Снова и снова Лэд «кромсал» врага зубами, как это делают его двоюродные братья-волки и как не делает почти ни одна собака, кроме колли. Но его выпады потеряли былую скорость и точность. Тупые клыки прокапывали только поверхностные борозды в желтоватой шкуре Рекса.
Добраться до дома живым уже почти не было надежды. Лэд наверняка понимал это. Сил у него не оставалось. Борьбу продолжали только его сердце и славное наследие предков, а не грузное, изношенное тело. В ментальном словаре Лэда никогда не было слова «сдаться». И потому — шатаясь, хватая воздух, слабея с каждой минутой — он бесстрашно бился в умирающем свете дня. Ни разу не свернул он с курса, ни разу не пытался сбежать, ни разу не подумал о капитуляции, принимая тяжкие раны и нанося легкие.
Существует много видов собачьих схваток. Две незнакомые собаки при встрече налетают друг на дружку, потому что так поступали их дикие предки. Ревнивые псы будут драться еще злее. Но самым жестоким из всех собачьих конфликтов является «смертный бой» — такое противостояние, где один или оба противника решили не отступать, где победитель будет драться до тех пор, пока не убьет соперника, а потом разорвет его тело на куски. Это признанная форма собачьего безумия.
И Рекс вел именно такой бой — не на жизнь, а на смерть, ибо он совершенно обезумел. (Кстати, «обезуметь» — это совсем не то же самое, что «взбеситься».)
Лэд снова рухнул, вероятно — в десятый раз, и опять, хотя теперь ему это удавалось ценой почти невероятных усилий, он сумел подняться и продвинуться назад на три ярда. Рекс одним прыжком догнал его, целясь покрытыми пеной и кровью челюстями в израненное горло Лэда. Колли вскочил на дыбы, чтобы блокировать атаку. Но вдруг потерял равновесие и спиной повалился в снег.
Рекс до него не дотянулся, зато дотянулся молодой Волчок.
Волчок наблюдал за битвой с растущим возбуждением, которое в конце концов прорвалось наружу. Горячо любимым сыном Лэда внезапно завладел такой же порыв, какой заставляет несмышленого школяра влезать в потасовку, которая его никак не касается.
Если бы наше повествование было выдумкой, то сейчас настал бы момент для поучительного финала: можно было бы закончить тем, что Волчок бросился на помощь своему старому родителю и тем самым спас ему жизнь. Постыдная же правда состоит в том, что Волчок ни о чем подобном и не помышлял. Рекс был для него примером, Рекс был тем забиякой, которому Волчок давно и с энтузиазмом подражал. И вот на его глазах Рекс затеял в высшей степени увлекательную стычку. Рекс сражался с маниакальной яростью, которая заразила его молодого приверженца и породила стремление принять участие в забаве.
И вот, когда Лэд поднялся на задние лапы, встречая прыжок Рекса, Волчок лохматым вихрем метнулся сбоку на старого пса и вонзился белыми зубами в мышцы бедра.
Атака с фланга опрокинула Лэда навзничь. После такого падения он уже не мог быстро подняться целым и невредимым. Он тяжело упал на спину, и оба его убийцы накинулись на его незащищенное горло и нижнюю половину тела.
Но лежащий колли — это еще не побежденный колли, как я уже, вероятно, говорил. Тридцать секунд или дольше три пса барахтались на снегу в рычащих, хрипящих, отнюдь не любящих объятьях. И каким-то чудом Лэд снова оказался на ногах.
На его шее в опасной близости к яремной вене появилась новая глубокая рана. Его живот и левый бок были изрезаны словно бритвой. Но он был на ногах. И даже в этом отчаянном положении — когда два пса вновь кинулись на него — он продвинулся еще на ярд-полтора на пути к дому.
Он мог бы продвинуться еще дальше, потому что его противники, прыгнув в один и тот же миг, столкнулись и помешали друг другу. Но старый мудрый мозг впервые затуманился, геройское сердце впервые болезненно сжалось — когда Лэд увидел, как его любимый, избалованный сын пошел против него в смертной стычке. Он не мог этого понять. Верность такая же неотъемлемая часть сущности Лэда, как и его скорбные карие глаза или узкие белые передние лапы. Из-за невероятного предательства Волчка тело и дух старого воина оцепенели.
