Тогда я сказала:
- А как насчет пищи? Кто пожертвовал бы своей едой, если бы другой человек был голоден?
Кейсуки спросил, какое точно количество еды я имела в виду.
- Хорошо, а как насчет своей почки? Кто пожертвовал бы свою почку, если бы в ней нуждался, скажем, ваш брат? - спросил Гутри. И добавил: - А своей жизнью пожертвовали бы?
И так далее. Дома тетя Сэнди или дядя Макс, заглядывая ко мне в комнату, иногда заставали меня чертящей на листе бумаги бессмысленные каракули.
- Разве у тебя нет домашнего задания? - спрашивали они.
- Я как раз его делаю, - отвечала я. - Я думаю.
И действительно думала, думала, думала все время. Ночью мне не всегда удавалось перестать думать, и мысли оставались в голове, проникая в мои сны.
Сны Доменики Сантолины Дун
Я лежала на операционном столе, и врач спросил меня: “Динни, ты разрешила взять одну или две твои почки? Можно, мы возьмем и ногу? И еще, может быть, ухо. А сердце можно?”
“А кому оно понадобилось?” - спросила я.
“Крику”.
Я не знаю, что я отдала Крику, потому что проснулась.
29. Андерматт
Моя поездка в Андерматт на выходные дни чуть не сорвалась, потому что каждый участник должен был найти себе партнера по лыжам такого же уровня, как он сам, и я не могла отыскать никого из начинающих, кто хотел бы поехать. И тогда Гутри сказал:
- Я буду кататься с тобой, Динни.
- Я умею съезжать только с детских горок, - сказала я. - Я не смогу забираться так высоко, как ты.
- Все в порядке, - ответил Гутри. - Я буду с тобой, пока ты не устанешь и пойдешь в хижину греться, а я тем временем покатаюсь с остальными.
Наша группа получилась совсем маленькая: я, Гутри, Белен, Кейсуки, Мари, Фади и синьора Палермо. В последнюю минуту Лайла тоже решила поехать.
- Мне надо обязательно закрепить то, чему я научилась в Санкт-Морице, - сказала она. - Это будет замечательно!
Вообще-то мне не хотелось, чтобы Лайла ехала с нами. Я никак не могла привыкнуть к этой новой Лайле. Мне почему-то было проще воспринимать прежнюю, вечно недовольную Лайлу. Теперь, когда она постоянно улыбалась и всех обнимала, так и излучая бодрый, задорный оптимизм, я чувствовала некоторую ревность. Мне хотелось сказать: “Эй, ребята, ведь это я, Динни, все та же дружелюбная, симпатичная девочка, какой была всегда!” Но рядом находилась Лайла, такая яркая и трепетная, жадно привлекающая к себе всеобщее внимание. Прежняя Лайла нуждалась во мне как в подруге, а у этой, нынешней, казалось, все вокруг были лучшие друзья.
Мы сидели в том же поезде, на котором в августе приехали с дядей Максом и тетей Сэнди. Он так же извивался и петлял, поднимаясь в горы Швейцарии в обратном направлении к Андерматту. На полдороге за окном начали падать большие пушистые снежинки. За каждым поворотом возникали новые горы с острыми, скалистыми уступами, открывались все более живописные виды домиков-шале в снегу, а по заснеженным долинам неслись лыжники, и, казалось, из-под их лыж до слуха долетало характерное сфшш-сфшш-сфшш.
Гутри не мог отвести глаз от пейзажа за окном. Он перебегал с одной стороны поезда на другую.
- Guardate! - говорил он. - Видишь ту долину? Могу поспорить, она образовалась в результате схода ледника. Глянь, какие отвесные скалы! - Или: - Посмотри-ка вон туда! Хорошо видно, что эти крутые склоны образованы потоками воды, падающими сверху!
- Эй, мистер Профессор! - окликнула его Мари. - Ты не хочешь передохнуть?
- Передохнуть? - переспросил Гутри. - Это и есть отдых! Я как раз отдыхаю! Guardate! Вон там, смотри - противолавинные барьеры! (По всему склону горы, куда ни кинешь взгляд, были установлены барьеры.) Они не дают снегу обрушиться на город внизу, - пояснил Гутри.
