«Извините, связь прервалась».
Короткие гудки. Вот и все. Пока, Женя, приятных тебе выходных. В понедельник договорим.
Я с наслаждением засунул руки в карманы куртки.
— Ну что, лохматый, пойдем домой?
«Лохматый», который во время нашей беседы увлеченно закапывал в снег свой любимый мячик, а потом так же увлеченно откапывал, идею в целом поддержал. А потому тут же бросил свое занятие и попытался навострить висячие уши.
— Хорош зырить. Идем, говорю.
Но не судьба. Снова зазвонил телефон. Неужели опять Сизов? Нет, какой-то новый номер.
— Слушаю.
— Филипп Анатольевич, здравствуйте!
— Добрый вечер… А это кто?
— Это Сомов!
Его еще не хватало!
— Здорово… Чего тебе, Сомов?
— Филипп Анатольевич, а я в Москве! Я ваш номер у Яны взял!
— Хочешь пригласить меня на свидание?
Пока мы не на уроке, можно немного побыть самим собой. То есть, не притворяться, что рад звонку совершенно чужого тебе человека.
— Нет… — парень вмиг растерял весь свой пыл и залепетал что-то трудноразличимое. — Я только хотел узнать, что слышно из Младова.
— И для этого ты звонишь человеку, который так же, как и ты, находится в Москве?
— Ой, простите… — голос стал совсем тихим. — Просто я подумал, вы в курсе…
— Ты думаешь, я в курсе, а СМИ — нет? Что по телеку говорят? Друзьям писал?
— Писал… Говорят, все спокойно. И по телеку тоже ничего…
— Тогда смысл твоего звонка мне непонятен.
— Извините… До свидания…
— До встречи… Всадник с чашей Грааля.
Уфф… У этого, похоже, тоже мозги переохладились. Финиш раньше старта. Если в этом и скрывался замысел громобоев, когда они распускали слухи о новых беспорядках — что ж, браво, они своей цели достигли.
— Самоутверждаетесь на детях? Как не педагогично!
В приятном женском голосе, прозвучавшем у меня из-за спины, слышалась укоризна. Проворонивший «нападение» Агат недовольно заворчал: понял, что облажался.
— А я и не педагог, — бросил я через плечо, не оборачиваясь.
— Вот вы врушка, Филипп Анатольевич! Нашли кого обманывать!
— Татьяна? — я не поверил своим ушам, а, обернувшись и различив ее силуэт в тусклом свете развешенных по деревьям новгодних гирлянд — еще и глазам.
— Какой у вас пёс внушительный, — с уважением произнесла учительница математики, не без опаски глядя в сторону Агата. — Не кинется?
— Не кинется, — успокоил я, попутно успокаиваясь и сам. — Как вы узнали мой адрес?
Девушка лукаво улыбнулась.
— От Елены Ильиничны. Мы с Костей остановились у друзей в Свиблово, это совсем рядом отсюда. Какое забавное совпадение, правда? Потому я и решила прогуляться по парку в надежде, что мне повезет. И мне повезло!
— Да, совпадение презабавное… И везение редкостное…
«Надо запретить Елене разбалтывать всем подряд мои персональные данные».
Татьяна поправила на голове огромную белую вязаную шапку.
— Вам, наверное, интересно, почему я оказалась в столице? По той же причине, что и вы: провожу время с любимым человеком. Костя здесь в командировке. И заодно мы спасаемся от этих ваших громобоев. А ведь до встречи с вами я и слова-то такого не знала…
— И, наверное, были единственной младовчанкой, кто его не знал.
— Может быть. Но я пришла поговорить о другом. Простите, что без приглашения.
Агат приблизился к девушке, внимательно обнюхал ее руки и… ткнулся носом в ладонь. Одобрил.
— Мне кажется, — строго заметил я, стараясь не смотреть на свою ласкавшуюся собаку. — Мы с вами все обсудили еще во вторник, на перемене. Ваш Веня Ремез — обычный нерд, который способен напугать разве что ребенка. И то не факт.
— Я не знаю, что такое нерд, но звучит довольно уничижительно. Вы видели его?
— Видел.
Я не врал: на одной из переменок я специально заглянул в класс к Елене, где в то время как раз находился нужный мне субъект. Сказать, что я разочаровался… Нет, этого не скажешь. Я был просто раздосадован, что вообще стал выслушивать Татьяну и читать письмо от ее поклонника.
