— Если знаешь, почему тогда ведешь себя, как муд… Как бука? — жена тенью проскользнула следом. — Боишься, что обратно в Младов не отпущу?
— Вроде того…
Вера вздохнула, словно смиряясь с чем-то очень неприятным.
— Ладно, хорош придуриваться. Ты ведь таким своим поведением ничего хорошего не добьешься. Мы только рассоримся еще больше.
— Я не хочу, чтобы мы ссорились, — осторожно ответил я, опасаясь подвоха.
— Тогда не придуривайся. Я и так давно все поняла. Твой Младов уже седины мне изрядно прибавил. Снова сокровища, снова тайны. Снова ты куда-то влез. У меня не муж, а какой-то шкодливый подросток. Я замужем за ребенком! Но лучше я все узнаю от тебя, чем из новостей.
Она была права на все сто, но я все равно боялся. Не хотел, чтобы она… Чтобы она… Черт, даже не знаю, чего бы я не хотел! Но на всякий случай переспросил:
— Ты уверена, что мне нечего опасаться?
— Уверена, — подтвердила Вера. — Ты ведь еще не забыл, что когда-то давным-давно мы обещали друг другу решать все проблемы вместе? Вот давай и будем решать, отпускать тебя обратно или нет. Я понимаю, ты все равно поедешь. Но мне будет спокойнее, если ты скажешь, что тебя там ждет. Колись, что за новая напасть.
И я «раскололся».
Слухи о планируемой новой акции громобоев впервые донеслись до меня лишь вечером в четверг, однако на следующее утро выяснилось, что они, эти самые слухи, каким-то невероятным образом уже успели проникнуть чуть ли не в каждый дом. А укрепившись в умах младовчан, они стали основной темой для разговоров. Куда бы я ни пошел, где бы ни появился — везде одно и то же. И в школе, и в библиотеке, и даже в очереди в магазине только и было пересудов, что о новой дьявольской субботе. Люди гадали, что же произойдет на этот раз, делились предположениями, строили гипотезы одна чуднее другой. Но все твердо сходились в едином: эти выходные проводят дома, на улицу — ни ногой. Хватило ужасов двухнедельной давности. Конечно, шли речи и о создании ополчения, и о народных дружинах, но о подобных вещах говорили как-то вскользь, по принципу «вот было бы хорошо, если бы…» Поэтому у меня сложилось твердое ощущение, что в субботу улицы Младова будут такими же безлюдными, как безлюдны они в Припяти последние лет двадцать. Страх есть страх, и едва ли найдется много желающих добровольно рисковать своим здоровьем.
Так или иначе, к пятнице слухи достигли немыслимых размахов, практически перерастя в массовую истерию. Трудно даже представить, на что способна человеческая мысль, пущенная на самотек. Особенно если мысль эта сварена в общем котле и совместными усилиями обильно пересолена. Даже не верилось, что вполне адекватные и образованные люди, многих из которых я знал лично, могли нести подобный кислотный бред. Поговаривали о терактах, о газовых атаках («как в Токио»), о захвате города («как в третьем Бэтмене»). Кто-то даже вслух (!!!) рассуждал о том, что неплохо было бы найти супергероя, который встал бы на защиту простых жителей. Как вам такой поворот сюжета? Уж не знаю, был ли тот малый завсегдатаем заведения, в котором работал один мой знакомый по фамилии Еремицкий, но сие я слышал лично, собственными ушами. И данные тезисы даже находили поддержку у сограждан в очереди к кассе. Сограждане, видимо, все поголовно сбежали из дурки. Но, несмотря на воззвания и надежды обывателей, к вечеру супергерой в Младове так и не объявился, что лично меня, если честно, не очень-то и расстроило. Зато сам я, проникнувшись серьезностью ситуации, решил не затягивать с заточкой лыж, а потому перенес свой отъезд в столицу на вечер пятницы. Сразу после уроков решил свалить, короче.
Пятничный факультатив больше походил на открытую лекцию по синтезу алифатических аминокислот на факультете театрального искусства. Детишки слушали невнимательно (а точнее вообще не слушали), нервничали, шушукались между собой. То и дело приходилось прерываться на полуслове и утихомиривать особо непоседливых. Толку — ноль. Всем было абсолютно плевать на урок. Ну, ладно, почти всем: кое-кто таки вел конспект. Глазунова не было, Сливко и еще двоих — тоже. Отсутствие близких к рядам громобоев людей повышало градус царившего напряжения. Яна сидела тихо, как мышка, в мою сторону вообще не смотрела, лишь старательно записывала все продиктованное — только кончик ручки мелькал в воздухе. Мальчишки косились в ее сторону и тихонько посмеивались.
