– От елок?
– Нет. Хотя в каком-то смысле, пожалуй, да.
– И как, работает?
– Не очень. Продолжать этот список можно бесконечно: семья у нас большая. Но мы не можем помочь всем. Мы не можем помочь всему миру, Франк.
– Послушайте меня внимательно, – сказал учитель в каждом классе. В первом и втором классах учителю пришлось подождать, пока все сядут ровно, перестанут ковыряться в носу, успокоятся и направят взгляд на него. – Оставьте Франка в покое. Он тот же, что и раньше. А вы вьетесь вокруг него, как шмели вокруг единственного цветка.
У Франка перемена теперь наступает во время уроков.
На следующем уроке были дебаты. Они проходили раз в неделю, и их цель состояла в том, чтобы дети научились вести обсуждение. Каждый раз выбиралась новая тема. Сегодня – бранные слова. Дежурные учителя говорят, что на переменах ученики бранятся. Не все, но некоторые. Да и взрослые порой грешат. К примеру, если начинается дождь, многие ограничатся словами: «Вот незадача, снова дождь!» А другие возьмут и скажут: «Вот блин, опять дождь пошел!» Особенно много слов на «Б» звучит, когда вместе собираются несколько мужчин. Они никогда не скажут «ой», или «упс», или «да что ж такое!». Нет, они начнут ругаться! Если мяч ушел в аут. Если поскользнулись на льду. Если телефон разрядился.
Йёрген поднял руку и рассказал, что однажды в магазине прошел мимо мужчины. Тот стоял у прилавка с фруктами и бормотал себе под нос: «Какого хрена я должен платить сорок крон за несколько виноградин!»
Класс грохнул от смеха.
Всё-таки необычно, что ученик на уроке сказал «какого хрена» и ему не влетело от учителя. Однако, заметила учительница, если вы такие сильные выражения употребляете всего лишь по поводу цены на виноград, что вы скажете, когда случится что-то действительно серьезное – например, у вас загорится дом?
Ответить на этот вопрос оказалось нелегко, хотя Дениса очень старалась. Ученики хихикали каждый раз, когда кто-то произносил бранное слово.
Но, с другой стороны, заметила учительница, некоторые люди совсем никогда не ругаются, и это странновато. Ведь бывают такие ситуации, в которых вполне естественно употребить крепкое словцо?
Да, хором говорят дети. Например, если кто-то пнул тебя в пах. Или если ты попал под грузовик. Уж тогда-то можно крикнуть: «Какого хрена?!» И когда ты установил новый рекорд в компьютерной игре. Или когда на велосипеде чуть не скатился с трехсотметрового обрыва. Многие в такой ситуации заорут: «Чтоб меня черти драли!» А вот бабушка Александры, к примеру, только покрепче вцепилась бы в руль и пискнула: «Матерь божья!» или «Господи помилуй!»
Это вопрос привычки, объяснила учительница. Если уж начал ругаться, то ничего не стоит продолжить. Трое из класса ездят в школу на автобусе, и они рассказали, что на стенах остановки, где они ждут автобуса, написано много неприличных слов. И даже если их смывают, вскоре появляются новые. А ведь на остановке ждут и первоклашки, которые только-только научились читать. И, пока ждут, они тренируются читать по слогам всё, что там написано. Из недавних шедевров: «Дерьмо даром, звонить директору!». Всё дело в том, что неприличные слова нельзя прочесть в каком-то другом месте – на доске, или в магазине, или в газете. По незнанию можно решить, что все эти слова просто живут там, на остановке – в холодном домишке без окон и дверей.
– Но как же хорошие слова? – спросила учительница.
– Хорошие слова, – ответили ученики, – живут во рту у влюбленных, в рецептах выпечки, а еще висят на стене в рамочке.
К концу урока все выговорились и умолкли. Учительница спросила, довольны ли они дебатами. Все ответили, что довольны, – кто с улыбкой, кто очень серьезно. Вот и хорошо, сказала учительница. И написала на доске домашнее задание – не на следующий урок, а на всю жизнь.
«Ругайтесь с умом!»
Мама вернулась с работы злая. Швырнула продукты в холодильник. Банка сметаны перевернулась, но маме было все равно.
– Что случилось? – спросил Франк. Он сидел и делал домашнее задание.
– Ты когда-нибудь читал, что написано на упаковке жвачки, на обороте?
– Нет.
Мама простучала по полу каблуками и запихнула опустевший пакет в коробку с пустыми пакетами, ругнувшись, когда он попытался вывалиться обратно.
Франк ждал. Маме явно было что сказать.
– В общем, стою я в магазине. Подошла моя очередь. Передо мной старушка хочет заплатить за апельсины.
– Ну и?
– Кассир ей говорит, что нужна еще крона. Она ищет, но не может найти. Не хватает одной кроны.
– А при чем тут жвачка? – спросил Франк.
