печаль, просьба или жалоба.
Сегодня в его «выступлении» звучали только игривые уговоры. Хозяйка подняла на него глаза.
— В чем дело, Лэд? — спросила она. — Чего ты хочешь?
В качестве ответа Лэд посмотрел сначала на дверь, потом на Хозяйку. Затем он торжественно прошествовал в прихожую — откуда вскоре вернулся с одной из ее меховых перчаток в пасти.
— Нет, нет, — засмеялась она. — Не сегодня, Лэд. Нельзя же гулять в такую метель. А вот завтра мы с тобой как следует погуляем, долго-долго.
Пес вздохнул и грустно вернулся в берлогу под пианино. Но очевидно, образ зимнего леса не давал ему покоя. И чуть позднее, когда кто-то из слуг опять открыл дверь, он ушел.
Снег валил сплошной пеленой и, попадая на кожу, обжигал холодом. Столбик термометра едва приподнимался над нулем. Но снег веками был привычной постелью для шотландских предков Лэда, а холод был бессилен против плотной шубы. Степенно прокладывая путь по заметенной колее, Лэд двинулся к лесу. Для людей в этот день на улице не было ничего, кроме снега, холода, порывов ветра и горького одиночества. Тренированный глаз и невероятный нюх колли находили там множество интересного — и драматичного.
Вот тут заяц пересек тропу — не ленивыми прыжками и не мелкими скачками, а животом к земле, спасая жизнь. Вот, рядом со следом перепуганного зайца, проскочила рыжая лиса. А там, где непрекращающийся снег присыпал завихрение отпечатков, погоня закончилась.
Справа под гребнем заваленной снегом канавы схоронилась горстка перепелок — они услышали медленную поступь Лэда, но не учли его безошибочного дара читать запахи. На той ели чуть впереди ястреб недавно распотрошил голубую сойку. На ветке остался клок перьев, и ветер еще не выдул запах крови. Внизу пробиралась сквозь мерзлую землю полевая мышь. Уши собаки отчетливо различали, как скребутся крохотные лапки.
Тут совсем недавно в погоне за молодым зайчиком проскочили через бурелом и голый кустарник Рекс и Волчок. Даже человеческий глаз не пропустил бы их свежие следы, но Лэд знал, какой оставила какая собака и кто из них бежал впереди.
Да, люди увидели бы здесь только белое пустое безмолвие. Лэд знал, что лес густо населен Малым лесным народцем и что днем и ночью в безмятежных на вид рощах происходят сражения, убийства и пиршества. Здесь так же, как в городе, существует напряженная жизнь, жестокая смерть, борьба, жадность и страх.
В купе хвойных деревьев взмыла ракетой серая куропатка, и ласка с раскрытой пастью осталась озадаченно смотреть ей вслед. У дупла на ветке пристроилась вихрастая сова и подслеповато мигала, выискивая добычу и надеясь на скорые сумерки.
Над головой Лэда неуклюже пролетела ворона. Ее черные лапы стали красными от крови умерщвленной овсянки. Поэт поклялся бы, что неподвижный, окутанный белым саваном лес — это храм пустоты и строгого покоя. Лэд мог бы объяснить поэту, что к чему. Природа (если заглянуть глубже) никогда не бывает пустой и никогда не знает покоя.
Когда собака очень стара, и очень тяжела, и слегка нетверда на лапу, трудно пробираться по шестнадцатидюймовому слою снега, даже если двигаться медленно и размеренно. Поэтому Лэд очень обрадовался, когда вышел на узкую тропу, проложенную работником, который в течение дня несколько раз прошел по этому участку леса в обоих направлениях. Идти по утоптанному снегу было гораздо легче, чем по целине, хотя тропка эта была такая узкая, что едва вмещала одного путника.
Все более и более напоминая пожилого сквайра, обходящего владения, Лэд трусил вперед. Наконец уши и нос сообщили ему, что два его дорогих друга Рекс и Волчок идут ему навстречу — возвращаются с охоты домой. Лэд весело завилял пушистым хвостом. Эта одинокая воскресная прогулка уже немного наскучила и утомила его. Приятное общество сейчас будет как нельзя кстати, особенно Волчок.