В перерыве между уроками ко мне подошел Сомов и, выяснив, что я уезжаю из города, на полном серьезе попросил взять его вместе с мамой и сестрой с собой в Москву.
— У меня сеструха в прошлый раз на улице наподдала одному из них по шарам. Да приставал он к ней, хотел полапать, а она у меня тхэквондистка. Я боюсь, не пришли бы мстить… Я серьезно, Филипп Анатольевич, возьмите нас! Или, хотя бы, одного меня…
Еле удалось от него отвязаться.
Вообще многие мне завидовали. «Валишь? Ну, везунчик, есть куда…» — подобную фразу я слышал с интервалом примерно раз в полчаса, если не чаще. Кто-то из учителей даже высказал (точнее перестал скрывать) свою неприязнь: когда я выходил из учительской, в спину полетели ехидные пожелания подольше не возвращаться из «тепленькой столицы». Такая вот, блин, местная интеллигенция. К концу дня я стал опасаться за свою «Пенелопу» — не подгадил бы на дорожку кто-нибудь из «доброжелателей». Но обошлось.
Зато теперь я места себе не находил. Как оно там всё без меня? Может, уже что-нибудь случилось? Я, даже будучи в Младове, едва ли смог бы повлиять на происходящее, но полная неизвестность была еще хуже. Что задумали громобои? Удалось ли им задуманное? Есть ли пострадавшие? А вдруг под удар попал кто-нибудь из моих знакомых? Кто? Женя? Яна? Сонечка? Елена? А может быть, капитан Лоенко? Хотя, его не жалко: пусть из моего пистолета от хулиганов отбивается, гад четырехзвездочный.
— Какой ты желчный… — дослушав мой рассказ, Вера оперативно пресекла последовавший вслед за ним поток жалоб и заочных оскорблений. — Подумаешь, отобрали игрушку. Давно пора было. Я вообще порой жалела, что Андрей подарил тебе этот пугач.
— Надо будет купить новый, — в продолжение своих мыслей прошептал я, а вслух сказал: — Ладно, бог с ним, с травматом. А по делу что скажешь?
— По делу скажу, что тебя все это не касается. Точка. Но… — тут она заметила мое изменившееся лицо и поспешила сгладить углы. — Если ты так уж хочешь быть в курсе событий, что мешает тебе включить телевизор и убедиться, что все в порядке? Или хотя бы позвонить?
— Кому позвонить?
— Да кому угодно! Хоть доктору твоему. Из всех жителей этого городка, с которыми ты успел познакомиться, он кажется мне самым нормальным. По крайней мере, исходя из твоих рассказов.
— Ну, как адекватный… — усомнился я. — Иногда он говорит странные вещи…
Но пальцы уже вбивали в поисковик телефонного справочника короткое слово из трех букв: «Лев».
— На проводе, — раздался в трубке глуховатый баритон. — Филипп, тебе чего? Если хочешь узнать, как у меня дела, то я жив-здоров, но немножко занят. Чем занят, спросишь ты? Нашим с недавних пор общим другом. Который снова умудрился провалиться под лед. Правда, у самого берега и лишь по колено.
— Ух ты… — сам не слыша себя, обрадовался я. — Это здорово! В смысле, здорово, что лишь по колено! И что у тебя все хорошо. А на улице как?
— На улице летом метет метель. А сейчас январь и… Тоже метет. Немного. Так что сидим дома.
— То есть, все тихо?
— Тихо-тихо. Как в морге на пасху. Кто помер — так сразу в рай.
— Спасибо, успокоил…
— Пожалуйста. Всё, я ушел. Пока, всадник с чашей Грааля на линии электропередач.
— Пока, пока.
Нормальный такой дядька, ага. Вообще никаких отклонений.
— Доволен? — Вера забрала у меня телефон. — Ничего в твоем Младове не происходит.
— Да… — я немного растерянно почесал затылок. — Действительно ничего не происходит. И это напрягает еще больше.
