С тех пор каждую ночь Эглантина и Рыжуха улетали с острова.
Все было прекрасно, вот только странные вещи начали происходить с памятью и сознанием Эглантины.
Например, она никогда не могла вспомнить, как возвращается из Клювов домой, а еще ей казалось странным, что Рыжуха постоянно исчезает из материнского дупла. И папа почему-то так и не появился.
Но все эти странности не слишком тревожили Эглантину, со временем она перестала обращать внимание даже на случайные мамины оговорки, когда та, забывшись, называла ее «дорогушей».
Эглантина вообще стала быстро забывать обо всем досадном и ненужном.
Она забыла рассказать Сорену о вновь обретенной маме и своих еженощных полетах, забыла навестить Примулу в лазарете. Стоило ей прилететь в Клювы и очутиться возле дупла, как все заботы и тревоги мгновенно испарялись.
Мамочка не могла нарадоваться на нее, но особенно она гордилась тем, как ее дочка умеет читать и писать.
Мама бережно хранила каждый клочок, принесенный Эглантиной, и не уставала восторгаться ее аккуратным почерком. Она внимательно следила за тем, что читает дочка.
— Мамочка, в этой книге рассказывается о крупинках и о том, как делать новые крупинки из уже имеющегося запаса.
— Неужели? Я тоже хочу узнать о таком чуде! Прошу тебя, перепиши мне этот фрагмент.
— Ох, даже не знаю… Это огромная книга, в ней все страницы густо-густо исписаны, и еще там очень сложные схемы.
— Тогда не мучай себя, детка! Просто вырви нужные странички и принеси мамочке. Уверяю тебя, никто ничего не заметит!
Эглантина моргнула. Мелькнуло ли что-то в ее сознании? Почувствовала ли она хотя бы едва заметное содрогание в желудке? Как бы то ни было, она нисколько не обеспокоилась. Она просто сказала:
— Хорошо, в следующий раз я принесу тебе эти страницы.
И принесла.
ГЛАВА XI
Последняя мысль Примулы
— Послушай, Эглантина! Я две недели пролежала в лазарете, а ты ни разу меня не навестила. Ни разу. — Примула с болью и осуждением смотрела на Эглантину.
Эглантина моргнула.
— Прости, у меня как-то вылетело из головы, — ответила она. На самом деле она и не думала просить прощения.
Примула видела, что подруга ни о чем не сожалеет. И вообще, она заметно изменилась. Ее всегда сияющие черные глазки потускнели, живой взгляд затуманился.
Примула просто не знала, что и думать.
— Ты же знаешь, я была очень занята.
— Нет, не знаю, — отрезала Примула. — Откуда мне знать, если ты ни разу у меня не была?
— Ах, да… Но я была занята, поверь мне!
«Поверь мне!» — Не успели эти слова сорваться с клюва Эглантины, как в голове у Примулы щелкнуло, а желудок болезненно сжался. Она больше не верила Эглантине. Ни единому ее слову не верила. И теперь она непременно должна была выяснить, почему это произошло.
Что так изменило ее подругу?
Дело было уже не в мелких обидах на то, что Примулу во что-то не посвятили.
Здравый смысл подсказывал Примуле держаться подальше оттого, во что ввязалась Эглантина, но сердце и желудок заставляли выяснить все до конца. Пока она не узнает наверняка, ей лучше помалкивать, но как только все выяснится, она тут же полетит к Сорену.
А пока, может быть, стоит задать Эглантине один маленький вопрос?
— Я бы хотела спросить тебя кое о чем…
— Ну конечно, спрашивай.
— Как ты думаешь, Рыжуха — она какая на самом деле?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, просто мне кажется странным, что она постоянно стремится полностью завладеть тобой.
— Завладеть мною?
— Ну да. Такое впечатление, что она ревнует тебя ко всем на острове.
— Ревнует? — Эглантина моргнула и равнодушно уставилась прямо перед собой.
— Да, ревнует. Мне кажется, настоящие друзья не должны ревновать.
— В самом деле?
«Это бесполезно!» — вздохнула Примула. Эглантина просто повторяла ее последние слова, только и всего. Это был не разговор, а Глаукс знает что такое. В любом случае, это было совершенно не похоже на беседу двух давно не видевшихся подруг!
