Как истинные кочевники, они засыпают там, где их застанет заход солнца. Но перед тем, как расположиться на ночлег, строят гнезда.
О гнездостроительстве шимпанзе, как впрочем и о других сторонах жизни этих обезьян, еще до самого недавнего времени существовало много легенд. Одни натуралисты утверждали, что на родине, в девственных лесах, в самых непроходимых чащах, они устраивают себе постоянные жилища — что-то среднее между гнездом и хаткой, но непременно с крышей, защищающей их дом от дождя. Жилища эти они устраивают на деревьях из ветвей и сучьев, привязывая их к стволу лианами.
Другие рассказывали, что, кроме постоянных жилищ, обезьяны, застигнутые сумерками вдали от дома, строят себе временные гнезда только для одной ночевки.
Третьи доказывали, что на каждую ночь строится новое гнездо, которое обезьяна использует лишь один раз.
Вопрос об «архитектуре» жилищ шимпанзе, о том, строят ли их обезьяны сообща или каждый для себя, о том, сколько особей ночует в одном гнезде, породил обширную дискуссию, итоги которой были подведены лишь в конце тридцатых годов нашего века.
Сейчас известно следующее. Постоянных жилищ шимпанзе не строят. Но каждый день за несколько минут до захода солнца обезьяны деятельно принимаются за устройство ночлега. Каждый взрослый строит себе отдельное гнездо. Малыши спят с матерью. Но и они месяцев с пятнадцати начинают пробовать свои силы в строительстве гнезд, хотя никогда не спят в гнездах собственного изготовления.
Техника гнездостроительства у всех примерно одинакова. Облюбовав крепкое большое дерево, обезьяна находит на ней развилок и принимается за работу. Сначала она пригибает к центру будущего гнезда все близрастущие толстые ветки, придерживая уже согнутые ветви ногами. Потом несколькими ловкими движениями переплетает их. Бросает на настил еще охапку свеженаломанных пушистых веточек и листьев — и гнездо готово. Причем времени на это у шимпанзе уходит значительно меньше, чем ушло у меня на описание. В литературе приводятся случаи, когда на постройку этого довольно сложного сооружения одна самка потратила всего лишь три минуты.
Гнездо шимпанзе напоминает гнездо аиста. И хотя с точки зрения совершенства оно значительно уступает птичьим гнездам, но подобные сооружения других антропоидов оставляет далеко позади.
Располагают шимпанзе свои гнезда довольно высоко. Три, пять, десять, а то и двадцать метров над землей — хорошая гарантия от внезапного нападения врагов. Обычно на одном дереве сооружается несколько гнезд. Реже — одно. В диаметре гнездо не меньше метра, и построено с таким расчетом, чтобы выдержало вес его обитателя. Никаких крыш, никаких пологов из лиан. Правда, иногда гнезда подростков располагаются над гнездом старшего животного. Возможно, эти вышерасположенные гнезда и принимали путешественники за крышу обезьяньего жилища.
Любопытные данные получены Л. А. Фирсовым. Однажды холодной дождливой ночью исследователи измерили температуру в гнезде. В глубине подстилки термометр показал 37°. А температура воздуха в эту ночь не превышала 9°.
С первыми лучами солнца в таборе шимпанзе начинается переполох. Обезьяны барабанят по стволам, вопят, приветствуя новый день, затевают среди ветвей возню и, наконец, наскоро подкрепившись, племя кочевников покидает свое ночное пристанище, для того чтобы уже никогда более не вернуться сюда.
Гнезда обезьяны строят не только для ночевок, но и для послеобеденного отдыха в дождливый сезон. В сухое же время года они устраиваются прямо на земле, подмяв под себя траву.
В неволе шимпанзе тоже одолевает зуд строительства. В ход идет солома, обрывки веревки и даже посуда, из которой их кормят.
Лада и Нева, например, устраиваясь на ночь в своих кроватях, всякий раз долго перекладывали коврики, одеяла, подушки так, чтобы получилось хоть какое-то подобие гнезда. А Нева однажды после обеда долго и сосредоточенно мастерила что-то из украденного журнала «Огонек». Она пыхтела, выпячивала от усердия нижнюю губу, неловкими пальцами раскладывала вокруг себя вырванные листы и, наконец, улеглась прямо на голый пол посреди этого символического гнезда.