— И как все прошло? — поинтересовалась она.
— Скажу правду, чтобы во второй раз закрыть эту тему. Не знаю, как вам, но лично мне показалось, он не то наркоман, не то просто очень сильно замкнутый в себе человек. Я не верю, что он может быть опасен. Все, что нужно с ним сделать — с ним и с его письмами — это послать куда подальше. И больше не вспоминать.
Татьяна нахмурила брови.
— Я так и думала, что вы ответите нечто в подобном роде. Но вы не правы. Опасен может быть кто угодно. Даже ребенок. Если его довести до критической точки. К тому же, как можно делать выводы только на основании внешности?
Я усмехнулся.
— Мужчины, как правильно, только на этом основании первые выводы и делают.
— Может быть, и так, — девушка отвела взгляд, и мне показалось, что румянец, появившийся на ее щеках, был вызван отнюдь не морозом. — Но это аргумент не в вашу пользу.
— Татьяна, — я попытался заговорить как можно мягче, но звучало довольно холодно. — Я понимаю, что вы оказались в затруднительной ситуации, и вам нужна поддержка. Но прошу вас, поймите и меня: я сейчас не в том состоянии, чтобы раздавать дельные советы направо и налево. Один мой друг ввязался в авантюру, которая может стоить ему жизни. А он вместо того, чтобы дать задний ход, лезет еще глубже, да и мне предлагает присоединиться. У меня на носу важнейший суд, проиграв который я полностью дискредитирую себя как специалист, а родственников другого моего хорошего друга оставлю без крыши над головой. У моей подруги — кстати, она и ваша подруга тоже — пропал молодой человек, и если он не объявится после этих выходных, придется бить тревогу. Плюс два часа назад я поругался с женой и совершенно не знаю, что ждет меня по возвращении домой. Учитывая характер Веры, это может оказаться как романтический ужин, так и мои вещи в сложенных пирамидкой чемоданах. До кучи меня заставляют заниматься преподаванием, что само по себе не очень для меня интересно, а контингент, который приходится учить, и вовсе вызывает… Короче, не важно, что он вызывает, я не могу придумать подходящий эпитет! И все вышесказанное свалилось на меня всего за три недели, что я провел в Младове! Теперь вы понимаете, почему я не в силах вам помочь?
Татьяна не ответила. Она задумчиво гладила Агата по голове, глядя куда-то мимо меня. Молчание затягивалось.
— Я поняла вас, Филипп, — наконец произнесла она. — Вы правы, не следовало впутывать вас. Это было ложным предчувствием. Извините.
— Простите, если я задел вас…
Девушка через силу улыбнулась.
— Не задели. Просто я полагала, что раз судьба сама подбросила ту записку вам под ноги, то вы… Ладно, не берите в голову. Я рада была повидаться с вами.
— И я рад… Но сами понимаете…
— Вчера вечером я получила от него новое послание. Хотела поделиться с вами, даже копию сняла, но… Бог с ним, — она вытащила из кармана белый конверт, скомкала его и выбросила в сугроб. — Вот и все. Так и надо решать проблемы. До свидания, Филипп, увидимся в школе.
И ушла, оставив меня наедине с Агатом медленно поджариваться в пламени стыда.
Лифт привычно поднялся на заказанный нажатием нужной кнопки этаж. Еще в «тамбуре» я почувствовал растекающийся по пространству подъезда приятный запах. Неужели у нас? В прихожей полумрак, только горит одинокая лампочка на кухне да из-под закрытой двери в большую комнату пробивается тусклый свет. Свечи?
— Вы пришли? — Вера была в комнате. — Раздевайся. Для собаки еда в миске.
— А для меня?
Дверь открылась, и я увидел ее.
— А для тебя — персональное меню.
— Верочка…
— Ляпнешь что-нибудь в своем репертуаре — прибью. Иди сюда. Молча.
Я и не собирался больше ничего говорить.
Глава XXIII: Сделка?
— Филипп Анатольевич! Как хорошо, что вы пришли заранее. Здравствуйте!
Я демонстративно дочитал абзац, подумал о том, что в последнее время меня слишком часто стали величать по имени-отчеству — и только потом поднял глаза и посмотрел поверх страниц на подошедшего мужчину.
