воробьи и трясогузки — в гнездах орлов и аистов.
Словом, разнообразие тут превеликое.
О всех моделях птичьих гнезд рассказать невозможно.
Кто захочет подробнее о них узнать, с удовольствием
прочтет превосходную книгу о птицах большого их знатока
Оскара Хейнрота («Из жизни птиц»). Там очень много
интересного.
А мы теперь посмотрим, какие заботы беспокоят
пернатых родителей после того, как гнездо построено.
1 Некоторые попугаи тоже гнездятся в дуплах без всякой
подстилки.
Три метода насиживания
В готовое гнездо самка откладывает яйца. Одно яйцо —
императорские пингвины, киви, грифы, орланы, гагары,
фламинго, трубконосые: альбатросы буревестники и кочур-
ки; два яйца — некоторые орлы, рябки, колибри, козодои,
голуби, болотные курочки такахе; три—серебристые чайки;
четыре — кулики; до шестнадцати — утки;
десять—семнадцать — синицы; до восемнадцати — фазан; от десяти до
двадцати восьми — куропатки.
Яйца у всех разные — и размером, и формой, и окраской.
У колибри весят, например, лишь четверть грамма, а
у страуса — 1,6 килограмма, то есть в 6000 раз больше!
Но и это не рекорд: «скорлупки» от яиц вымерших мада-
гаскарских страусов эпиорнисов вмещали каждая по
ведру!
Зато яйцо страуса весит в шестьдесят раз меньше
страусихи, а яйцо колибри — лишь в восемь раз легче самой
микроптички.
Утка-мандаринка за 13 дней откладывает 13 яиц —
каждое по 50 граммов. Все вместе весят они почти на
четверть больше утки.
Самка кулика-перевозчика в течение четырех дней
ежедневно творит в себе по яйцу весом 13,3 грамма.
Все четыре яйца, положенные на весы, потянут больше, чем
породившая их мать (вес ее 45 граммов). «Это замечательная
производительность!» — говорит
Оскар Хейнрот.
Самое крупное
(относительно) яйцо у бескрылого киви —
оно лишь впятеро легче самки,его снесшей. А самое
«толстокожее» у франколинов: треть
веса яйца приходится на
скорлупу. Если уронить это
бронированное яйцо на землю, оно
ш>жет и не разбиться. Самая тонкая скорлупа яйца — у
колибри: 0,04 миллиметра.
Обычно мелкие птицы несут каждый день по яйцу, а
крупные — с интервалом в несколько дней.
Если вы заглянете в гнездо к птице (только не хищной),
го найдете там птенцов, которые мало отличаются друг от
друга и величиной, а значит, и возрастом. Иначе и быть не
может: ведь почти все птицы начинают насиживать, когда
отложат последнее яйцо.
Но что произойдет, если птица станет насиживать, отло-
жив первое яйцо? И, насиживая, отложит уже второе,
третье и все другие яйца? Тогда птенцы будут разного возраста
Я величины.
Такие разновозрастные птенцы сидят в гнезде у совы.
Одни уже улетать собираются, другие едва оперились, а
третьи только из яиц вывелись. У полярной совы, что
водится у нас в тундре, старшие птенцы вылупляются в июне, а
Младшие в июле. У филина все птенцы старше один другого
примерно на пять—семь дней.
Большой биологический смысл заключен в этой
птенцовой разновеликости. Некоторым родителям было бы трудно
прокормить одновременно всех птенцов, если бы вывелись
они в один день и дружно начали просить есть. Совы
выкармливают своих совят как бы по частям. Самка насиживает
вначале. Затем, как появятся на свет первые птенцы, она
вместе с самцом улетает на охоту, и улетает далеко: за б—
10 километров от гнезда. Яйца, отложенные позднее,
согревают старшие птенцы. Мать сменяет их на короткие
промежутки времени, насиживает урывками. А когда младшие
выведутся, старшие, которые к этому времени уже подросли,
защищают их, отпугивая некрупных врагов. Но они же и
съедают своих братьев, если год трудный, малодобычливый
и родители не могут прокормить всех птенцов. Этот
каннибализм называется «саморегулированием численности», и он,
бесспорно, идет на пользу виду: принесенные в жертву
младшие птенцы спасают старших от голодной смерти.