Рекс и Волчок не преуспели на охоте. Они вспугнули двух зайцев. Один запутал следы и сумел от них скрыться, но в погоне Рекс сильно порезал лапу об обрывок колючей проволоки, невидимый под снегом. Теперь в рваную рану самым неприятным образом набивалась снежная крупа. Второй заяц нырнул под упавшее дерево. Рекс резко сунул морду в снежный занос в поисках исчезнувшей дичи и левой ноздрей наткнулся на прятавшийся там длинный терновый шип. У собак внутренняя поверхность ноздри в сто крат чувствительней других нежных частей тела, и боль заставила большого пса оглушительно взвыть.
Когда повреждены ноздря и лапа, охота не доставляет никакого удовольствия, и сердитый, разочарованный, страдающий Рекс поковылял к дому. Волчок семенил за ним. Они, как и Лэд, наткнулись на протоптанную работником тропу и воспользовались этим более легким путем.
На повороте они — мордой к морде — столкнулись с Лэдом. Волчок заранее учуял отца, и его хвост приветственно подрагивал. Рекс с покалеченным носом ничего не чувствовал. До поворота он не знал о грядущей встрече с Лэдом, а когда увидел старого колли, то недовольно сбавил шаг. Странная возбужденность, та предвесенняя свирепость, что в последнее время обуяла Рекса, усугубилась от боли в ранах и ударила ему в голову. Он был сам не свой. Его разум помутился.
На узкой тропе двум крупным собакам не хватало места, чтобы разойтись. Одной из них придется посторониться, нырнув в глубокий снег. При обычных обстоятельствах не возникало вопроса, уступит ли Лэду дорогу любая из собак Усадьбы. Это было бы в порядке вещей, и теперь Лэд ожидал того же. Он двигался вперед все той же исполненной достоинства поступью, пока не оказался в ярде от Рекса.
А Рекс, вдвойне раздраженный болью в ранах и нервной горячкой, вдруг решил взбунтоваться. Как молодой самец любого дикого животного рано или поздно пытается занять места вожака в стае, так и в перевозбужденном Рексе вдруг разом взяли верх первобытные инстинкты.
Безо всякого предупреждения он налетел на Лэда. Его целью было горло усталого пса. Лэд же, совершенно не готовый к подобному — неслыханному! — бунту, оказался застигнут врасплох. У него не было времени даже на то, чтобы опустить морду для защиты или встать на задние лапы и встретить атаку бывшего подданного на полпути. Только что он спокойно брел навстречу двум своим верным товарищам, и вдруг девяносто фунтов налитых мощью мускулов сбили его с ног и страшные челюсти Рекса, способные расколоть говяжью кость с такой же легкостью, с какой зубы человека колют фундук, тисками сжали мягкий мех на горле старого пса.
Вздымая фонтаны снега, Лэд повалился набок; рычащий Рекс упал сверху, прижал к земле и стал рвать и терзать огромными челюстями его воротник — тот самый воротник, который Хозяйка каждый день расчесывала с любовной заботой.
В таком положении любой противник Рекса оказался бы беспомощным. Для короткошерстной собаки это означало бы верную смерть. Но природа, наградившая колли толстой шубой, чтобы защитить от холода во время их пастушьей работы среди холодных вересковых пустошей Шотландии, самым плотным сделала мех вокруг шеи.
Рекс начал бой в безумии гнева и не прицелился так точно, как сделал бы это в более уравновешенном состоянии. В яремную вену он не попал, вместо этого в его пасти оказался огромный ком волос — и больше почти ничего. А Лэд принадлежал к той породе, которая обладает самой быстрой реакцией во всем собачьем мире. Еще в падении он инстинктивно бросил корпус в сторону, чтобы хотя бы частично уклониться от прямого столкновения с Рексом, и подобрал под себя лапы.
В рывке, который потребовал напряжения всех его отвыкших от усилий мышц, Лэд сбросил с себя массивного неприятеля и попытался встать на ноги. Чтобы помешать ему, Рекс всем телом бросился на колли, снова целясь в горло. В его челюстях остались две горсти шерсти и лоскут кожи. Лэд был свободен.
