Мне захотелось хорошенько прибрать всю комнату, и бабушкин сундук очень мешал. И вечером я сказала ба бушке:
– Письма, которые занимают так мало места и которые интересно было бы почитать, ты сжигаешь, а вот сундук у тебя набит доверху тряпками, будто это какое-то сокровище.
Бабушка рассердилась:
– Опять тебе мой сундук помешал! И кто тебе разрешил рыться в моих вещах?
Я не сдавалась и настаивала на том, чтобы бабушка выбросила все старье и отдала мне сундук для школьных принадлежностей.
– Старье? Что ты понимаешь! Будет время – сама разберусь. Старые вещи можно сдать в утиль.
В утиль? Стойте, стойте! Я где-то слыхала, что из старых тряпок можно сплести коврик. Как это делают? Но об этом я узнаю в рукодельном кружке в Доме пионеров.
Да, я и забыла записать это! Ведь я теперь пионерка!
Пионеркой я стала уже в первую четверть. Когда меня примали на совете отряда и я давала торжественное обещание, было очень празднично, даже знамя внесли.
Теперь мне кажется, будто я уже давно и вместе со всеми вступила в пионеры.
На следующий день после разговора с бабушкой я отправилась в Дом пионеров, к руководительнице кружка рукоделия, и теперь весь наш класс охвачен «лоскутной» лихорадкой.
Мы решили все вместе сделать одну вещь для ученической выставки, а потом пусть каждый сделает для себя то, что ему захочется.
Мы собираем лоскутья, режем их на полоски, сшиваем и красим. У меня уже и неприятность вышла из-за этого. Но вообще-то в этой «тряпичной истории» было много хорошего.
Как-то мы, девочки, целый вечер резали тряпье – старые чулки и разные лоскуты – на полоски шириной в палец. Приятно было сидеть вместе – руки у нас работали как заведенные. Языки тоже не ленились. Говорили и об Энту. Юта спросила, куда он девался, почему его давно не видно. Имби в последний раз видела его, когда он вместе с отцом выходил из учительской.
Айме сказала, что Энту отдали в школу для каких-то трудновоспитуемых.
Может, это и нехорошо, но мы все обрадовались. Больше всех радовалась Айме. Это и понятно: Энту досаждал ей больше, чем другим.
Мы условились, что тот, кто первым кончит работу, может потребовать что-нибудь от того, кто кончит последним, – как при игре в фанты.
Я первая победила, а Юта осталась последней, но я еще и потребовать ничего не успела, как она уже начала спорить: у меня, дескать, чулок был короче, а ей всегда дают самые плохие тряпки и самые длинные чулки. Имби даже прикрикнула на нее:
– Что ты ноешь всегда и портишь другим настроение! Ты же видишь, что никто не выбирает, а берет что попало.
Другие девочки тоже поддержали Имби, а я сказала, что ничего не стану требовать от такой плаксы.
Потом все девочки взяли по обыкновенному чулку, а Юте нарочно оставили самый коротенький, до колен. Это, конечно, придумала Имби – она лукаво нам подмигнула. Мы ее поняли и с таким усердием принялись резать чулки, что у нас руки онемели. Имби первая крикнула: «Готово!» Второй была Айме, третьей я. А Юта опять осталась последней.
Она разозлилась и тут же выдумала, будто руку ее свело судорогой. Имби пошутила, что лучше бы ей свело судорогой язык, но тут же потребовала, как победительница, чтобы Юта за весь вечер не открывала рта. Юта сердито засопела и не сказала ни слова. Остальные тоже замолчали. Настроение у всех испортилось, и мы невольно сами помогли Юте сидеть молчком.
Потом победила я, а проиграла Айме. Я попросила Айме спеть что-нибудь, потому что у нее очень красивый голос. Она всегда выступает на школьных вечерах и даже по радио. Я до сих пор не умею хорошо петь, но очень люблю пение, а слова песен, где бы я их ни услышала, мне сразу запоминаются. Айме пела, а мы все подхватывали припев, и, если кто-нибудь забывал слова, я подсказывала. А ворох нарезанных лоскутов все рос и рос.