Следующие несколько дней Примула смотрела во все глаза, но так и не заметила ничего необычного.
Но через неделю после своего выхода из лазарета в самом начале сезона медного дождя Примула поняла, что Эглантина часто исчезает после окончания занятий, во время свободных полетов.
Когда это случилось в третий раз подряд, Примула решила проследить за подругой.
Ночь выдалась темная, безлунная.
Тяжелый полог туч скрыл звезды, и Примула, которая, как и все воробьиные сычики, не умела летать бесшумно, была даже рада пронзительному ветру, который не только гнал рябь по морю и свистел над землей, но и успешно заглушал шелест ее крыльев.
Интересно, почему Эглантина решила взлетать с юга? В этом месте остров от материка отделяла наиболее широкая полоса воды.
Если лететь в южном направлении, то попадешь прямо в Клювы, которых ночным стражам настойчиво советовали избегать.
Миссис Плитивер была особенно настроена против Клювов, она часто вспоминала, что, когда стая случайно залетела туда во время поиска острова Га'Хуула, все четверо сов впали в какое-то странное оцепенение.
Эта земля славилась прекрасными озерами, таившими в себе смертельную опасность.
Неужели Эглантина летит в Клювы? Какая сила тянет ее туда?
«Ладно, — решила про себя Примула, — если за ответом придется лететь в Клювы — я полечу. Я хоть и маленькая, но сильная — и крыльями, и желудком».
И она полетела.
Всю дорогу она ломала голову над тем, что Эглантина тащит в клюве. Это было похоже на листы бумаги.
Странно: когда наставник объявил свободное время, никаких листов у Эглантины не было, но перед тем как отправиться в полет, она опустилась на один из утесов и взлетела оттуда уже с бумагами.
Через какое-то время тучи расступились, вдали показалась темная глыба земли.
Близость одиноких остроконечных скал, прозванных Клювами, чувствовалась задолго до того, как они стали видны взгляду.
Несмотря на ночную прохладу, над горами клубились соблазнительные потоки теплого воздуха. Они так и манили покататься на своих крутых гребнях. Даже в такую глухую, безлунную ночь ослепительно сверкали волшебные Зеркальные озера.
Эглантина летела к высокой ели, росшей на берегу одного из озер.
Сейчас Примуле нужно было быть особенно осторожной, чтобы ее не заметили. Она резко снизилась и отыскала на противоположном берегу озера густую елку, с которой можно было без опаски следить за всеми действиями Эглантины.
Примула увидела, как на ветке высокой ели показалась крупная сипуха с ослепительно-белым лицом.
— Мамочка! — завизжала Эглантина.
«Какая еще мамочка? Спятила она, что ли? Если она думает, что это ее мать, почему она ничего не рассказала Сорену?»
Примула заморгала. Перед ней был не скрум. Это была настоящая сова из костей и перьев. Она не была прозрачной и могла разговаривать.
Тем временем Эглантина протянула этой сипухе свои листочки.
— Какая ты умница, дорогуша! — довольно ухнула сова.
Примула напрягла слух. Нет, видимо, все-таки придется перебраться поближе.
Она осторожно перепорхнула на соседнее дерево, потом на следующее, стоявшее ближе к берегу.
— Мамочка, а сороконожки будут?
— Разве я могу забыть о своей доченьке?
— Нет, мамочка! Ты никогда обо мне не забываешь! Никогда! А папа где?
— Охотится.
— И Сорен тоже с ним?
— Конечно, они охотятся вместе.
Примула растерянно моргнула. «Сорен? Сорен охотится в Клювах? Но Сорен на Великом Древе! Что тут происходит?» — это была предпоследняя мысль Примулы. Потом она зажмурилась.
Что-то ослепительно вспыхнуло — а потом наступила тьма. Примула еще успела почувствовать, как ее пихают куда-то вроде мешка.
И вот тогда-то к Примуле пришла последняя мысль.
Мешок, в который ее затолкали, был точно такой же, в каком носили свои инструменты бродячие кузнецы.