На мне был красный шарф, подаренный бабушкой Фиорелли, и я потуже обмотала им шею. Лавины… Разрушенные города… Мне совсем не нравилось все это.
Наконец из-за поворота открылась обширная долина Урзерен, в самой низкой части которой располагался город Андерматт с его узкими улочками.
- Перекресток Альп! - воскликнул Гутри. - Magnifico!*
______________
* Замечательно! (Итал.)
Гутри сдержал слово и почти два часа катался со мной на самых низких и пологих склонах. Он все время подбадривал меня:
- Динни, у тебя здорово получается! Скоро начнешь съезжать с самой крутизны!
Это была неправда. У меня получалось не здорово. Я все еще то и дело “низпадала”, но все равно мне доставляло удовольствие слышать похвалы Гутри. И по прошествии двух часов я была готова отправиться в хижину и сидеть там с чашкой горячего шоколада в руках. Больше, чем готова. Умоляла Гутри позволить мне закончить на сегодня.
- Я поднимусь наверх и покатаюсь с остальными, - сказал Гутри, проводив меня до хижины. - А потом вернусь. Ты в порядке?
- В полном, - заверила я его. - Во всяком случае, здесь я не так часто буду падать.
Часом позже в хижину ввалились Белен и Кейсуки.
- Там, наверху, становится холодно, - сказала Белен. - Бр-р-р!
- А где Гутри? - спросила я. - Где Лайла и все остальные?
- Гутри катается вместе с Лайлой, - ответила Белен, закатив глаза. - Лайла все время бахвалится. Она считает себя великой лыжницей, но это совсем не так.
Чуть позже к нам присоединились Мари и Фади.
- О-о-о, raclette! - протянула Мари. - Как мне хочется поскорее съесть побольше этого горячего сыра!
- Где Гутри? - спросила я. - И Лайла?
- Ой-ой! У них там чуть не драка приключилась! - сказала Мари.
- Гутри все рвался прокатиться по piste*, а Лайла его отговаривала.
______________
* Горнолыжная трасса для скоростного спуска (итал.).
Через полчаса в хижину вошла Лайла. Она казалась рассерженной, но, когда Фади спросил ее, в чем дело, ответила:
- Ни в чем! Все прекрасно!
- Где Гутри? - спросила я.
Она махнула рукой куда-то в воздух.
- О, где-то там, наверху.
Вошла синьора Палермо.
- Все на месте? - спросила она. - Вы уже перекусили? Я просто умираю от голода!
- Гутри еще нет, - сказала я. - Он остался там.
- Один? - спросила она. - Он не должен кататься один. Кто его партнер?
Все разом посмотрели на Лайлу.
- Где он катался? - спросила синьора Палермо. - Кто последним видел его?
Лайла внимательно изучала свои пальцы, обхватившие чашку с горячим шоколадом.
- Я, - сказала она. - Ничего с ним не случится. Упрямый до невозможности! Все в порядке, просто fantastico! - По ее щеке скатилась слеза и повисла на губе.
Синьора Палермо схватила свои перчатки и шапочку.
- Все оставайтесь здесь, никуда не уходите! - И отправилась на поиски Гутри.
30. Ожидание
За окном хижины в Андерматте бушевала снежная буря, а мы сидели внутри, сбившись в тесную кучку, и ожидали возвращения синьоры Палермо и Гутри. В поисках убежища в хижину один за другим заходили лыжники, и каждый раз дверь с грохотом распахивалась под порывом холодного сырого ветра, а мы с надежной поднимали глаза на входящих.
Я теребила бахрому на своем красном шарфе, ощупывая пальцами каждую косичку. Я решила для себя, что к тому времени, как я поглажу все косички на обеих сторонах шарфа, Гутри вернется.
- Может быть, я тоже идти туда, - сказал Кейсуки.
- Синьора Палермо велела нам ждать здесь, - остановила его Белен. - Ее кондрашка хватит, если окажется, что надо идти искать еще и тебя!
На стене хижины загорелся сигнал лавинной опасности. Теперь два самых верхних спуска были закрыты, а подниматься на них запрещено.
