обращаясь к Олегу:
- Поехали.
Водитель с готовностью поспешил к машине. "Девятка" так резво дала
задний ход, что братки еле успели отпрыгнуть на тротуар. До самого
управления милиции Олег молчал и когда они остановились у трехэтажного
здания, возле которого были припаркованы автомобили с милицейскими
номерами, спросил:
- Ну, ты, Серый, даешь. Что ты им показал?
- Визитку одного авторитета. Поезжай в редакцию, назад сам доберусь.
Начальница пресс-центра, выслушав душещипательный рассказ
журналиста о причине его опоздания, сочувственно изрекла:
- Житья не стало от этих уродов и куда только милиция смотрит.
Сообразив, что сморозила глупость, улыбнулась и сказала:
- Сейчас посмотрю, на месте ли Лепихов.
Нина Павловна отсутствовала недолго. Вернувшись, хитро подмигнула и
пояснила:
- Времени у него, как всегда в обрез, но поговорить с вами согласился.
Кабинет номер шесть.
Лепихов сидел за столом и по телефону распекал подчиненного.
- Ты своей жене басни рассказывай, - сузив раскосые глаза, доставшиеся,
вероятно, от кривоногих потомков Чингисхана, басил в трубку Андрей
Виленович. - С каких это пор стал таким законником? Реляцию прокурора
ему, бляха муха, подавай. Имей в виду, если не заарканишь Хавича, я тебе
такую красивую реляцию выпишу, что мозги мигом прочистятся.
Он жестом указал журналисту на стул, продолжая допытываться у
собеседника, почему тот отпустил какого-то Хавича. Сергей с любопытством
разглядывал начальника угро, с которым раньше встречался только на
брифингах. Судя по всему, Андрей Виленович относился к пишущей братии
примерно так же, как командировочный люд к тараканам и клопам. На
брифингах Лепихов обычно сухо зачитывал официальное сообщение, после
чего удалялся, не обращая внимания на уточняющие вопросы журналистов,
оставляя им на растерзание начальника пресс-службы.
Лепихов милицейскую форму принципиально не носил, отдавая
предпочтение отечественным неказистым костюмам. Был он костист,
длиннорук и неулыбчив, за что и получил язвительное прозвище Орангутанг.
Закончив разговор, Лепихов бросил трубку, и устало произнес, обращаясь к
Куропяткину.
- Читаю ваши статьи, хлестко излагаете, хотя по отношению к нам иногда
перегибаете палку. Не подумайте, что честь мундира защищаю. Что греха
таить, мусора у нас в исконно смысле этого слова предостаточно, только не
всегда его выгребать позволяют. Вы вот меня Орангутангом прозвали, -
сменил тему Лепихов и испытующе уставился на Куропяткина.
Журналист, смешавшись, покраснел, будто сам придумал оскорбительную
кличку.
- Я не в обиде. В переводе с одного из африканских языков орангутанг
означает "человек из джунглей". Пишущая братия на меня дуется - общаться
не желаю. Доверие - штука тонкая, его заслужить надо. Пару лет назад один
из ваших, не буду называть имя, пообещал выдать в эфир строго
дозированную информацию, а вместо этого растрезвонил о том, о чем ни в
коем случае не должны были знать преступники. В результате погиб наш
сотрудник, кстати, отец двоих детей. Если не ошибаюсь, это вы однажды
написали о Звере хвалебный очерк.
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Куропяткин, начавший
привыкать к внезапным поворотам беседы, не сразу понял, о ком идет
речь.
- Зверь? Кто такой?
- Вы его хорошо знаете, - усмехнулся Андрей Виленович. - Я имею в виду
Семена Диомидова. Пойдемте, схемку покажу.