Только мы распелись, как дверь вдруг открылась, и ввалились наши мальчики. Они занимались в кружке «Умелые руки». Мы и внимания на них не обратили и продолжали петь. И мальчишки начали нам подтягивать! Не помню, чтобы на уроках пения мы пели с таким увлечением. Все мы развеселились и подобрели.
Когда мы кончили петь, я предложила мальчикам помочь нам. И, как ни удивительно, они согласились. Это было очень кстати, потому что пальцы у нас прямо-таки одеревенели и многие натерли себе мозоли.
Посмеявшись над нами, мальчики принялись за дело. А мы стали сшивать нарезанные полосы и сматывать их в клубки.
Мальчиков мы тоже заставили соревноваться. Урмас победил три раза, а Рейн – два. И каждый раз они требовали от проигравшего, чтобы тот пел. И мы пели во весь голос – даже стекла в окнах звенели. Потом, когда снова победил Урмас, а Витя проиграл, Витя сказал, что больше не знает ни одной песни – мы спели уже все песни, какие существуют на свете, и вообще хватит. Тогда Урмас сказал:
– Хорошо, если не хочешь петь, то расскажи что-нибудь, но только посмешнее.
Витя опять стал отнекиваться: он, дескать, не умеет рассказывать, даже в классе не умеет, а тут изволь рассказывай. Наконец я попросила:
– Расскажи что-нибудь о себе. Какой-нибудь смешной случай из своей жизни, все равно что.
– Охота была на посмешище себя выставлять! – продолжал упираться Витя.
– Почему же на посмешище? – не отставала я. – Куда смешней, что ты не умеешь ничего рассказать.
– Сама рассказывай! – бросил Витя.
– И расскажу!
– Давай, Кадри, покажи ему!
Вот я и села в калошу! Легко сказать – расскажи что-нибудь, да посмешнее, а попробуй сама! Но делать было нечего.
Я несколько раз открывала рот и никак не могла начать рассказ. Это было так же трудно, как окунуться в холодную воду.
Случайно я взглянула на Урмаса.
– Ну, чего ж ты? Ты ведь хорошо рассказываешь, – сказал Урмас.
По лицу его я догадалась, что он вспомнил о нашем разговоре в тот вечер, когда мы возвращались с Береговой кручи. И я вдруг осмелела.
Мне сразу вспомнилась история. Я вычитала ее недавно в одной из книг, взятых у тети Эльзы. Это сказка Андерсена «Большой Клаус и маленький Клаус». Оказалось, что ребята ее не читали, и я рассказала им эту сказку. Она очень-очень понравилась всем. Было смешно и весело.
За рассказами мы так увлеклись работой, что даже мальчики натерли мозоли на пальцах.
А еще подтрунивали над нашей нежной кожей!
Чудесный был вечер, и мы разошлись в прекрасном настроении. По дороге домой Имби сказала, что хорошо бы написать об этом вечере в «Искорку». Мне эта идея понравилась, и я, как только пришла домой, села писать. И просидела до часу ночи.
Все было бы отлично, но я не успела выучить уроки по истории, и меня, конечно, вызвали на следующий день. И я получила двойку!
Вот ведь задача: что же мне делать, вернее, чего не делать? Неужели бросить всякие кружки, как настаивает бабушка, или... Что-то здесь неладно, и я не понимаю, что именно...
В воскресной «Искорке» напечатано мое письмо! Его, правда, кое-где изменили, чтобы стало больше похоже на настоящую статью.
В школе это всем очень понравилось, и теперь многие хотят записаться в наш кружок. Не бог весть какие из них работники, зато они мастера добывать лоскутья.
С Витей, правда, случилась глупая история. В один прекрасный вечер он притащил нам большой сверток с кусками толстого зеленого трикотажа. Недолго думая мы все это с благодарностью приняли, потому что трикотажные и вязаные тряпки нам особенно нужны. Но на следующий день Витя попросил свои лоскуты обратно.
– Верните мне, это, оказывается, лыжный костюм.
– Что? – закричали девочки.
– Лыжный костюм!.. – смущенно пробормотал Витя. Мы молча показали ему пять аккуратных зеленых клубков. Витя почесал в затылке:
– Ну и достанется мне от сестры!