Все совы, за исключением, может быть, только
некоторых подвидов домашнего сыча, насиживают с первого
яйца. А также чайки, соколы, ястребы, коршуны, луни и
орланы.
Гнездо болотных сов, говорит Оскар Хейнрот, найти
можно на болотистых полянах. Оно «выглядит издали, как белая
кегля. Голова старшего птенца образует вершину; другие
птенцы — один меньше другого — прижимаются к нему со
всех сторон. В сплошном комке пуха их сначала даже и не
разобрать. В целом гнездо похоже на заплесневевшую
торфяную глыбу».
Голубка, отложив первое яйцо после обеда, ближе к
вечеру, стоит над ним, «прикрывая его так, что оно не видно
снаружи и не очень стынет». Потом ее сменяет на этом
посту голубь. Через день в гнезде у них уже два яйца. Тогда и
начинается настоящее насиживание. Поэтому оба голубенка
появляются на свет почти одновременно.
Певчие птицы тоже первые три яйца не насиживают,
потом немного обогревают их и откладывают еще два яйца:
из них птенцы выходят чуть позже, чем из первых трех.
У поганок и пастушков метод тот же. А когда из первых
яиц выйдут птенцы, один из родителей уводит их, а второй
«досиживает» остальные.
Утки, куры и их родственники высиживают и водят
птенцов без самцов.
Вот здесь, говорит Оскар Хейнрот, «безусловно
необходимо, чтобы все птенцы появились на свет одновременно».
Поэтому и кряква, и рябчик первые яйца «откладывают еще
на сырую землю и прикрывают их тотчас же травой. Они
приходят к гнезду каждый день. Снесут новое яйцо и уйдут.
Но в каждый последующий день задерживаются на гнезде
дольше, чем в предыдущий. Когда последнее яичко ляжет в
несложное гнездышко, садятся и насиживают
по-настоящему. Поэтому все одиннадцать—тринадцать утят кряквы
вылезают из скорлупы почти в одно время: за два часа все
успевают сделать этот свой первый шаг в жизнь.
Певчие птицы и дятлы сидят на яйцах 11—13 дней,
(но скворцы и дрозды — 13—15), вороны — 18—20, чайки —
24—28, мелкие соколы — 30, гуси — 28—30, аисты — 30—
35, лебеди — 35—40 дней, африканские страусы — 6 недель,
грифы — 7—8 недель и эму — тоже 8! Наверное, потому они
сидят, 4?прохлаждаясь», на яйцах так долго, что в
Австралии, где эму водятся, нет опасных для них хищников
(вернее, не было миллионы лет, пока не появились там люди и
собаки динго).
Императорские пингвины в Антарктиде (зимой, когда
очень холодно!) согревают, держа на лапах, свое
единственное яйцо 62—66 дней.
Но и этот рекорд побит королевским альбатросом. Он
насиживает — тоже, кстати сказать, единственное яйцо — во-
семьдесят дней!
Разделенное бремя
Нередко бывает у птиц, что только самки насиживают и
водят птенцов. Иногда лишь самцы (о них я уже говорил).
Но часто самцы и самки это нелегкое бремя по-разному
делят между собой. Хищные птицы например: у них
насиживает обычно самка, а самец приносит ей добычу. Она рвет
ее и кормит птенцов.
Черная дроздиха тоже насиживает бессменно. Но дрозд,
как згвидит, что птенцы уже вывелись, сейчас же начинает
летать к гнезду с клювом, полным дождевых червей.
Отдает их самке. А она наделяет ими алчно раскрытые рты
птенцов. Когда птенцы подрастут, то и самец сам их кормит.
Через неделю они оперятся, тогда за кормом летают уже
оба — и папа, и мама.