Встав с кресла, Лепихов жестом пригласил журналиста в соседнюю
комнату. Куропяткин вошел вслед за начальником угро в помещение, не
имевшее не только окон, но и мебели, за исключением куцего стола, на
котором стоял телефон времен взятия Зимнего дворца. Лепихов подошел к
стене, закрытой занавеской из плотной ткани, прикрепленной к алюминиевой
трубке с помощью обычных зажимов "крокодил", и рывком отдернул ее. К
стене был пришпилен кнопками большущий лист ватмана, испещренный
квадратиками и стрелками. Поверх листа крупными буквами было написано:
"Организованная преступная группировка "Минотавр". В центре схемы в
красном квадрате значился главарь: "Константин Васильевич Цыганков
(Циклоп)". Чуть ниже более мелкими буквами были написаны его домашний
адрес и телефон. Правее красовался квадратик с надписью: "Семен
Ефимович Диомидов (Зверь)". Более подробно ознакомиться со схемой
Лепихов журналисту не позволил - решительно задернул занавеску, однако
Куропяткин успел заметить, что квадратиков с внесенными в них фамилиями
было около сотни. Стрелки на схеме, как он догадался, означали
подчиненность бандитов или их связи. Сергей, конечно, не раз слышал, что
подручные Циклопа - страшная сила и на их счету куча трупов, однако
только сейчас убедился, насколько разветвлена и многочисленна эта
группировка, напоминающая по своей структуре натуральное воинское
подразделение.
Лепихов, довольный произведенным эффектом, вернулся в кабинет и,
усевшись за стол, закурил. Он молчал, давая возможность журналисту
переварить увиденное. Когда зазвонил телефон, Андрей Виленович, сняв
трубку и выслушав собеседника, коротко ответил: "Позже позвони" и
вопросительно посмотрел на журналиста.
- У вас наверняка возник вопрос: "Коль милиция так хорошо осведомлена о
Циклопе и его подельниках, то почему они до сих пор на свободе?". Вопрос
правильный. Проблема в том, что люди в красных квадратиках на схеме пока
что недосягаемы, причем по независящим от нас причинам. Видели, как
передвигается стреноженная лошадь? Если не снять с нее путы, то далеко не
ускачет. Маленький пример. Взяли мои сотрудники некоего Хавича, полный
отморозок между прочим, объявленный в России в розыск. А прокурор
санкцию на арест не дал, вот и пришлось его отпустить. Кстати, Хавич не зря
в наш город заглянул, у него давние связи с Циклопом. Вот так и работаем, -
мрачно заключил Лепихов.
Пока он жадно курил, Куропяткин размышлял. Напрасно радовался, когда
Нина Павловна объявила об этой встрече. Ясно, что разоткровенничался
Лепихов не зря - что-то нужно от журналиста.
- Вас, наверное, интересует, почему вашего бывшего школьного приятеля
Зверем зовут, - нарушил молчание Лепихов, стряхнув пепел. - В
"Минотавре" функционирует хорошо отлаженная служба безопасности,
заведует которой Альберт Адонц. Бывший полковник МВД между прочим.
Сам он руки в крови не пачкает, да ему это и ни к чему. У него под рукой
Диомидов, любимое оружие которого - пистолет ТТ. Главным образом
потому, что их на военных складах полно и раздобыть новый раз плюнуть.
Да и по кучности стрельбы "Макаров" с ним и рядом не валяется. А Зверь -
парень осторожный и засвеченным стволом не пользуется. Тактика у него
простая, но верная: завалил выстрелом в голову заказанное лицо, а ствол
сбросил.
- Честно говоря, не понимаю, куда вы клоните. Хотите, чтобы я поближе
сошелся с Диомидовым?
- Нанимать вас в соглядатаи, извините за резкость, никто не собирается.
Наша проблема - тотальное отсутствие профессионалов в области массовой
информации. Наша ведомственная газетенка - отрыжка прошлого. Лично
мне нужен журналист, который бы дружил с мозгами, самостоятельно
фильтровал информацию и не подставлял ни милицию, ни газету. Предлагаю
такой вариант сотрудничества: вы указываете номер факса, наша пресс-
служба сбрасывает вам сообщения под вашу личную ответственность, а
далее распоряжаетесь полученной информацией, как вздумается. Если я
сочту, что вы нарушили соглашение, не взыщите - оно автоматически
аннулируется.