— О господи! — трубка хлопнулась на стол в каком-то сантиметре от моей руки. — Лазарев, тебе к психиатру пора! Ты из любой ситуации вывернешь все так, как тебе удобно. А удобно тебе, чтобы все было неспокойно. Семьсот лет стоял твой Младов без тебя. И еще столько же простоит. А если ты не угомонишься, то клянусь, я завтра же отвезу тебя в больницу.
— Завтра воскресенье, — слабо запротестовал я, почувствовав, что запахло жареным. — В воскресенье врачи не работают.
— Я отвезу тебя в платную клинику, — пригрозила жена. За твой счет. Может, хоть это на тебя подействует. Ей-богу, достал уже!
Так мы и провели остаток дня во взаимных переругиваниях и перегавкиваниях. Устали, словно и вправду на коньках откатались несколько часов кряду. Но в перерывах между «разборками» я таки поглядывал в интернет: вдруг что-нибудь случилось.
Но все было тихо.
Вечером Вера выгнала меня с собакой в парк, велев раньше, чем через полтора часа не возвращаться. Вот и славно. Успею немного успокоиться, привести мысли в порядок. И остыть. Ох, и устал я от этих бесконечных измышлений. Не голова, а чугунный котел какой-то. Мысли одни и те же, плавают себе по кругу, только ложкой помешивай… И хоть бы какое-нибудь прояснение!
А ведь вправду: чего я так завелся? Как-то же крутилась жизнь в городке без моего участия. И местные уживались со громобоями, и громобои сильно не борзели. Пока не всплыла эта находка полтора месяца тому: тут все с цепей и посрывались. Что же в ней такого, в этой коллекции? Почему с появлением четырех многовековых безделушек народ стал планомерно сходить с ума? Неужели они настолько ценны? Быть не может. Конечно, не исключено, что сабля князя Андрея еще раньше принадлежала куда более важной шишке… Например, какому-нибудь Меровею или Хлодвигу. Хотя нет, у них прямые мечи были, рыцарские. А может, в предметах коллекции зашифрованы послания? Путь к библиотеке Ивана Грозного? Ах, если бы. Жаль, поблизости нет ни одного знакомого искусствоведа — навел бы справки у него. Ну вот, опять. Сколько можно! Все, диктуем себе краткий план действий: выиграть суд, доучить детей (осталось всего два занятия!) и вернуться в Москву. Готово! Приступаем к исполнению.
А если за две оставшиеся недели ситуация не сдвинется с мертвой точки? Женя поправится и продолжит свои сумасбродные поиски, которые кончатся, в лучшем случае, ничем. А в худшем — пулей из-за угла. Меня уже предупреждали и неоднократно. А кто предупредит его? И кто остановит, если предупреждения не подействуют? Нет, я могу махнуть рукой на все, что имеет отношение к Младову — но только не на него. Сизов странный малый, безусловно, но за прошедшие десять дней я, сам того не замечая, сильно привязался к нему.
Звонит телефон. Так неохота вынимать руку из перчатки…
— Слушаю.
— Филипп, привет!
Легок на помине.
— Здравствуй, Женя. Что у тебя за номер?
— Узнал! Я с городского звоню, от Льва. Я сейчас у него. Просто подумал, с городского же бесплатно, так? Вот и я воспользовался!
— Как здорово… — в уме непроизвольно стали плюсоваться рублики, которые сейчас списывались с моего счета за входящий междугородний звонок с городского телефона на мобильный. — Ты чего-то хотел?
— Да просто поболтать! — радостно отвечал Женя. — Ты не против?
— Ну, вообще, я немножко занят… И холодно… И звонок по межгороду…
— Ничего, связь хорошая! А у Льва в квартире и вправду прохладно… Как у тебя дела?
— Прекрасно, — скрежетнул я зубами. — А ты как? Еремицкий сказал, ты снова провалился под лед?
— Да, было дело… — в голосе Жени промелькнуло смущение. — Не переживай, все хорошо. Надеюсь, у тебя без обморожений?
— Ну, как сказать… — ответил я, пытаясь дыханием согреть леденеющую руку. — Пока держусь.
— Ты молодец! Знаешь, я на самом деле не просто так звоню. Я тут набрел в одной газете на заметку двухлетней давности… Представляешь, как редко Лев убирается у себя в квартире? В общем, я увидел эту заметку, и она натолкнула меня на мысль.
— Что за заметка? — я поменял руки, но легче не стало: эх, сейчас бы гарнитуру. — Что за мысль?
