Макферсон передвинул бумаги юнцу, смотрящему широко открытыми глазами.
— Расчет и бумаги. Теперь убирайся.
— Так точно, да, сэр, — ответил юнец, почти бегом выходя из рубки.
Капитан усмехнулся. Почему бы и не предоставить пацану лучшую работу. Он следовал приказам, не то, что проклятый плотник, который получил то, что заслужил.
Трюма наполнены, бимсы установлены, люки задраены как следует. Утром в день отплытия команда собралась у кормового шпиля для подъема кормового якоря. Затем перешли на бак и весело запели в лад со щелкающим стоппером шпиля:
Будем песни реветь, моряки Альбиона,
Будем песни реветь над солёной волной…
Капитан Макферсон про себя подпевал им:
Чтобы выпустил чёрт на глубины канала,
Чтобы Силли надолго пропал за кормой.[11]
Ну, наконец-то они покидают этот проклятый порт. Теперь бы еще справиться с муссоном…
--- * * * ---
Приняв канат с буксирного судна «Донтлесс» и закрепив якорь на кат-балке, барк начал длинный путь вниз по могучей реке. Во время буксировки команда занялась подготовкой парусов к постановке с тем, чтобы быть готовыми к первому дуновению благоприятного бриза.
Матросы-ласкары заменили дезертировавших членов экипажа, в числе которых, как все думали, был и судовой плотник. Всё, что капитан удосужился сказать по этому поводу, было короткое — Скатертью дорога!
Прибыл лоцманский катер, и речной лоцман с помощником и слугой поднялись по шторм-трапу на палубу «Королевы Шарлоты». До Бенгальского залива была добрая сотня миль по одной из самых опасных рек в мире. Рыжеватый лоцман лет сорока имел вид серьезного и спокойного человека. Одежда его соответствовала принятой здесь для лиц его круга — белая накрахмаленная рубашка, шелковый галстук, легкий полотняный костюм. Его слуга нес зонтик, защищая своего господина от палящего солнца.
С самого первого момента прибытия на судно лоцман принялся пространно комментировать речную обстановку: про течения на фарватере, глубины на барах, которые промеряли на текущей неделе, и так далее, и тому подобное.
Капитан Макферсон стоял рядом с ним, наблюдая, как течение воды кофейно-коричневого цвета бурно напирало на ограждающие фарватер буи, стремясь сорвать их и увлечь за собой. Он не обращал внимания на болтовню лоцмана, да и вообще не очень-то жаловал их. Выскочки и щеголи по большей части. А непомерные лоцманские сборы, которых не избежать, увы… Три сотни рупий за проводку… Черт с ним, пусть болтает, пока ведет нас по извилистому фарватеру до пересечения бара в устье реки. Еще один напыщенный лоцман. Или Понтий Пилат? Капитан улыбнулся своей собственной шутке[12].
Лоцман объявил, что они подошли к участку реки под названием Гарден-Рич. Здесь Хугли превратилась в оживленную артерию со множеством дымящих приземистых пароходов, влекомых буксирами четырехмачтовых барков и других парусных судов, преодолевавших бурное течение с размеренным и величественным достоинством. При расхождении встречные суда приспускали флаги в знак приветствия. На корме «Королевы Шарлотты» второй помощник стоял на сигнальном фале, приспуская флаг в подобающий момент.
Постепенно пейзаж вокруг менялся. Повсюду роились арабские доу и туземные суденышки, минареты Калькутты уступили место зеленеющим рисовым полям с вкраплениями рощ финиковых пальм или зарослей бамбука. Макферсон праздно смотрел на топляки, которыми изобиловала река за пределами фарватера. Из воды торчали ветви деревьев, куски бревен и камней, за которыми обтекавшая их вода оставляла свой след. На топляках скапливался всякий мусор, смываемый вниз течением — обрывки одежки, растения, сучья, остатки разбитых лодок и прочие отходы.
Внезапно Макферсон узрел что-то среди топляков. Очертания были смутно видны на фоне бликов солнца и испарений, но капитан узнал его. Это было тело Стружки, зацепившееся за топляк, с вытянутой в сторону убийцы рукой. Макферсон, побелев, крепко схватился за релинг квартердека, вполголоса произнес:
— Прочь, ублюдок. Прочь от меня!
Лоцман повернулся к нему:
— Вы что-то сказали, капитан?
— Нет, ничего, — резко ответил Макферсон, не отрывая глаз от фигуры на реке.
По мере продвижения вниз по реке то, что чудилось телом, оказалось обломком дерева с одной обломанной ветвью, напоминающей протянутую руку. Макферсон отвернулся с отвращением и одновременно с облегчением.
Так они дошли до отмелей Джеймс и Мэри — отмелей, которые постоянно меняли свое положение на дне моря, подобно облакам в небе. Вода кипела и пенилась над ними, и не было видно следов безопасного прохода между ними.