Но секунда ошеломленного потрясения прошла быстро — слишком быстро для того, чтобы кто-то из атакующих псов успел ею воспользоваться. На смену пришел праведный гнев, который на короткое время вернул престарелому борцу молодость и силу.
С громким рыком, который разлетелся далеко по зловеще тихому лесу, Лэд молнией метнулся навстречу Рексу. Волчок, который находился ближе, бросился к горлу отца — промахнулся и кувырком покатился в сугроб. Лэд не обратил на него внимания. Он прыгнул на Рекса, в тот момент уже взвившегося в воздух. Двое встретились, и под бешеным напором Рекс упал обратно в снег.
Лэд немедленно наскочил на него сверху. Сточенные зубы нашли свою цель чуть выше яремной вены. Они вгрызались все глубже и глубже на волне краткой вспышки мощи, которая охватила старого колли.
Эта хватка едва не положила конец битве, оставив умирающего Рекса хватать последние глотки воздуха в снежном заносе. Но вскоре прилив сил Лэда иссяк. Рекс взревел подобно раненому тигру, извернулся и высвободился из челюстей противника. Старый колли, поняв, что здесь его возможности исчерпаны, попятился назад — попятился от двух противников вместо одного.
А отступать стало проще. Дело в том, что Волчок, неопытный в ратном деле, поначалу не столько помогал Рексу, сколько мешал, то и дело оказываясь на пути большого пса и срывая атаку. Если бы Волчок умел «работать в команде», то Лэда повалили бы и убили менее чем за минуту.
Но вскоре до Волчка дошло, что он сможет нанести больший ущерб, если будет держаться в стороне от своего союзника и производить собственные атаки из другой точки. После этого его участие стало более результативным. Особенно часто он прибегал к такому приему: нырял к передним лапам Лэда и пытался сломать одну из них. Этот прием колли унаследовали у предков, которым Волчок был обязан своим именем.
Несколько раз его челюсти добирались до тонких белых лап, резали и кромсали их, заставляя Лэда терять равновесие. Однажды Волчок вцепился в левую заднюю ногу и не отпускал, пока жертва не стряхнула его с себя, покатившись по снегу.
Лэд защищался от нового противника как только мог, уклоняясь от укусов или отталкивая корпусом в сторону, но ни разу он не напал на Волчка, ни разу не укусил его. (После битвы Рекс был весь покрыт ранами, на Волчке же не обнаружилось ни царапины.)
Двигаясь задом наперед, все больше уставая, старый пес продолжал сражаться. Его все чаще сбивали с ног, и подниматься ему с каждым разом было все труднее. Но как и прежде, его боевой дух не угасал, несмотря на раны и растерянность в его честном сердце из-за предательства сына.
Противники вышли из леса. Миновали пустое шоссе. Под слабеющими лапами Лэда были дорогие сердцу земли Усадьбы — Усадьбы, где тринадцать счастливых лет он был королем, где милосердно правил своими соплеменниками и преданно поклонялся и служил своим богам.
Но до дома оставалось еще четверть мили, а Лэд был уже практически мертв. Его тело превратилось в мешанину ран. Его мощь обратилась в ничто. Он не мог отдышаться. Налитые кровью глаза потускнели. Мозг отказывался работать. Потеря крови ослабила его почти в той же степени, в какой истощило огромное напряжение битвы.
И все-таки он продолжал бороться, хотя в этом уже не было никакого смысла. Его сопротивление казалось нелепым в своей бесплодности. Две другие собаки делали с ним что хотели: рвали, кусали, грызли, почти не замечая его жалких попыток отбиться. Драка превратилась в бойню. Пьяные от крови и ярости, молодые псы накинулись на него в последний раз.
И пал Лэд, беспомощный перед смертоносной лавиной, что обрушилась на него. На этот раз его тело просто отказалось исполнить суровую команду его воли. Закончена битва — славная, славная битва светлого душой паладина с могучими глупцами.