— Юлиан Робертович? Доброе утро.
Это был отец Яны, мой главный противник в предстоящем суде. Невысокий плотный мужчина лет сорока пяти, с животиком, уже заметно лысеющий. Широкое, немного мясистое лицо его сейчас лучилось дружелюбной улыбкой. Странная метаморфоза, учитывая, что при первой нашей встрече он грозился размазать меня по асфальту, закатать в бетон и просто сделать много неприятных вещей. Да и глубоко посаженные глаза его как были, так и остались недоверчиво ощупывающими черными точками. Чего он тогда лыбится, словно банкир на приеме у депутата?
— Хотелось бы с вами поговорить.
— Мы скоро поговорим, — я посмотрел на висевшие под потолком электронные часы. — Через пятьдесят пять минут. Если, конечно, начнем вовремя. А почему вы без юриста?
— Да нет же, — нетерпеливо махнул рукой мой оппонент. — Я бы хотел поговорить с вами сейчас.
— Сейчас? Ну, давайте сейчас. О чем?
— О квартире.
— Хорошо, что не о футболе.
— Почему хорошо? — удивился мужчина.
— Потому что сейчас зима, межсезонье. Матчей нет, говорить не о чем.
— Ах, да… — Юлиан Робертович провел рукой по вспотевшему лбу и спешно вытер ее о подол своей рыжеватой дубленки. — Вы совершенно правы. Я просто не понял, что вы шутите…
И чего он так нервничает? Раньше брызгал гонором (и слюной) направо и налево, а сейчас будто узнал, что за ним киллер охотится. Хотя, может и охотится. Судя по рассказам Елены, ее бывший муж — тот еще фрукт. Чуть ли не бывший рейдер, чудом не схлопотавший срок в разгар охоты на ему подобных. Да и нынешняя женка его прославилась далеко не в тех кругах, которыми можно было бы гордиться.
— Так что насчет квартиры? — напомнил я.
— Понимаете ли, — начал Юлиан, плюхнувшись на стул рядом со мной и воровато оглядевшись по сторонам. — Не хотелось бы озвучивать такое прямо в здании суда, но мы здесь одни… Ладно. Короче, мы с моим юристом разбирали старые бумаги, что остались у меня еще со времен, когда я получал квартиру… И тут всплыл один неприятный момент, о котором я, признаться, уже успел позабыть. Точнее, не забыть, но… Скажем так, за прошествием времени я просто перестал придавать ему значение. Документы поддельные.
— То есть, как это поддельные? — опешил я.
— Так и есть. Поддельные. Подлинные документы сгорели еще в девяносто четвертом году. В то время я проходил службу в военной части здесь, в Младове. Молодой лейтенант, только женился на Лене — ей тогда было-то всего девятнадцать. Ни гроша за душой. А в стране бардак, кругом бандиты, жалование не платят… Сами помните, какое время было.
— Смутно.
— Да, вы еще молодой. А я вот прекрасно помню. В регистрационной палате в то время работал мой дружок. Он и предложил небольшую аферу. Не за бесплатно, разумеется. У них по документам проходило несколько квартир, в которые полагалось заселить ветеранов — на носу как раз было пятидесятилетие Победы, решили, так сказать, подарок сделать старичкам. А один из ветеранов возьми да помри. Так вот не повезло человеку — чуть-чуть до заветной недвижимости не дожил. Квартира осталась фактически бесхозной. Тогда дружок мой придумал подделать кое-какие документы таким образом, чтобы жилье получили мы с Леной, но уже по другой программе: как молодая офицерская семья. Сказано — сделано. Квартира стала нашей. Уж не знаю, как ему это удалось, я в эти бумажные тонкости не вникал. Хотя денежки за все удовольствие пришлось отвалить немалые, но они того стоили. Беда в другом. Суд требует представить сегодня все эти документы. Если всплывет, что квартира по факту не принадлежит ни мне, ни Лене, она не достанется никому. А я попаду на скамью подсудимых.
— Едва ли попадете, — на автомате поправил я. — Срок давности уже вышел.
— А, ну хорошо, — облегченно вздохнул Юлиан Робертович. — Уфф… Высказался, и даже легче на душе стало. Теперь вы понимаете, что нам надо действовать заодно?