Голуби поделили родительские заботы так: самец
насиживает с утра до вечера, а голубка ночью. Если встре-
тит голубь свою голубку не на гнезде, сейчас же летит в него
и садится, «хотя время смены еще не настало». Но если
подруга погибла, то он сидит бессменно дня два, а потом,
гонимый голодом, бросает гнездо навсегда. У голубей не
принято, как у певчих птиц и попугаев, кормить
насиживающего партнера.
Дикие голуби за лето выводят птенцов не один раз
(клинтухи четырежды). Поэтому хлопот у них много: опять
ухаживание, опять гнездостроительство, заботы о пропитании
старых птенцов и всё почти одновременно. Бывает так, что
в одном гнезде просят есть оперенные, но еще не умеющие
летать птенцы, а в другом лежат уже яйца.
У черных австралийских лебедей, аистов и попугаев
нимфа распорядок, как у голубей: с утра до вечера яйца
насиживает самец, а с вечера до утра самка.
Но у белых лебедей самец не насиживает. И думать о том
не хочет! Правда, когда самки нет на гнезде, он стоит над
ним и охраняет. Но сесть в гнездо — ни за что! Лебединая
гордость, как видно, не позволяет.
В общем, самка в одиночестве скучает в гнезде у
большинства куриных и хищных птиц. У многих певчих птиц,
у чаек, крачек, рябчиков, голубей, дятлов, козодоев, грифов
самец и самка дежурят попеременно.
Сменяют они друг друга не просто так, а с церемониями:
громким криком и странными, на наш взгляд, позами
заявляют партнеру о том, что идут сменить его.
Серебристые чайки и бакланы часто документально
удостоверяют это свое намерение: преподносят в клюве пучок
травы или водорослей. А крачки — рыбку.
И не думайте, что партнер сидит и с тоской ждет, когда
придет его смена. Совсем нет.
Гнездовой инстинкт так силен, что часто одна птица, час
насиживания которой уже пробил, буквально силой
сталкивает с гнезда засидевшегося супруга или супругу.
У малых птиц смена обычно через каждые полчаса или
даже через четверть часа. У крупных реже. У грифов,
например,— через два-три дня, у пингвинов — через 10—
28 дней (у императорских — через месяц и два!)
Не только голуби, но и другие птицы в наших широтах,
где лето короткое, устраивают второе гнездо еще до того,
как первый выводок сможет обходиться без их помощи.
Родители должны тогда и яйца насиживать, и охранять птен-
цов. Козодои так выходят из положения: самец заботится о
выводке, а самка сидит на яйцах.
У зуйков-галстучников другой порядок: оба родителя
попеременно то водят птенцов, то насиживают яйца. Бывает
так, что, слетев с гнезда, самка не торопится вновь сесть
в него. Тогда самец-зуек гонит ее к гнезду и силой
принуждает легкомысленную подругу выполнить материнский долг.
«У многих дроздов, дятлов и некоторых других птиц,—
пишет Оскар Хейнрот,— оба супруга не очень охотно
переносят друг друга: у них обычно различные охотничьи
районы, и они избегают встречаться у гнезда и кормить
вместе. Птица улетает прочь от гнезда, как только увидит
подлетающую другую птицу, или же только прилетевшая
ожидает на ближайшей ветке, пока другой супруг кормит».
Иное дело коноплянки: они летают на поля вместе,
вместе набивают кормом свои зобы и вместе отдают его
птенцам.
Журавли, гуси, лебеди и пастушки тоже вместе, мать и
отец, водят птенцов и учат, поклевывая, искать на земле
съедобное.
Видите: и здесь у всех всё по-разному. Природа обожает
разнообразие. У нее прямо-таки неудержимая страсть к
нему. И если какой-нибудь способ защиты, передвижения,
ориентации, строительства жилищ или партнерства при
воспитании детенышей реален с> точки зрения его физической
осуществимости, он, можете быть уверены, будет
использован не одним, так другим животным.