Когда-то давно в Клювах тоже жил такой кузнец. Он был из рода полосатых неясытей. Сорен, Гильфи, Сумрак и Копуша нашли его умирающим на полу пещеры. Сначала они подумали, что его убила рысь. Но оказалось, что это сделал Клудд со своей бандой Чистых.
«Я погибну, как кузнец-одиночка из рода полосатых неясытей. Я погибну».
Это и была ее последняя мысль.
ГЛАВА XII
Желудок оживает
— Это очень интересная книга, Эглантина, — сказала Отулисса, входя в библиотеку. — Я как раз читала ее на днях. В ней говорится о том, что между квадрантами в совином желудке и соответствующими участками мозга существует связь. Но никогда в жизни я не видела совы, у которой желудок был бы настолько тесно связан с мозгом, как у моей любимой Стрикс Струмы!
Эглантина вздрогнула, да так сильно, что Отулисса и Сорен, который тоже только что вошел в библиотеку, со всех лап кинулись к ней.
— Что с тобой, Эглантина? — закричал Сорен.
— Почему ты сказала про Стрикс Струму «моя любимая»? — пролепетала Эглантина, во все глаза глядя на Отулиссу.
— Моя любимая? — переспросила Отулисса. — Потому что так оно и есть. Я любила ее больше всех на свете, она была моей любимой совой.
Эглантина словно окоченела.
— Это мамино слово! Так мама называла нас с Сореном! Ты должна это знать! Ты знала!
Сорен с Отулиссой ошеломленно уставились на Эглантину.
— Не будь дурочкой, Эглантина. Ты не можешь присвоить себе это слово, правда? Если Отулисса хочет назвать Стрикс Струму своей любимой совой, она имеет на это полное право. Великий Глаукс, да что на тебя нашло?
— Пусть называет ее по-другому. Дорогушей, например, — упрямо твердила Эглантина.
— Ка-ак? С какой стати я должна называть ее дорогушей? Мне не нравится это слово! Оно слащавое и фальшивое. Оно похоже на блестящую дребедень, которой мадам Плонк украшает свои апартаменты. Дорогуша! Тьфу! — Отулисса издала горлом противный звук, как будто отрыгнула ядовитого слизняка.
— Срыгни погадку, Эглантина, — резко приказал Сорен. Он очень редко повышал голос на сестру, но сейчас она даже не заметила его грубости.
Это насторожило Копушу, который даже на миг оторвался от следопытской книги, рекомендованной красавицей Сильваной, в которую он уже давно был безответно влюблен.
«Интересно, почему Эглантина так ополчилась на слово „любимая“ и осталась равнодушна к грубым словам Сорена?»
И вдруг Отулисса громко закричала:
— Великий Глаукс! Нет, я сейчас отрыгну… Что за шмя… — Она с усилием захлопнула клюв, заставив себя проглотить слово «шмякотня», самое страшное ругательство на острове.
— В чем дело, Отулисса? — раздраженно спросил Сорен.
— Кто-то вырвал две страницы из книги по высшему магнетизму!
— Ты шутишь! — ахнула Гильфи.
— Смотри! — Отулисса протянула ей книгу. Рваные края вырванных страниц уродливым шрамом зияли посреди разворота книги.
— Вислошейка? — мгновенно спросил Копуша.
— Но она не была в библиотеке с того самого дня, как упала в обморок после похорон Стрикс Струмы.
— Но тогда кто же мог это сделать? — прошептал Копуша.
Совы в смятении переглянулись.
Внезапно снаружи послышался громкий шум, и в окно библиотеки влетела взъерошенная Руби.
— Примула пропала!
— Что? — хором переспросили друзья.
— Она не вернулась на остров после свободных полетов.
Все головы повернулись к Эглантине.
— Ты ничего не заметила? — спросил сестру Сорен.
— Я рано вернулась и сразу отправилась спать, а вечером встала поздно и решила, что Примула уже улетела. Не волнуйся, я уверена, с ней все в порядке.
Копуша не сводил глаз с Эглантины. Ему показалось, что голос ее звучит монотонно и равнодушно.
Под командованием клюва искателей-спасателей, и следопытов все совы Великого Древа были разделены на небольшие группки для проведения поисков.
Старшеклассники из клюва искателей-спасателей, как наиболее опытные в своем деле встали во главе розыскных отрядов.