Лоцман достал из своего багажа грифельные доски, и его помощник побежал на бак с одной из них. Вода пенилась и бурлила вокруг них, лоцман вертел головой, высматривая сигналы с береговой семафорной станции, которые передавали актуальную информацию о положении прохода среди мели. Он писал на доске курс, которым необходимо было следовать в данный момент, и поднимал её так, чтобы помощник на баке мог видеть и передать данные на буксир. С помощью коротких команд рулевому и надписей мелом он вел буксир и «Королеву Шарлотту» среди сердито вздыбившихся волн и водоворотов, окружавших их со всех сторон.
Капитан Макферсон был спокоен. Именно за это лоцману платили хорошие деньги, а его дело — стоять в стороне и не мешать лоцману отрабатывать их. Взор капитана скользил по бушующим вокруг волнам. Несколько раз ему привиделось лицо плотника в возникающих тут и там водоворотах. Каждый образовавшийся водоворот превращался в лицо — лицо Стружки, скалящееся, вопящее и, что хуже всего, смеющееся над ним из глубин речной воды. Каждый раз, когда капитан всматривался внимательно, лицо исчезало или проплывало мимо борта по мере их продвижения.
Макферсон вытащил носовой платок и промокнул лоб. Только сейчас он заметил, что вспотел так, что вся рубашка промокла. Когда ужасающие мели были пройдены, он перевел дыхание и перевел взгляд на ставшие спокойными воды.
Наконец они достигли местечка Дайэмонд-Харбор — якорной стоянки в сорока милях ниже по течению, которой пользовались торговые суда еще во времена Ост-Индской компании. Здесь река расширялась, и течение было довольно плавным. С берега к ним направился лоцманский катер. Произошел обмен пустыми, но требуемыми этикетом условностями: капитан поблагодарил лоцмана за мастерство, проявленное при проводке, а тот, в свою очередь, пожелал попутного ветра и семь футов под килем. Затем лоцман с помощниками сошел на лоцманский катер и убыл на берег, где будет поджидать заказа на лоцманскую проводку вверх по реке.
С этого момента капитан обрел полную свободу действий. На пути к выходу в открытые воды Бенгальского залива существовали определенные сложности и риски, но капитан Макферсон позволил себе расслабиться — благо, что все узкости и водовороты остались позади. Уже спускаясь к себе в каюту, он вдруг увидел в воде белое тело. Он уставился на него как завороженный, но вскоре понял, что видит перед собой спину речного дельфина-белобочку.
--- * * * ---
После четырех дней спокойного плавания по Бенгальскому заливу при попутном северном ветре настал штиль, сопровождаемый усиливавшейся мертвой зыбью. На юго-востоке появилась стена сердитых синих и черных туч, быстро растущая и заполняющая всё большую часть небосвода. За короткий промежуток времени темные тучи нависли над судном, окутывая высокие мачты как руки какого-то злобного демона.
Старпом Джонстон прокричал команду:
— Все наверх! Бом-брамселя и брамселя убирать, марселя рифить!
Матросы в беспорядке кинулись на палубу и карабкались по вантам, более напуганные мрачными тучами, чем понуканиями офицеров. В то время, как матросы на палубе отдавали шкоты, тянули гордени и гитовы, их сослуживцы на реях соревновались с надвигавшимся потопом, подбирая и свертывая паруса. Даже с уменьшенной парусностью «Королева Шарлотта» при внезапном порыве ветра накренилась так, что подветренный борт ушел под воду. Марсовые хватались за первые попавшиеся под руку концы, карабкались по вантам в поисках убежища, а те из них, которые находились на подветренной стороне, буквально плавали, так как ноки нижних реев погрузились в кипящую воду.
Такелаж под напором ветра отзывался дикой какофонией звуков — от зловеще-низкого тона штагов до пронзительно-сумасшедшего визга вант. Медленно, очень медленно судно приводилось к ветру, принимая на борт тяжелую массу морской воды, которая прокатывалась по палубе зеленой волной и разбивалась о срез квартердека, так что матросам внизу приходилось не легче. Подчиняясь охрипшим глоткам помощников капитана, они отчаянно тянули брасы, разворачивая реи под острым углом к ветру так, чтобы не обстенить паруса и избежать смертельного останавливающего удара.
Матрос, спускавшийся с верхнего марса-рея, не смог удержаться и был унесен ветром со вскриком, потонувшем в рёве бури. Капитан Макферсон, крепко держась за ванты бизань-мачты, провожал взглядом его тело, кувыркавшееся как лист под порывом бриза, до тех пор, пока оно не упало в бушующее море. Подбежал старпом и спросил:
— Спускаем шлюпку, сэр?
Капитан хмуро прокричал в ответ:
— С ним покончено. Нет смысла рисковать шлюпкой ради подобного типа.