В природе ни одна биотехническая идея не лежит, что
называется, долго под сукном…
Знает ли птица свои яйца
И «на этот вопрос нельзя дать общего ответа», говорит
Оскар Хейнрот, который проделал немало опытов, чтобы в
том удостовериться. Многие птицы (хищники, утки, куры,
фазаны, тетерева, чайки) яиц своих не знают! Они не только
не умеют отличать их от чужих, но готовы даже насиживать
любые предметы, похожие на яйца.
Чайки принимают и красные, если их положить в гнез-
до, и синие, и пятнистые яйца, когда их два и когда сорок.
Лебеди сидят иногда даже на бутылках! А некоторые Куры,
шутит Хейнрот, могут «насиживать картофель и будут
спокойно водить хорчат».
Вороны и чайки — известно это всем — воруют у других
птиц яйца, сами их едят и птенцов кормят. Почему свои
они не трогают, раз не отличают их от чужих?
Если в гнездо к чайке положить яйцо, когда не пришло
еще время насиживать, она его съест. Если уже насиживает,
а мы взяли из-под нее яйца и отодвинули их на тридцать
сантиметров в сторону, она сядет не на них, а на пустое
гнездо. Лишь потом, сообразив, что не все в ее хозяйстве
ладно, передвинет их клювом в гнездо.
Но возьмем и положим яйца еще дальше: чайка съест
их! Значит, понятие о том, что яйца свои, возникает в ее
голове в зависимости от того, как далеко они лежат от гнезда.
У чаек этот критический предел, дальше которого табу
на свои яйца не распространяется,— 30 сантиметров. А у
дикого гуся — один метр: ровно столько, на сколько он
может протянуть шею, не сходя с места. Непонятно, почему
гуси любят большие яйца? Чем больше, тем лучше для
гусиной души. Если положим в гнездо макет яйца в двадцать
раз более крупный, чем гусиные яйца, гусыня оставит их и
попытается, каких бы трудов это ей ни стоило, залезть на
крутую «гору».
Зуек-галстучник тоже страдает, как видно,
гигантоманией. Это ненормальное его влечение документировано даже
фотографиями. Один немецкий зоолог снял на пленку
необыкновенный случай: зуек оккупировал гнездо
кулика-сороки — великана в сравнении с зуйком! Гнезда они устроили
совсем рядом, и зуйку габариты соседских яиц пришлись
больше по душе.
Но вот птенцов птицы распознают отлично! По голосу,
по окраске, по движениям. Птицы выводковые, у которых
птенцы, выбравшись из яиц, сразу бегут за родителями,
знают своих детей лучше, чем птицы птенцовые, еще долго в
гнездах кормящие голых своих птенчиков.
Фазан, например (птица выводковая), безропотно
насиживает утиные яйца. Но как только утята начнут
попискивать под скорлупой, он убивает их.
А вот ястреб (птенцовая птица), высидев приемышей,
терпеливо пытается потом кормить их, безуспешно угощая
кусочками мяса. Но утята в мясе ничего не смыслят и, чуть
обсохнув, разбегаются из гнезда. Тут только ястреб
замечает, что «это не дети его, а добыча: кидается на утят и
убивает.
Птицы рождаются с готовой схемой-определением своих
детей. В ней главное — какой-нибудь знак. По нему узнают
они птенцов: либо голос, либо особые пятна в окраске, либо
знакомые движения — у всех по-разному. Если такого
знака нет, значит, это не родное дитя, а незваный гость. Вас
могут ввести в заблуждение куры, которые часто
высиживают и водят птенцов других птиц. Но дело здесь в том, что
куры — домашние животные. Они давно уже живут с
человеком и за это время успели растерять многие свои
первородные инстинкты. Чайки, например, ни за что чужих
птенцов кормить не станут, а своих различают среди тысячи
других, во всем, казалось бы, похожих на них. Так же и
пингвины, и утки, и многие другие.
А есть ли у птенцов такая же врожденная схема, по