Выяснилось, что Витина старшая сестра решила немного переделать свой лыжный костюм и с этой целью распорола его, а Витя взял эти лоскуты и принес нам.
– Что же я должен был принести, если у нас в целом доме не нашлось ни тряпочки! Была, правда, суконка для натирки полов, но за нее мне бы еще хуже досталось, – вздохнул Витя.
– Не нужно было приносить эти лоскуты.
– Вот и пойми девчонок! – рассердился наконец Витя. – Сами пристают – давай, давай тряпки, иначе не примем в кружок, а теперь – не надо было приносить! Я бы тогда так и не узнал, чем там кончилась эта история с Огнем и Звездой.
Потеха!
Дело в том, что на другой раз после того, как я рассказала про Клаусов, все начали просить меня, чтобы я рассказала еще что-нибудь, – очень, говорят, интересно. Ну, я и рассказала. Но, в конце концов, долго ли будешь пересказывать книги, к тому же все мы читаем одно и то же. Вот я и выдумала сама историю об Огне и о Звезде. Начала, а чем кончится, и сама не знаю. Но, пока я рассказывала, мне сами собой приходили на ум разные приключения, а когда вышла заминка, я схитрила: сказала, что продолжение будет в следующий раз. Таким образом у меня осталось время на новые выдумки.
Говорят, интересная получилась история. А мне самой еще интереснее – ведь все в этой истории происходит, как я захочу! А происходит в этой истории такое!..
Огонь – всем героям герой! Иногда я слишком увлекаюсь его геройством, и тогда кто-нибудь выражает сомнение, вправду ли он один смог победить целую орду врагов. Беда в том, что я точно не знаю, сколько в одной орде может быть этих татар, или мавров, или морских разбойников, но все-таки я не сдаюсь. И разве можно сдаваться с таким богатырем, как мой Огонь? Кто устоит против него? Он храбрый и сильный, как лев, и никто на свете не умеет лучше него владеть мечом и копьем. Из ружья он тоже стрелял бы лучше всех, если бы в то время уже были ружья. И он такой лихой наездник, что за ним не угнаться ни одному циркачу.
А Звездочка такая красивая девушка, такал добрая и милая, что другой такой никогда еще не было и не будет. Я сама увлечена приключениями своих героев (хотя они иногда и похожи на героев из разных книг), все ребята тоже увлечены. Жертвой этого увлечения и стал лыжный костюм Витиной сестры.
Виноваты, конечно, и мы с Имби. Мы принимали эти лоскуты и должны были заметить, что трикотажные куски, которые нам принес Витя, совсем еще новые.
В общем, все как-то обошлось. Говорят, что Витина сестра была даже рада, что так легко избавилась от старого костюма и может теперь купить себе новый. Как видно, в их семье дети получают все, что им захочется. Оттого-то Витя такой избалованный.
Жизнь все же очень сложная и странная. Об этом хорошо бы подумать, если бы нашлось время. Но надо приниматься за уроки – теперь мне никогда не хватает времени.
Дни проносятся быстро, как на карусели! Жизнь так интересна, дел так много, а время просто мчится.
Первое полугодие кончилось, и завтра начинается новое. В этом году у меня были такие веселые каникулы, как никогда.
Во-первых, мы всем классом сходили в театр на «Лебединое озеро». Бывает же на свете такое! А я частенько проходила мимо этого здания, даже не глядела на него и не знала, что это настоящий дворец чудес! Да и как не верить в чудесное после того, как увидишь и услышишь такое?
Я уже не один вечер просидела над листом бумаги, на котором было написано пока только заглавие – «Лебеди мечты», и не знала, про что же должно быть написано в этом стихотворении. А теперь я увидела девушку, которая, танцуя под дивную, прекрасную музыку, рассказала мне обо всем. Я уверена, что, будь я даже больна тяжело-тяжело, все равно я мигом выздоровела бы, как только услышала бы то место, где на сцене появляются заколдованные лебеди и где музыка похожа на звон падающих капель.
Если бы я не была такой неуклюжей, непременно стала бы учиться балету. Нужно посоветовать Анне заняться танцами – вот хорошая мысль. У Анне это, наверно, получится, и к тому же она такая красивая! Да и родители ее вряд ли станут возражать.