Предполагают, что у шимпанзе есть врожденная способность к строительству гнезда. Но проявляется она лишь в том случае, если у детеныша в определенном возрасте произойдет запечатление. Проще говоря, детеныш должен увидеть, как делает гнездо взрослая обезьяна. Все ее последовательные действия. Если в юном возрасте шимпанзенок этого не увидит, он всю жизнь может «играть» в постройку гнезда, но соорудить полноценное не сможет.
Семейные узы
В естественных условиях шимпанзе объединяются в группы. В них может быть и две обезьяны, и двадцать. Состав группы не отличается строгим постоянством.
Иногда группа — это мать с ребятишками. Иногда — самец и самка. Иногда — сообщество холостяков. Иногда — и те, и другие, и третьи.
Обезьяны могут свободно уходить из стада, другие так же свободно могут примкнуть к нему. «Коренные» члены сообщества по отношению к пришельцам миролюбивы, как, впрочем, относительно миролюбивы и между собой. Как полагает сейчас большинство исследователей, четкой иерархии в группе нет. Но некоторые ученые, наблюдавшие шимпанзе на воле, пишут о том, что часто одна обезьяна все-таки может занимать положение лидера. Лидерство это, впрочем, непостоянно. Так было, например, в «Банановом клубе» Джейн Гудолл.
Судя по всему, в нем встретились три семейства. Во главе одного стоял самец, которому дали имя Джон Буль, вторым управлял Лики, третьим Голиаф. Исходя из каких-то только им ведомых принципов, все обезьяны сразу же вручили пальму первенства старому и многоопытному Джону Булю, вторым после него стал — Голиаф, третьим — Лики. И под их коллективным руководством в «Банановом клубе» воцарились мир и согласие. Так продолжалось до тех пор, пока Майк не устроил «дворцовый переворот». Майку в «Банановом клубе» отпускали затрещины даже самки. Оттого он был нервен и пуглив. И вдруг все переменилось. Единственный, кого стали бояться, кому подчинились все, стал Майк. Достиг он этого с помощью... пустых железных бидонов. Майк стащил их в лагере и стал устраивать такие концерты, колотя их друг об друга и вопя на всю округу, что насмерть запугал всех своих сородичей. Бидоны у него в конце концов отобрали. Но дело было сделано: все члены «Бананового клуба» признали превосходство Великого Майка. Ибо главное, что требуется от вожака — сила, свирепость или по крайней мере уменье любым способом продемонстрировать свое превосходство над соплеменниками.
Среди самок пальма первенства принадлежала Фло. Несмотря на непривлекательную внешность — в драке ей как-то оторвали ухо, а из носа выдрали порядочный клок,— она пользовалась популярностью среди самцов. Возможно, популярности этой способствовало то, что у Фло было много детей, ибо в стаде при прочих равных условиях самки с детенышами занимают привилегированное положение. У бездетной самки более сильные сородичи могут при случае отобрать корм, могут выгнать из гнезда, наподдав при этом как следует. Но стоит у нее родиться детенышу, как она автоматически занимает особое положение.
Ребятишки в стаде — уж точно вне всякой иерархии. Их все любят. Все защищают. Если мать гибнет, заботу о сироте берет кто-нибудь из старших.
По данным Гудолл, обезьяны даже способны поделиться с малышом пищей, игрушками. Малыши быстро усваивают свое положение баловня.
Среди обезьян, вывезенных Л. А. Фирсовым в 1973 году на остров, таким баловнем была полуторагодовалая малышка Чита. Свою власть над сородичами она знала отлично. Увидит у старшей обезьяны сласти, например, и тут же начинает вымогать. Для начала покорно протянет ладошку. Не поможет — хныкает, бьет себя по лицу руками. И уж как крайнее средство — визжа, валится навзничь на землю. Что с ней поделаешь? И старшая великодушно уступает. Точно таким же манером Чита добивалась от соплеменников покровительства, когда ей хотелось, например, подлезть к кому-нибудь под теплый бочок. Старшие не только снисходительно относились к капризам малышки. Л. А. Фирсов пишет, что ему не раз приходилось наблюдать, как в особо опасных ситуациях покровитель в буквальном смысле слова прикрывал малыша своим телом. Когда же у малыша есть мать, она для него самая главная защитница. Особенно на первых порах.