- А последствия?
- Да никаких, эксклюзивный канал закроется, только и всего.
- То есть предлагаете играть втемную? Сбросили дезу, а отвечать будут
солидарно автор публикации и редакция?
- Я заинтересован в сотрудничестве на долговременной основе. Впрочем,
вам решать.
Сергей встал и направился к двери, но что-то его остановило.
- А как бы вы поступили на моем месте? - обернувшись, спросил он с
вызовом.
- Я бы от такого предложения не отказался, тем более, что второго раза не
будет.
В преимуществе нового статуса Куропяткин убедился через несколько дней
после встречи с Лепиховым. В лесополосе за городом обнаружили сгоревшие
дотла "Жигули", в багажнике которых покоилось три трупа. Официальный
текст милицейской пресс-службы оригинальностью не блистал: обычная
бандитская разборка. Куропяткин в раздражении смял бумажку и швырнул в
мусорную корзину. В этот момент факс, стоявший на автомате, снова
пискнул, из его чрева выползло сообщение без подписи: "Как нам удалось
выяснить из вызывающих доверие источников, трое погибших (клички
Мотыль, Зубан и Ряха) неоднократно упоминались в оперативных сводках в
связи с вооруженными нападениями. Вскрытие показало, что жертвы были
расстреляны из автоматического оружия калибра семь шестьдесят два
миллиметра. Не исключено, что их пытали, о чем свидетельствуют
прижизненные травмы на руках и ногах, нанесенные тупым металлическим
предметом. По мнению экспертов, убийство произошло примерно за два часа
до того, как машину подожгли. Отсутствие в крови убитых алкоголя наводит
на мысль, что это не обычная бандитская разборка, а демонстративная
ликвидация отработанного материала".
Это был совсем другой коленкор. В такой упаковке информация тянула на
эксклюзив. А вечерний блок новостей на "ТВ-Профи", когда Муха с
перекосившимся от желчи лицом ссылалась на "Ведомости", едва не вышиб
слезу умиления у хозяина газеты, который после увиденного вдвое повысил
Сергею зарплату.
Лепихов, вероятно, проникся доверием к Куропяткину. Факс журчал с
завидной регулярностью. И надо же - по закону подлости материал о самом
начальнике угро вышел с дурацким ляпом! В принципе, ни одна газета не
может избежать всяческих досадных ошибок и опечаток. Известный закон
публикаций Джоунса гласит: "При подготовке номера в него всегда
вкрадывается несколько ошибок, которые никто не заметит". Джоунс прав,
но горькая правда в том, что некоторые опечатки кардинально меняют жизнь
автора статьи.
Домой Сергей вернулся удрученный. Когда вошел в квартиру, Марина
ошарашила еще одной новостью.
- Тут тебя какой-то Краб домогается. Дважды звонил, хочет с тобой о чем-
то переговорить.
- Что за Краб? - удивился Куропяткин.
- Тебе лучше знать, - пожала плечами жена. - Сказал, ты его знаешь. Обещал
перезвонить.
Иващенко
Сидя в стареньком скрипучем кресле, расшатанные ножки которого давно
бы отвалились, если бы их не перетянули крест-накрест бечевкой, Настя
рыдала сладко и самозабвенно, как умеют плакать только маленькие дети и
старики. Когда зазвонил телефон, она вздрогнула и непроизвольно
откинулась на спину, в результате чего кресло с противным скрежетом
рухнуло на пол, увлекая плаксу за собой. Ударившись локтем о паркет, Настя
взвизгнула от резкой боли, пронзившей руку, вскочила на ноги и, горестно
подвывая, побрела в прихожую, где надрывался проклятый телефон.
- Алло, Настюха, это ты? - раздался в трубке возбужденный голос подруги
Ольги.
Этот простенький вопрос, на который Настя вчера, вероятно, не обратила бы
внимания, потому что Ольга не могла похвастать ни умом, ни смекалкой,
настолько ее обозлил, что она выпалила "Коза драная!" и швырнула трубку
на рычаг.