Косички на одной стороне шарфа закончились, и я принялась за вторую.
Лайла раздраженно фыркнула, лицо ее приняло недовольное выражение.
- Я говорила ему, чтобы спускался вниз, - сказала она. - Говорила, что не надо кататься по piste.
- Я иду туда, - повторил Кейсуки. - Я не жду…
Белен схватила его за рукав.
- Не ходи!
По хижине еще раз потянуло холодом от распахнувшейся двери - вошла очередная группа замерзших лыжников.
- Бр-р! Fa freddo!* - раздались их голоса. - На улице ничего не видно!
______________
* Холодно! (Итал.)
На моем шарфе почти не осталось бахромы, до которой я еще не дотрагивалась. Последние косички я перебирала очень медленно.
Кейсуки обмотал шарф поверх рта и натянул вязаную шапочку до самых глаз.
- Я иду…
Белен по-прежнему держала его за рукав. Ветер завывал за окнами, сотрясая рамы.
Дверь снова распахнулась, и на этот раз в нее вошел Гутри, сбивая ледышки с ботинок и стряхивая снег со своей шапочки.
- Ух! - выдохнул он. - То, что творится наверху, - просто невероятно восхитительно!
- Где синьора Палермо? - спросила его Белен.
- Сейчас придет. Я ее немного обогнал - ecco!
Тут появилась синьора Палермо и, смеясь, принялась стряхивать снег с одежды.
- Вы что, даже не сердитесь на него? - спросила Лайла.
Синьора Палермо попыталась придать лицу более серьезное выражение.
- О! - произнесла она. - Si, si. Я велела ему не делать так больше. Ты всегда катаешься с кем-то еще, ты слышишь меня? - Она выжидающе посмотрела на Гутри.
- Si! Я вас слышу! - Он улыбнулся своей заразительной улыбкой. - Но вы не можете не согласиться, что последний спуск был fantastico! Такой самый лучший!
Я испытывала такое облегчение при виде живого и здорового Гутри, что просто потеряла дар речи.
- Ты loco человек! - сказала Белен, обращаясь к Гутри. Она ударила его своей шапочкой по руке. - Мы думали, ты уже мертвый!
- Я? - переспросил улыбающийся Гутри. - Да никогда в жизни! Sono potente! Я сильный! - Он согнул руки в локтях, словно демонстрируя бицепсы, и сел рядом со мной. - Я не хотел никого заставлять беспокоиться. Просто не мог остановиться, все съезжал и съезжал с горы. Я нашел совершенно классную трассу, когда-нибудь я обязательно возьму тебя туда!
- Ну, конечно! - ответила я. - Пройдет всего двадцать-тридцать лет, и я уже буду достаточно подготовлена!
На самом деле мне очень понравилась эта идея. Мы вместе будем нестись вниз по склону, только я и Гутри, и я не буду бояться, и я больше не буду “точкой Динни”.
Лайла хранила молчание. Она ни разу не взглянула на Гутри и по дороге на железнодорожную станцию через неутихающую метель плелась где-то в хвосте нашей группы.
В поезде на обратном пути большинство из нас дремали. Я зажала в кулаке свой счастливый шарф. Лайла сидела одна в стороне от всех и ни с кем не разговаривала. Гутри подсел было к ней, но она сказала ему исчезнуть.
- Ой-ой, - произнес Гутри, ни к кому не обращаясь, - Пистолет вернулся!
Сны Доменики Сантолины Дун
Мой тонкокожий пузырь катился, катился и катился под гору, подпрыгивая на сугробах. Он запотел изнутри, и мне приходилось все время протирать стенки, чтобы видеть. “Гутри! - позвала я. - Гутри!”
Вдруг раздался громкий оружейный выстрел, за ним последовал оглушительный взрыв, земля затряслась и вздыбилась, и я проснулась.
31. Тушеное мясо и планы
Тетя Грейс и тетя Тилли опять принялись за свое:
“Милая Динни!
Тилли призналась, что она так и не послала тебе мое рождественское письмо. Думаю, что когда-нибудь она получит у меня на орехи!