Члены клюва следопытов должны были сопровождать каждый такой отряд на земле, выискивая возможные следы упавшей совы.
Через несколько минут все были готовы к отправлению. В этот миг Эглантина вдруг развернулась и полетела в свое дупло.
— Что случилось? — лениво поинтересовалась Рыжуха.
— Глаукс, Примула исчезла! Кажется, она потерялась!
— Вот как? — зевнула Рыжуха.
Эглантина моргнула. На какую-то долю секунды ей показалось, будто она вышла из собственного тела, из своих перьев и слышит себя со стороны.
Почему она так странно разговаривает?
«Примула — моя лучшая подруга. Почему же я ничего не чувствую? Почему я так странно говорю? Я это — или не я? Где я?»
Словно кто-то незнакомый поселился в ее теле, в ее желудке. В желудке? Стоп… А есть ли у нее мускульный желудок? Она его совсем не чувствовала, она уже несколько дней — нет, несколько недель! — не ошущала никакого отклика в желудке.
Она понимала, что должна насмерть перепугаться, но почему-то ей не было страшно.
«Что-то со мной не так. Это очень странно… но разве мне не все равно? Мне вообще всё все равно, кроме встречи с мамой, и мне плевать, что она все время забывается и называет меня „дорогушей“, а не „Эгги“, как раньше».
Эглантина ничего не почувствовала даже тогда, когда все увидели изуродованную книгу по высшему магнетизму. Не было ни угрызений совести, ни гордости за свою ловкость, ни радости от маминой похвалы.
Мама в тот раз очень хвалила ее за эти страницы.
Вообще-то Эглантина уже плохо представляла, что такое радость, но и про грусть она тоже давно позабыла. Она должна переживать из-за Примулы, но чувство (любое чувство!) требовало слишком больших затрат, слишком больших усилий. Это было настолько странно, что Эглантина удивилась.
Желудок ее по-прежнему оставался каменным.
Эглантина посмотрела на Рыжуху и машинально сказала:
— Вообще-то, Примула — моя лучшая подруга. Наверное, это смешно, но я не испытываю никакой грусти.
— Может быть, это потому, что она вовсе не лучшая твоя подруга? — отозвалась Рыжуха. Она помедлила, а потом встала и подошла к Эглантине. — Может быть, это я — твоя лучшая подруга?
Эглантина долго разглядывала Рыжуху, а потом крепко зажмурила глаза.
— Нет, нет… Не думаю, что это так.
И в этот момент, впервые за долгое время, в желудке ее что-то еле заметно шевельнулось.
— Как знаешь, — дружелюбно ответила Рыжуха, поворачиваясь к ней спиной.
Эглантина попала в отряд под командованием Копуши, который считался лучшим следопытом в своем клюве.
Сама Эглантина занималась в клюве искателей-спасателей и была знакома с основами своего ремесла. Она знала, что прежде всего нужно тщательно осмотреть местность в поисках вороньих гнезд.
Вороны часто нападали на сов, особенно тех, что летали в одиночку в дневное время.
Сипухи среди всех сов славились своим чутким слухом.
Благодаря несимметрично расположенным ушным щелям и слегка вогнутому лицевому диску, улавливающему звуки со всех сторон, сипухи способны услышать почти неслышимое — например, стрекот одинокого сверчка или сердцебиение мыши.
Во время полета Эглантина снова почувствовала себя странно.
Ее зрение и слух действовали не согласованно, как было раньше, а вразнобой.
Да что с ней такое творится?
«Да ну, пустяки! — отмахнулась было она, но вдруг подумала: — Пустяки? Нет, я не должна считать это пустяками! От таких вещей зависит жизнь. Сова, которая не в состоянии связать звук с увиденным образом, обречена погибнуть! Глаукс, да я должна сойти с ума от страха. Почему же я ничего не чувствую? Что со мной случилось? Что со мной творится?»
— Ради Глаукса, Эглантина! — заорал на нее Мартин, крохотный новошотландский мохноногий сыч, близкий приятель Сорена. — Смотри, куда летишь! Ты едва не сшибла меня на повороте.
— Извини, — тихо обронила Эглантина.