Блин, ясен пень, понимаю. Выходит, жилплощадь, за которую идет столь яростная грызня, по факту является собственностью государства. И ему же и отойдет обратно, как только вскроется обман. Никакой приватизации, никаких долей, никакой дележки — один вселенский облом. Такой расклад невыгоден никому из нас. В особенности моим клиентам. Попробуем сыграть в одной команде? Напрягала только фраза «за прошествием времени перестал придавать значение». Можно перестать предавать значение шуму электричек в пять утра за окном или прыщику на пятой точке, но не тому факту, что когда-то — пусть и давно — приобрел квартиру незаконным путем. Темнит чего-то этот мужик. Может, поэтому они и не стали ее приватизировать в свое время. И поэтому же Юлиан так долго и не решался идти в суд, боясь, что всплывут левые документы. Зачем тогда сейчас пошел? Жена надавила?
— А Елена в курсе этой вашей проделки?
— Нет, — Юлиан зачем-то придвинулся ближе ко мне, словно хотел поведать что-то еще более секретное. — Она ни о чем не знала. Не хотел ее расстраивать. Деньги занял у родственников. Но теперь, как вы понимаете, они с Яночкой могут оказаться на улице. А такой расклад не по мне.
— По-моему, именно этим вы и грозились мне две недели назад на предварительном слушанье. Что они останутся на улице, и никто им не поможет.
— Это я сгоряча. Простите. Мне жена на мозги капает, нам срочно нужны деньги. Но я не собирался выселять Лену и Яну, я лишь хотел немного… Как бы это выразиться помягче… Потеснить их.
— Да уж, потеснили на славу. Вы покажете мне документы?
— Конечно, — он порылся в портфеле и протянул мне старую пожелтевшую папку. — Знакомьтесь, если не верите. Можете даже сфотографировать.
Взглянув на бумаги, я едва сдержал стон разочарования. Совершенно незнакомые бланки! Еще и древние, как идеи коммунизма. Многие надписи и печати уже выцвели, кое-где текст вообще невозможно разобрать. И с чего он испугался, что его обман двадцатилетней давности вскроется именно сейчас? Ведь все доказательства сгорели. А мне бы и в голову не пришло требовать экспертизы представленных документов!
— Почему? — повторил я свой вопрос вслух.
— Потому что наша судья, Громова, до того, как стать, собственно, судьей, десять лет работала в этой самой регистрационной палате. Я только вчера узнал, добрый люди нашептали. Понимаете? Она мигом раскусит, что дело нечисто. Тем более, сделки с недвижимостью — это ее конек. Любому другому судье я бы не побоялся показать эту папку. Но только не ей.
— Так заявите отвод, — вяло посоветовал я. — У меня ведь прокатило.
А сам подумал: надо же, как удачно все вышло. Мало того, что вывел из игры предвзятую судью, так еще пришедшая ей на замену оказалась экспертом по недвижимости.
— На кого отвод? — взмахнул руками мужчина, обдав меня терпким запахом пота. — И на каком основании?
— Не знаю. Придумайте какое-нибудь, или дайте ей денег. Вообще, почему я должен вам помогать?
— Потому что в ином случае проиграем мы все. Но мне, в отличие от ваших клиентов, есть, где жить.
В его словах был резон. Но мне требовалось подумать. А до заседания оставалось всего полчаса.
— У вас есть идея, как можно отложить сегодняшнее слушанье? — в лоб спросил я.
— Эээ… — он задумался, но ненадолго. — Да, есть идея! Я позвоню юристу, чтобы он не приезжал. А сам подам ходатайство, мол, нет представителя, все дела… Годится?
— А про документы что скажете? Документы можно и без представителя передать, а рассмотреть уже потом.
— Скажу, что они у него! Что он… Заболел! К следующему заседанию будет справка.
— Годится, — кивнул я. — Но отсрочка не избавит нас от проблемы. Как вы собираетесь решать вопрос с документами?
— Оставьте это мне, хорошо? — мой оппонент поднялся, а я вздохнул с облегчением: уж больно неприятно от него пахло. — Юлиан Тихонов всегда решает проблемы. Решит и в этот раз. От вас я прошу лишь не возражать против ходатайства. Тогда выиграем мы все.
«Интересно, — задним числом подумал я. — Почему Яна носит фамилию матери, а не отца? Она ведь с рождения Телига — я видел свидетельство. Надо будет спросить при случае».