— В заметке говорится об одной археологической находке. Позапрошлым летом у нас в Волге отдыхавшая здесь школьница обнаружила на удивление неплохо сохранившуюся старую польскую кирасу XVII века. Ты наверняка сейчас думаешь, что неуместный артефакт. Не совсем. Поляки брали Младов во время Смуты, в 1608 году. Подошли с запада сожгли посад, затем форсировали Волгу и штурмовали монастырь. Защитники крепости открыли огонь из пушек и мушкетов по переправляющимся врагам, многие в итоге утонули, так и не добравшись до берега. Тогда еще проявил себя молодой воевода Дмитрий…
— Короче, я понял, — перебил я учителя, уже всерьез опасаясь за состояние своих конечностей и, попутно, финансов. — Кираса попала в реку еще четыреста лет назад. Потому что главный поляк не догадался, что переправляться надо было выше или ниже по течению, а не прямо под стенами монастыря. Что за мысль тебя посетила в связи с этим прискорбным событием?
Но мой порыв, направленный на вразумление увлекшегося рассказчика, внезапно возымел прямо противоположный эффект.
— А правда, — голосом прозревшего произнес Евгений. — Какая мудрая идея… Зачем было лезть прямо под пушки? Я уже восемь лет занимаюсь историей Младова, и этот эпизод со штурмом изучил, казалось, досконально… Но до такого не додумался! Филипп, из тебя получился бы неплохой полководец!
— Спасибо, мой генерал, я польщен. Так, с заметкой мы разобрались? Теперь прошу мысль в студию.
— В студию? — вдруг испугался мой друг. — В какую еще студию? Что за студия?
— Это образное выражение, — терпеливо объяснил я. — Ох, Женя, ты вообще понимаешь такой прием, как иносказание?
— Нет, — отрезал учитель, мигом обидевшись. — Не понимаю. Но ты не первый, кто указывает на этот мой недостаток. Вообще, не очень приятно, когда тебе указывают на недостатки. Особенно, если ты не в силах их исправить. Вот если бы я курил… Ладно, оставим. Ты будешь слушать про мысль?
— Да, прости, — с готовностью извинился я. — Я весь внимание.
Господи, наконец-то он сам дошел до сути!
— Я лишь хотел сказать, что, судя по фото, которое было напечатано вместе с заметкой, найденная кираса удивительно хорошо сохранилась. Не похоже, что все эти четыреста лет она провела в воде. Ты когда-нибудь видел фотографии затонувших кораблей?
— Видел, — ответил я, поневоле вздрогнув, ибо вспомнил недавний сон.
— Значит, имеешь представление о том, как они выглядят. Примерно также должна выглядеть и кираса. Однако здесь совершенной иной случай: ржавчина почти не тронула находку. Да и никаких следов растительности на ней не было. Я уже не говорю о том, что вода в реке не стоит на месте, и за прошедшие годы должна была отнести кирасу далеко от стен монастыря. Любой археолог скажет, что эта статья — галиматья и фальсификация. Так не бывает. Скорее всего, кто-то подбросил кирасу в нужное место, чтобы потом инсценировать открытие.
— Зачем?
— В тех же числах, когда обнаружили кирасу, в город приезжал губернатор — освящать отреставрированный монастырь. Думаю, дальше объяснять не имеет смысла.
— Действительно, не имеет, — я уже и думать забыл про отмерзающие руки. — Увы, картина более чем знакомая. Но какое отношение эта кираса имеет к Юрьевским? Она тоже входила в состав коллекции?
— Нет, кираса к Юрьевским имеет отношение ровно никакое, — голос Жени стал глуше: что-то с хваленой связью было не так. — Важна не она, а предположение, которое посетило меня после прочтения этой статьи. Что если находка предметов из коллекции Юрьевских также не была находкой в прямом смысле этого слова? Вот подумай сам, возможно ли такое: сто лет искали, и безуспешно. А потом нашли буквально в полусотне метров от усадьбы.
— Я уже думал, — признался я. — Но причин, почему это не может быть так, не нашел. В жизни чего только не случается.
— Ты имеешь в виду латимерию?
— Хотя бы ее, — подтвердил я, хотя, если честно, имел весьма смутное представление о том, кто такая латимерия, и почему ее проблемы схожи с нашими.
— Но нужно выяснить, — убежденно произнес Евгений. — Если моя гипотеза подтвердится, то… То все буквально перевернется с ног на голову! Я не говорю уже о людях, которые вышли на находку… Что, если они…