Он был свободен — чтобы развернуться и стремглав бежать от неравной схватки. Но его геройское сердце не допускало побега. Он был свободен, чтобы остаться и продолжать сражение в заснеженном лесу, пока более молодой, более крупный и более сильный соперник не убьет его. А этого не мог допустить его почти человеческий ум.
Существовал один-единственный выход — один-единственный компромисс между здравым смыслом и честью. И Лэд выбрал его.
До побега он никогда не опустится. Выжить, продолжая бой в том месте, где он начался, невозможно. Значит, надежда только на то, чтобы бороться с противником, не поворачиваясь к нему спиной, и при этом продвигаться к дому. Если он доберется таким образом до такого места, откуда его увидят или услышат люди в доме, он будет спасен. До дома было целых полмили, а снег доходил ему почти до груди. Тем не менее Лэд мгновенно придумал план и привел его в действие.
Рекс избавился от набившихся в пасть волос и снова бросился на Лэда. Старый пес еще не успел как следует встать на ноги, но стратегию обороны уже продумал. Он развернулся на месте, на дюйм увернувшись от клацнувших челюстей, принял удар левым плечом и в тот же миг вонзил зубы в правую сторону морды Рекса.
Одновременно Лэд попятился на три-четыре ярда, в чем ему посодействовала инерция противника. Дом находился у него за спиной, колли не мог обернуться, чтобы уточнить направление. Тем не менее угол движения он определил безошибочно.
(И действительно, случайный прохожий, который стал свидетелем сражения, и Хозяин, который позднее тщательно изучил следы, сошлись на том, что на протяжении всей битвы Лэд ни разу не свернул с точно выбранного пути. При этом у него не было возможности проверить себя или оглядеться, и это видно по отпечаткам его лап: спиной к врагу он не поворачивался.)
Укус в правую щеку Рекса был хорош, но недостаточно. К тринадцати годам резцы у собак становятся короткими, желтоватые клыки притупляются: да и челюсть уже совсем не так мощна, как прежде. Рекс бился и вился, схваченный Лэдом, но в конце концов вырвался и вновь бросился в атаку. Теперь он хотел запрыгнуть на опущенную голову колли, чтобы достать до того уязвимого пятна на затылке, где острые зубы могут прокусить позвоночник.
Трижды прыгал Рекс, и трижды Лэд вставал на задние лапы, принимая удар крутой мохнатой грудью, успевал куснуть врага и каждый раз между атаками отступал на несколько шагов. Теперь они сошли с тропы и пробирались через глубокий снег. Для разъяренного Рекса снег не представлял серьезной помехи, но очень мешал Лэду, которому приходилось двигаться спиной вперед. Мешал ему и лишний вес, да и дыхание его было уже совсем не то, что раньше.
Под свинцовым небом и бесконечным снегопадом кружилось и клубилось это сражение. Огромные собаки становились на дыбы, сталкивались, кусали, бились о стволы деревьев, теряли равновесие и катились по снегу, вставали опять и возобновляли атаку. И неизменно Лэд умудрялся пятиться к дому, ведя отчаянный «арьергардный бой». Битва оставляла за собой изрытую, но абсолютно прямую полосу заляпанного кровью снега.
Но до чего же медленно оно продвигалось, это воинственное отступление Лэда через глубокие сугробы! И каждый шаг назад сопровождался новой атакой более мощного противника, который напирал на него и рвал ему горло и плечи! Старый пес задыхался; его когда-то неиссякаемые силы кончались. Но он продолжал бороться с неистовой яростью — с яростью умирающего короля, который не отдаст свой трон, пока жив.
В том, что касается мастерства, ума и боевого опыта, Лэд намного превосходил Рекса, но в смертной схватке от них ему было мало пользы. У собак, как и у спортсменов-борцов, наука и стратегия не могут противостоять превосходящим размеру и силе молодости. Снова и снова Лэд находил или создавал возможность для атаки. Снова и снова его слабеющие челюсти делали грамотный захват — а более молодой боец стряхивал их с себя с все большей легкостью.