В камине гостиной уютно потрескивал огонь. За стеклом скреблись и шуршали колючие снежинки. Морозные узоры на каждом окне загораживали теплый покой от вьюжного сумеречного внешнего мира. Вой ветра — музыка для тех, кто удобно расположился под надежной крышей.
Хозяйка задремала над книгой, которую читала. Сладко посапывал Брюс перед жарким пламенем. Хозяин тем временем проснулся и в кабинете, что находился за стенкой, разбирал рыболовные снасти и чистил заржавевший охотничий нож.
Потом в завываниях вьюги настал секундный перерыв, и тут же Брюс вскочил на лапы. Сна у него как не бывало. С рычанием он подбежал к входной двери и повелительно царапнул по ней лапой. Воспитанная чистопородная собака совсем не так выражает свое желание покинуть дом. А Брюс несомненно был воспитанной чистопородной собакой.
Хозяйка решила, что, должно быть, прибыл какой-то гость, чей запах или шаг доставил псу неудовольствие. Она попросила Хозяина запереть Брюса в кабинете, дабы уберечь предполагаемого посетителя от облаивания. Неохотно — очень неохотно — Брюс выполнил команду Хозяина, и тот закрыл дверь кабинета и вышел в гостиную, все еще держа в руках наполовину вычищенный нож.
За действиями Брюса, однако, ни звонка, ни стука в дверь не последовало. Тогда Хозяйка вышла на крыльцо и огляделась. Сгущались сумерки, но было еще не настолько темно, чтобы не заметить приближения гостя, если бы таковой двигался к дому. И не настолько темно, чтобы не заметить двух собак в ста ярдах от дома, рвущих нечто, скрытое от взгляда Хозяйки в глубоком снегу. Она сразу узнала Рекса и Волчка и подумала рассеянно: вот что это они играют?
Потом она увидела, как под собаками из снега показалась голова — прекрасная голова, хотя вся израненная и окровавленная. Эта голова, подрагивая, тянулась к горлу Рекса.
— Они… они убивают Лэда! — в ужасе, не веря своим глазам, закричала Хозяйка.
Забыв о том, что на ней только тонкое платье и еще более тонкие шлепанцы, она выскочила на улицу и бросилась к трем псам. На полпути ее обогнал Хозяин, несшийся через глубокие сугробы.
Хозяйка услышала его окрик, при звуке которого Волчок испуганно, как напроказивший школьник, улизнул в сторону. Но Рекс уже зашел слишком далеко, чтобы слушаться команд. Хозяин схватил его за кожаный ошейник и отшвырнул футов на десять. В яростном исступлении Рекс бросился обратно к своей жертве. Но над ней уже стоял Хозяин. И тогда, ослепленный безумием, пес смешанной породы прыгнул на человека.
Охотничий нож Хозяина вонзился точно под левую переднюю лапу. Захрипев, словно иссякший сифон для газировки, огромная собака рассталась с жизнью — и с нашим повествованием.
Позднее у Хозяина было предостаточно времени, чтобы оплакать вынужденное убийство пса, которого он любил и который долго служил ему верой и правдой. Пока же все его помыслы были обращены к истерзанному и бесчувственному телу Лэда среди заляпанного кровью снега.
Нежно он поднял его на руки и перенес в дом. Там легкие пальцы Хозяйки занялись его ужасными ранами. Не менее тридцати шести глубоких укусов приняло старое изношенное тело. Некоторые из них оказались слишком опасными для домашнего лечения.
По телефону был призван разворчавшийся ветеринар. Только обещание тройного гонорара побудило его покинуть на ночь глядя домашний уют и преодолеть десять заснеженных миль в норовистом автомобиле.
Хозяйка держала голову Лэда у себя на коленях. Ветеринар осмотрел так и не пришедшего в сознание пса и брюзгливо сказал:
— Надо было мне остаться дома. Он уже почти мертв.
— Почти, но не мертв же! — возразил Хозяин. — Я знаю Лэда, а вы — нет. Он привык жить, а нарушать свои привычки он не любит. Не нарушит и эту, если ему помогут лучшие в штате лечение и уход. За дело!