Но, пока я собиралась поговорить с Анне, произошло много разных событий.
Тетя Эльза подарила мне к Новому году коньки! Сказать по правде, я не очень обрадовалась, когда получила эти коньки, и мысленно побранила себя за то, что однажды рассказала тете Эльзе о том, как хорошо катается Анне и как она уговаривает меня ходить на каток. Я, правда, тут же добавила, что из меня, конечно, никогда не выйдет конькобежца. Но тетя Эльза все же подарила мне коньки. Никогда бы не поверила, что так трудно устоять на этих острых, как ножи, штуках. И при этом надо еще передвигаться, вернее – скользить, красиво скользить! Нет, благодарю покорно! Как только Анне перестала меня поддерживать, я сразу потеряла устойчивость и начала отвешивать церемонные поклоны. С испугу я окончательно потеряла равновесие и растянулась на льду. И подумала, что если кто и получает удовольствие от моего катания, так это не я, а те, кто наблюдает это зрелище.
Я с большим трудом поднялась, но труд этот оказался совершенно напрасным, потому что, не успев еще хорошенько выпрямиться, я уже снова распласталась на льду. Кто-то насмешливо спросил, уж не вообразила ли я, что тут бассейн для плавания.
Сердито засопев, я принялась стаскивать с себя ботинки, чтобы избавиться от насмешек.
Бежать отсюда, бежать, хоть босиком!
Анне стала меня стыдить. Она убеждала, что на катке никто еще не расшибался насмерть, что и сама она вначале без конца падала, а другие смеялись над ней.
И, оттащив меня в сторонку, туда, где было безлюднее, принялась учить, как сохранять равновесие. Учить-то легко, я и сама, наверно, сумела бы, но слова не помогают удержаться на ногах. Когда, несмотря на поддержку Анне, я снова плюхнулась на лед, настроение у меня окончательно испортилось. Я сказала Анне:
– Может быть, я вообще неспособная. Я ведь и петь не умею.
Но Имби, подкатившая в этот момент, крикнула:
– Не выдумывай, пожалуйста! Ты же еще и не пробовала как следует!
При этих словах она так легко умчалась, что и мне захотелось помчаться следом за ней. Я и помчалась бы, если бы тут же не шлепнулась.
Тогда я сказала, что ушибла ногу – немножко я ее действительно ушибла, – что на этот раз хватит, и пошла домой.
Как только я вечером в постели закрыла глаза, я мысленно тотчас же принялась ковылять по льду, но, чем глубже я погружалась в сон, тем свободнее начинала скользить, да и вокруг меня все заскользило, пока я наконец не поднялась на воздух. Это было так приятно, что утром, проснувшись, я решила: будь что будет, но я непременно научусь кататься. Хотя бы для того, чтобы не обидеть тетю Эльзу, которая сделала мне такой подарок. И, в конце концов, если другие могут, то почему я не могу?
На следующий день я зашла к Хелле, которая тоже получила к Новому году коньки, и уговорила ее помочь мне устроить за домом на канавке наш собственный маленький каток. Тяжело нам было таскать воду! Хелле скоро заныла:
– Лучше пойти на большой каток. И чего тебе вздумалось кататься в канаве!
Но, когда на другое утро каток был готов, и не такой уж крохотный, Хелле была рада. У нее дело сразу пошло лучше, чем у меня. Отчего это? Ведь Хелле гораздо меньше меня. Но я не бросала своих попыток. Каждый день мы тренировались до самой темноты. И, когда я в последний день каникул отправилась на большой каток, Анне чуть не села на лед от удивления – так хорошо я уже умела кататься. И мне стало очень весело!
Но я еще не написала о самом приятном: мои отметки за вторую четверть оказались ничуть не хуже, чем за первую, и, увидев мой дневник, бабушка сказала:
– Из тебя еще может выйти толк!
Такой субботы, как вчера, в нашем доме еще не было. Во-первых, нам пришло целых два письма. Одно Кадри Юхансон – бабушке, а другое Кадри Ялакас – мне! Мне письмо! И еще какое! Мне пишет редакция «Искорки», благодарит за интересную заметку и спрашивает, не напишу ли я еще. Ур-ра-а!