Теперь у меня обе коленки никчемные. Почему бы тебе не приехать и не пожить со мной? Заодно кое в чем подсобила бы! А я бы научила тебя готовить тушеное мясо.
С любовью,
твоя тетя Грейс”.
“Милая Динни!
У твоего папы все в порядке. Мы сейчас разрабатываем один план, и если он сработает, я тебе о нем сообщу. Это что-то потрясающее!
Крик прошел подготовку молодого бойца. Ничего, выжил. Говорит, что научился заправлять свою койку, гладить рубашки и играть в покер. Но на самолетах пока не летает.
Ты просто влюбишься в нашу реку, когда приедешь как-нибудь и увидишь ее.
Шлю тебе тысячу бочек с поцелуями.
С любовью от твоей тети Тилли,
чемпионки по приготовлению
творожного желе”.
32. Пистолет
Да, Пистолет, несомненно, вернулся!
- Я хочу домой! - причитала Лайла. - Домой, а не к родителям в Саудовскую Аравию. Динни, они собираются торчать там еще два года! Целых два года! Я хочу обратно в Штаты. Я хочу жить в нормальном доме и ходить в нормальную школу. Разве тебе не хочется того же, Динни? Вернуться в свой нормальный дом и ходить в нормальную школу?
У меня не было уверенности, чти я точно знаю, какой дом является нормальным или что из себя представляет нормальная школа. Иногда в моей памяти возникали картинки, связанные с местами, где мне пришлось жить в то или иное время, и я даже чувствовала что-то похожее на ностальгию и довольно сильное желание вернуться туда. Но эти воспоминания были не о самих домах, а о местности вокруг домов: о полях, реках, траве, воздухе, дорогах или сараях. Например, мне помнилась пыльная дорога в Теннесси и высокое кривое дерево в Огайо. Я помнила лоток в Индиане, с которого продавали хот-доги, и парк в Висконсине.
Годами я повсюду таскала за собой в коробке разное барахло. Среди прочих вещей там имелись две потрепанные тетради, одна желтая, другая голубая. У обеих на обложке была картинка, на которой девочка ловила рыбу. В желтой тетради я записывала свои сны. Там были даже сны, приснившиеся мне в семилетнем возрасте. Первый сон, к примеру, такой:
“Мне приснилась что я лигушка. Я была очень противная”.
Судя по записям, мне не часто снились сны в семь, восемь и девять лет, или, если снились, я их забывала, когда просыпалась. Но потом у меня были горы снов, и все они поместились в эту желтую тетрадь.
В синюю тетрадь я аккуратно записывала адреса и телефоны (как правило, у нас дома всегда был телефон) всех наших мест проживания. Я начала делать это также в возрасте семи лет, поэтому о всех предшествующих адресах и телефонах мне пришлось расспрашивать маму.
Первая запись была о Байбэнксе, штат Кентукки, где я родилась. В адресе значилось только название улицы: Морли-роуд. Телефона тогда у нас не было. В моей памяти ничего не сохранилось о Байбэнксе.
Затем следовали записи о Виргинии, Северной Каролине и Теннесси. Значились также Огайо, Индиана, Висконсин. Потом шли Оклахома, Арканзас, Орегон, Техас, Калифорния и, наконец, Нью-Мексико. Но о Швейцарии я еще ничего не написала, потому что в список попадали только те места, которые я покидала навсегда.
Время от времени я перечитывала названия городов и поселков: Байбэнкс, Динуидди, Суаннаноа, Суитуотер, Юклид, Уобэш, Энтиго, Кингфишер, Калико-Рок, Роузберг, Одесса, Чико и Эйбикуайю. Стоило мне вслух произнести название города, как в моей голове сразу возникала картинка, появлялся кратковременный образ, и так один за другим, словно кто-то быстро переключал слайды на экране. У меня была мечта когда-нибудь побывать во всех этих местах и найти там маленькие частицы Доменики Сантолины Дун.
В коробке с пожитками имелась также складная удочка, которую подарил мне отец. Я помнила себя сидящей с этой удочкой в руках на реках Суитуотера и Кингфишера, Калико-Рока и Роузберга, и так далее, и так далее, и мой отец тоже всегда сидел с удочкой рядом со мной на берегах этих рек.