Новорожденные шимпанзята, как и гориллята, беспомощны. Они зрячие. Но зубов у них нет. Даже сосать они начинают лишь через 48 часов после рождения. И единственное, на что шимпанзенок способен почти сразу же,— крепко вцепиться руками и ногами в мать, да так, что никакой силой не разжать до поры до времени его кулачонки. С таким «клещиком» на груди мать-шимпанзе может принимать любые позы, лазать и прыгать как угодно, не боясь потерять детеныша. Тем не менее, передвигаясь, шимпанзиха все время придерживает его рукой. Мало ли что может случиться.
В первое время матери не дает покоя кожица ребенка. Она губами, пальцами, зубами выковыривает каждую соринку, выцарапывает каждый прыщик на теле. Вычищает ребенку нос и глаза и, конечно же, беспокоится о том, чтобы ребенок не потерял грудь.
Несколько недель ребенок висит на материнской груди. Потом он начинает осваивать кое-какие движения. На третьей неделе, лежа на животе, он уже может поднимать голову. В два месяца ползает. В три умеет сидеть. В эти три месяца кончается его затворничество. Шимпанзенок покидает уютное место на материнской груди и перебирается к ней на спину. Теперь он путешествует по лесу верхом. Хотя и по-прежнему чуть что — быстро перебирается на грудь матери.
Осваивать все новые движения детенышу помогает мать. Она кладет его на живот и поддерживает еще слабую головку. Помогает ему ползать. Учит стоять и ходить. Приемы тренировок мало чем отличаются от человеческих. Чтобы ребенок научился стоять, мать-шимпанзе ставит его около пня, куста, любого вертикального предмета, а сама уходит, предоставляя малышу возможность вопить во все горло от неудобства нового положения. Стоит детенышу освоить новое положение — начинается следующий этап. Обучение ходьбе. Мать усаживает ребенка, отходит подальше и жестами подзывает к себе. Если малыш не решается, она подходит к нему, берет за руку и заставляет ковылять на двух ногах.
К году шимпанзенок, как правило, осваивает все возможные способы передвижения. К этому же времени у него вырастают молочные зубы, он начинает более или менее разбираться в любой другой пище, кроме материнского молока, и вообще становится весьма самостоятельным существом. Так что матери ничего не остается, как разрешить ему водиться со сверстниками. Но еще лет до трех, даже если у нее появится еще один детеныш, мать-шимпанзе опекает своего ребенка, кормит его, укладывает спать в своем гнезде, в опасных ситуациях встает на защиту. Более того, по сведениям Гудолл, мать остается эдакой хранительницей очага для всех своих детей — от грудных младенцев до взрослых, двенадцатилетних самцов. К этому выводу английская исследовательница пришла, наблюдая семейство Фло.
Фло была чадолюбива. По крайней мере, четверо ребятишек — ее вклад в «Банановый клуб» Джейн Гудолл: Фабен, Финган, Фифи и кроха Флинт.
Финган, как и полагается мальчишкам, целыми днями носился по полянам с бандой таких же сорванцов. Но Фифи... Она совершенно извела мать, выклянчивая у нее Флинта. На первых порах Фло была непреклонна. Единственное, что позволялось Фифи,— потрогать новорожденного за руку или погладить по голове. Наконец, когда Флинту исполнилось три месяца, Фифи добилась своего. Однажды, когда мать уснула, она осторожно отцепила ручки-ножки братца от матери и, присев рядом на корточки, стала нежно его баюкать. Потом такое стало случаться все чаще и чаще и, наконец, Фифи окончательно утвердилась в роли няньки.
Она баюкала Флинта, следила за тем, чтобы он не тащил в рот всякую гадость, и ужасно сердилась, когда кто-нибудь пытался тоже понянчить или хотя бы поглазеть на братишку. Исключение делалось только для Фабена, старшего сына Фло. Несмотря на то, что он уже был взрослым самцом с «положением в обществе», Фабен продолжал относиться к Фло с нежностью и почтением. Уступал свою порцию бананов и в случае необходимости всегда спешил на помощь.