— Нет у меня тут никакого дела, — упирался ветеринар. — Он…
— У вас тут очень важное дело, — мягко перебил его Хозяин. — Вы останетесь здесь, пока не минует опасность для жизни Лэда — даже если мне придется украсть у вас брюки и машину. Вылечите его. И если у вас получится, то счет можете выписать на облигации «Займа свободы»[11].
Два часа спустя Лэд открыл глаза. Он был обмотан пахучими бинтами и пропитан мазями. Шерсть вокруг самых опасных ран выбрили. Ослабевшее сердце поддерживали гликозидом наперстянки.
Он посмотрел на Хозяйку единственным глазом, свободным от бинтов. Приложив титанические усилия, он шевельнул хвостом — только раз. И попытался издать трубный лай, которым всегда приветствовал встречу с ней после разлуки. Попытка обернулась полным провалом.
После этого Лэд захотел рассказать Хозяйке о сражении. Очень слабо, но очень настойчиво он «заговорил». Тон его повести порой снижался до грозного рыка, когда речь заходила о боевых подвигах, а потом опять возвращался к щенячьему визгу.
Лэд славно потрудился в тот день, и хотел аплодисментов. Он много страдал, боль все еще терзала его тело, поэтому ему требовались сочувствие и ласка. В конце концов он уснул.
Только через две недели Лэд смог встать на лапы и еще через две — выйти из дому без посторонней помощи. И потом настало теплое весеннее утро, когда ветеринар объявил, что здоровью колли больше ничего не угрожает.
Пес был очень худым, очень слабым, с белоснежной мордой и с видом старого, старого человека, чье хрупкое тело поддерживается только царственным достоинством. Но он был живым.
Медленно он двинулся от своей «пещеры» под пианино к открытой входной двери. Волчок, весь месяц находившийся в черной немилости, в этот момент шел через гостиную на веранду. У порога две собаки оказались одновременно.
Очень уважительно, почти угодливо Волчок посторонился, уступая Лэду дорогу.
Его родитель прошел мимо, даже не глянув на Волчка. Но шаг Лэда сразу стал тверже и увереннее, и он высоко поднял величественную голову.
Потому что Лэд понял: он все еще король!
Послесловие
Истории о Лэде, напечатанные в разных журналах, были встречены с неожиданно теплым интересом. Ко мне стали приходить письма из Европы, от солдат и моряков, от множества детей, от мужчин и женщин со всех концов света.
Очень мало кто из авторов тех писем хвалил сами истории. Но все они хвалили Лэда, что радовало меня гораздо сильнее. И более сотни моих корреспондентов хотели знать, существовал ли Лэд на самом деле и правдивы ли все мои истории.
Возможно, вам тоже будет небезынтересно узнать о нем немного больше.
Да, Лэд — реальная собака, лучшая собака из всех, которых я встречал до сих пор. И ключевые события почти всех моих рассказов о Лэде абсолютно правдивы. Это и объясняет в значительной степени их популярность среди читателей.
После «Дня Битвы» Лэд прожил еще два с лишним года — по-прежнему доблестный духом, великий сердцем, бесконечно мудрый, по-прежнему признанный правитель Малого народца, населяющего Усадьбу.
Потом, теплым сентябрьским утром 1918 года он растянулся в самом прохладном и тенистом углу веранды, чтобы поспать. И пока он спал, его великодушное сердце тихо перестало биться. Он не ведал боли, недомоганий и прочих тягостных спутников глубокой старости. Ему выпало прожить целых шестнадцать лет, до краев наполненных счастьем и любовью.
Разумеется, такая смерть не давала оснований ни для глупого горя, охватившего нас, ни для мрачного уныния, которое заволокло Усадьбу. Это было абсолютно неуместно, если не сказать сентиментально. Признаю это без спора. Должно быть, поэт-священник Уильям Вудс, автор стихотворения «Двор поместья», познал то же горькое чувство утраты, что и мы, и отразил его в строках:
Мы похоронили Лэда в залитой солнцем лощине, бывшей его излюбленным местом отдыха под открытым небом, рядом с домом, который он так долго и доблестно охранял. Вместе с ним мы опустили в могилу его Красный крест и Синий крест — почетные награды за деньги, которые были собраны от его имени. Над его головой мы установили низкую гранитную плиту, на которой была высечена пара строк.