А затем начался ливень — скорее стена воды, падающей с оглушительным грохотом. Этот муссон был не обычным дождливым штормом, а непрекращающимся водопадом, несомым на неутомимых крыльях ветра. «Королева Шарлотта», идя в крутой бейдевинд, медленно, с трудом продвигалась на юго-запад. В течение этих бесконечных дней она казалась не парусником, а, скорее, полузатопленной скалой, омываемой волнами и неистовым ливнем. Капитан не покидал палубу ни днем, ни ночью. Привязавшись к вантам бизань-мачты, он твердо решил противостоять буре до конца. Однако, изнеможение и жестокий ветер в конце концов погнали его вниз.
Но и в своей каюте Макферсон не нашел покоя. Вой ветра проникал в помещение, а ливень молотил со всей силы по палубе над его головой. Для поднятия духа капитан решил обратиться к бутылке джина. После второго стаканчика он почувствовал себя лучше, а четвертый привел его в хорошее настроение.
Вдруг сквозь шум ветра и дождя он услышал звук падающих капель. Кап, кап, кап, кап… Световой люк, проклятый световой люк снова протекал. В Калькутте капитан нанял берегового плотника, который завершил работу, недоделанную этим проклятым Стружкой. Перед отходом люк был в полном порядке, но теперь он снова протекал.
Капитан пригляделся внимательней и, к его ужасу, понял, что из люка капала не вода. Капли были темно-красного цвета. Это была кровь.
Ужас и нарастающий гнев переполняли Макферсона. Он показал этому бестолковому бастарду, что значит игнорировать приказы вышестоящего офицера. Тот получил по заслугам, но теперь сукин сын снова вернулся и капал своей кровью через световой люк.
При мерцающем свете лампы капитан увидел на переборке тень человека. Отуманенный алкоголем мозг не сообразил, что она может быть его собственной тенью. Нет, он был уверен, он знал, чья это тень. Чертов плотник желал увольнения на берег, но теперь отказывался покинуть борт судна.
— Пошел прочь! Убирайся! Будь ты проклят! — завопил капитан.
С этим криком он бросился на тень, но как только он двинулся, та отпрыгнула, переместившись на входную дверь каюты. Охваченный слепой яростью, Макферсон рванулся вперед и в выгородке сходного трапа схватил пожарный топор. С воем, пересиливавшим шум ветра и потоков дождя, он вбежал на квартердек:
— Стружка, отродье содомита! Я доберусь до тебя, трусливый ублюдок!
Он стоял, шатаясь, на палубе, ослепленный сильным ветром и неистовым ливнем, и боролся со своим невидимым врагом, размахивая крепко сжатым в обеих руках топором, выкрикивая проклятия громовым голосом, перекрывавшим завывания шторма. Внезапное появление зловещей фигуры с топором в руках поразило двух рулевых, с трудом удерживавших судно на заданном курсе — нелегкая работа во время шторма. Зазевавшись, они позволили судну рыскнуть на ветер, и огромная волна обрушилась на кормовую палубу. Рулевые, спасая свою жизнь, крепко вцепились в штурвал, и плотная стена темной воды пронеслась через них. Когда судно выпрямилось и рулевые открыли глаза, палуба была пуста. Капитан исчез.
Когда судно привелось к ветру, фор-марсель обстенился[13] и с оглушительным треском, похожим на пушечный выстрел, порвался в клочья. «Шарлотта» содрогнулась от киля до клотика, мачты и такелаж застонали в агонии. Старпом бросил взгляд вверх, удивленно увидев, что мачты выстояли. Грот-марсель развевался по ветру, стегая парусиной и порванными шкотами все вокруг. Судно набрало задний ход.
Джонстон заорал рулевым:
— Право на борт!
Те навалились что есть сил на аварийные румпель-тали, стараясь повернуть перо руля до упора. Сам старпом бросился на бак, придерживаясь за предохранительный линь. Там у носового шпиля уже собралась группа матросов, пытавшихся изменением положения стакселей помочь уваливанию судна под ветер. Наконец, это удалось, оставшиеся паруса забрали ветер и «Королева Шарлотта» легла на прежний курс, тяжело раскачиваясь на волнении.
Утомленный старпом пробрался на корму. Когда он достиг квартердека, один из рулевых окликнул его:
— Капитан упал за борт. Будем ложиться в дрейф?
Мистер Джонстон вгляделся в бушующую темень, покачал головой и крикнул в ответ:
— Он потерян!
Хотел добавить — «скатертью дорога», но это было бы лишним.
Когда он, сменившись, спустился вниз, то увидел стюарда-ласкара, мывшего палубу в капитанской каюте. Вода в ведре была темно-красного цвета.
— Калькуттская пыль, не так ли? Пролезет в любую щель. Любую. Доски рассыхаются от жары, и пыль забивается между ними… Пока не придет дождь, — пожал он плечами.
--- * * * ---
«Королева Шарлотта» еще две недели боролась с муссоном, пока не ослабла его хватка. За время непрерывных дождей фрамуга светового люка разбухла, и течь прекратилась. Больше он ни разу не протекал во время остального рейса, который проходил далее вполне успешно.