Не успела отойти от аппарата, как тот снова ожил.
- Не поняла, - невозмутимо поинтересовалась Ольга. - Это о ком?
- А ты как думаешь?
- Было бы из-за чего переживать, этот козел и ноготка твоего не стоит.
Таких мужиков как грязи, имя им - легион.
- А ты откуда знаешь, что Олег ушел?
- Здрасьте! - возмутилась Ольга. - Баба Клава разве тебе не звонила?
Прижав трубку к уху, Настя медленно опустилась на пол. Бабу Клаву,
жившую в однокомнатной квартире в третьем подъезде, называли
Штирлицем, потому что она первой узнавала все горячие новости и,
обзванивая знакомых, щедро делилась добытой информацией.
- Не звонила, - с тихой обреченностью произнесла Настя.
- За нею не заржавеет, - пообещала подруга. - Твой обормот цельный
грузовик подогнал вместе с грузчиками. Баба Клава сказывала, что они часа
полтора всякий скарб таскали. Всю квартиру, поди, до донышка выскреб,
крохобор?
Настя и сама не могла уразуметь, что ее больше обидело: внезапный съезд
мужа с квартиры или хамская экспроприация мебели, включая купленную
вскладчину. Он оставил только дурацкое кресло и видавший виды диван.
Однако обсуждать эту тему с подругой Настя не желала: боль была
настолько остра и пронзительна, что никаких сил на разговоры не осталось.
- Слушай, а он хотя бы кухню оставил?
- Понятия не имею. Я туда еще не заглядывала.
- Так сходи, - потребовала подруга. - А я пока на линии повишу.
Настя давно смирилась, что Ольга с грацией носорога постоянно
вмешивается в ее личную жизнь. Хоть и говорят, что любопытство не порок,
но любая дотошность должна иметь границы. Когда Настя задавала Ольге
какой-нибудь каверзный вопрос, та замыкалась, как ракушка, и поспешно
переводила беседу в другое русло, но сама почему-то считала, что подруга
должна отчитываться перед ней как на духу.
Настя проковыляла на кухню и озадачилась: древний обшарпанный
гарнитур "Миди", от которого она давно хотела избавиться, никуда не делся,
зато прожорливый, как советский военно-промышленный комплекс,
холодильник "Донбасс" улетучился. Аппарат сжирал больше электричества,
чем производил холода, и при этом через каждые полгода ломался. Она
давно предлагала мужу поменять его на современную модель, но тот
напоминал глухаря на токовище: зачем избавляться от старой советской
техники, если она работает. Не позарился он и на газовую плиту, что,
впрочем, неудивительно: агрегат сработали лет через десять после окончания
войны, за долгие годы эксплуатации он оброс изрядной коркой жира, которая
оказалась не по зубам даже самым лютым чистящим средствам.
Настя присела на стульчик и призадумалась. Первое, чем займется в
ближайшее время - поищет приемлемый холодильник. Это даже хорошо, что
Олег избавил ее от старья. В Италии народ вообще выкидывает древнюю
мебель на улицу. Заодно надо переклеить обои, а то квартира в бомжатник
превратилась. "Как был ты дураком, так им и остался, - мысленно обратилась
она к теперь уже бывшему супружнику, - вот и мучайся теперь со своим
хламом". Вернувшись к трубке, Настя предложила:
- А давай-ка, подруга, подваливай ко мне, только по пути выпивки прикупи
- обмоем начало новой жизни.
- Вот это по-нашему, - обрадовалась Ольга. - И никаких соплей. Жди, скоро
буду.
Повесив трубку, Настя вернулась на кухню. Ясный пень, Ольга прихватит с
собой своего благоверного. Трофим по натуре бирюк, из него каждое слово
раскаленным паяльником нужно вытаскивать, но это дельное качество с
лихвой перекрывалось другим совершенно бесполезным, и даже вредным,
учитывая нынешние затруднения Насти, обстоятельством - уж больно