Шло время. Дети Фло подрастали. И отношения в семье стали меняться. Как только Флинт подрос настолько, что ему стали позволять играть с другими шимпанзятами, Фифи потеряла к нему всякий интерес. Зато стала интересоваться самцами. Финган на глазах мужал. Все чаще начал отлучаться от Фло и все дольше бродил где-то. Почувствовав силу и превосходство, он частенько стал огрызаться на мать. Теперь уже Фло не одергивала его безнаказанно, как раньше. А если и случалось ей «ругнуть» сына по старой привычке, получала сдачу. И еду ей приходилось выпрашивать теперь у взрослеющего сына, а не отбирать, как прежде, пользуясь правом старшинства.
Так складывались отношения в семье между матерью и детьми. За ее пределами, в стаде, Фингану пришлось осваивать новый стиль поведения. Детство кончилось. Перестали прощаться шалости и проказы. И хотя его по-прежнему не обижали, но начали требовать уважения и подчинения другим членам стада. Финган, объединившись с другими молодыми самцами, держался в стаде особняком. Подальше от стариков. Этой компанией они постигали свою роль в жизни обезьяньего сообщества и осваивали тонкости общения с сородичами.
С первой тонкостью их ознакомил Майк. Слоняясь однажды в дурном расположении духа, он наткнулся на компанию молодых сорванцов, которые весьма недурно проводили время. На Майка они попросту не обратили внимания. Майк чуть не задохнулся от злости. Не заметить и не приветствовать его, Великого Майка! И он пошел отвешивать направо и налево пинки и оплеухи. С тех пор Финган и его сверстники прочно усвоили основную заповедь стадной жизни: сильного надо почитать и всячески демонстрировать ему это почтение. Сделать, это просто. Надо преклонить голову и припасть к земле в знак покорности и повиновения. И лишь когда вожак похлопает по плечу или просто коснется рукой, можно спокойно продолжать свои занятия. Вскоре они в совершенстве овладели «языком» жестов, гримас и звуков.
Пути к взаимопониманию
Выразительных жестов у шимпанзе много. У каждого жеста — свое значение. Некоторые из них до неправдоподобности похожи на человеческие. И по внешнему выражению и, так сказать, по внутреннему содержанию. Кстати, о похожести двух из них вы уже можете судить. Ведь и мы в знак согласия наклоняем голову. И кому не приходилось в благодушном настроении покровительственно похлопывать по плечу оконфузившегося приятеля.
В этом сходстве мимики и жестов Дарвин усматривал дополнительное доказательство родства человека с обезьянами.
Наверное, родство это чувствовали и мои колтушинские приятели. Иначе они не стали бы «объясняться» со мной на языке жестов, принятом в обезьяньем обществе.
Помню, как на следующий день после знакомства Нева «убеждала» меня подойти поближе. Протянула руку сквозь решетку и призывно загребла рукой воздух: иди, мол, сюда, не бойся. В глазах у нее то же, что у кошки, караулящей мышь. А на физиономии такое притворное равнодушие, что я не удержалась и, как человеку, ответила: «Нет уж. Хватит. Хорошего понемножку».
Протянутая рука шимпанзе — жест красноречивый и в разных ситуациях звучащий по-разному. Призыв подойти поближе. Выклянчивание. Просьба о покровительстве. Мольба о помощи. И конечно, в каждом из этих состояний не только по-разному протянута рука, но и поза, выражение лица, сопровождающие звуки — все разное.
В нашем лабораторном «стаде», в которое, по-видимому, Лада, Нева и Рица включали и нас — всех работников и обслуживающий персонал,— «вожаком» обезьяны считали Леонида Александровича Фирсова. Благо был он черен, силен и властен. Потому во всех обезьяньих конфликтах приходилось разбираться ему.
Поссорились Лада с Невой. Обиженная бросается к покровителю, повизгивая протягивает к нему руку, шмыгая носом и поминутно оглядываясь на обидчицу. Леонид Александрович прикасается к ее плечу, и она разом успокаивается. Прикосновение сильнейшего — символ того, что он берет слабого под защиту.