– И вдруг они замечают меня – и кассир, и старушка с апельсинами. Видят, что в очереди стою я – мультимиллионер. «Можно я завтра занесу крону?» – спрашивает старушка. Она ведь каждый день ходит в магазин! «Нет, – отвечает кассир. – У меня касса не сойдется, а она должна сойтись».
– И что дальше? – спросил Франк.
– Она достала все барахло из своей сумки – косметику, бигуди, ломтик зачерствелого сыра. И жалуется при этом: столько шума из-за одной кроны. А сама все посматривает просительно на меня. В конце концов она находит две монетки: одну в пятьдесят эре, которую кассир не принял. А другую хорватскую – клянется, что она точно стоит больше кроны, но иностранные деньги кассир тоже принимать отказывается. И тогда она начинает причитать, что к ней в гости едут четверо внуков и она хотела каждому дать по апельсину, – просит кассира еще раз их взвесить. Он взвешивает, но цена от этого не меняется.
– И? – спросил Франк.
– И тогда они снова смотрят на меня, и прямо хором: «У вас не найдется кроны для бедной старушки?»
– Правда так сказали?
– Не вслух, – ответила мама. – Но и так было ясно.
– Угу! И что?
Мама развела руками.
– А ты бы что сделал?
Франк думал всего полсекунды.
– Дал бы ей крону.
– А если бы ей не хватало двух крон? Или десяти? Или ста? В общем, я взяла упаковку жвачки и стала читать.
– Зачем?
– Чтобы не встречаться с ними взглядом.
Франк задумался.
– Ты стала жадной. Раньше ты такой не была. Раньше ты бы запросто дала ей крону.
Мама не ответила. Она только раздраженно вздохнула и ушла в ванную переодеваться.
– Ты стала чаще вздыхать, когда разбогатела, – крикнул Франк ей вслед.
– Сколько хочу, столько и вздыхаю! – донесся ответный крик.
Франк не понял, кричит она потому, что рассержена, или потому, что находится за стеной, или то и другое разом – рассержена за стеной.
Когда мама вернулась, лицо у нее было красное, как будто на дворе январь и она два часа кряду каталась на снегокате.
– И ты туда же! Не надо на меня так смотреть.
– Всего одна крона! – сказал Франк.
– Да, но сам подумай! Каждому по апельсину! Как будто нынешние дети едят апельсины. Вот ты бы съел целый апельсин?
Франк покачал головой.
– Так чем всё кончилось?
– Ей пришлось выложить один апельсин, – сказала мама и направилась к дивану в гостиной.
– А что у нас на обед?
– Жвачка!
Франк повысил голос.
– Так ты ее купила?
– Да.
– И сколько она стоила?
– Без понятия. Крон двадцать, наверное.
– Но… – сказал Франк.
– Дело в принципе! – перебила мама.
– Быть богатой и жадной, – пробормотал Франк достаточно громко, чтобы она услышала. – Такой вот принцип.
По почте стали приходить письма. Одно вчера и два сегодня, сказала мама. Франку можно будет прочесть их после обеда. И, кстати, она пошутила насчет жвачки на обед. Жвачка будет на десерт.
Первое письмо оказалось от отца какого-то семейства. В конверт была вложена фотография пятерых сопливых детей на диване. Судя по их виду, сильнее всего они нуждались в носовых платках. Но просил он машину: в семье должен вот-вот появиться шестой ребенок, и пора сменить машину – на что-нибудь побольше. А для этого им нужно как минимум сто тысяч крон. Иначе они не смогут все вместе поехать в путешествие на каникулах.
Интересно, подумал Франк, как все детские трусы помещаются на веревках, когда в семье стирка?
Второе письмо начиналось так: «Наш сын оказался в инвалидном кресле, и нам нужно полностью перестроить дом, чтобы он мог жить с нами. В противном случае придется отослать его в учреждение, где живут одни старики. Не могли бы вы…»
А последнее: «Нам известно, что на правой щеке у вас большое родимое пятно. Подобные пятна могут накапливать в себе раковые клетки. У нас большой опыт в удалении опасных родимых пятен, и процедура обойдется вам всего в…»
– Сто тысяч крон за машину! – воскликнул Франк. – Корабль с песком из Сахары наверняка стоит дешевле.
Мама вышла на веранду, ничего не ответив. Веранда у них была маленькая – только чтобы выбить коврик. Мама простояла там довольно долго, и Франк смотрел на нее – богатую женщину с холодным ветром в волосах и холодным кофе в кружке.
– Нам следовало подумать об Африке, – сказала мама после новостей.
– Почему? – спросил Франк. Не так-то легко подумать о целом континенте.
– Только представь, сколько там несчастных людей! Сколько детей, у которых нет ни еды, ни питья, ни школы, ни родителей.
У Франка нет ни бассейна, ни поля для гольфа, ни теннисного корта с автоматом для газировки. Он словно крошечный континент, до которого никому нет дела. Самый бедный миллионер в мире. Но у него есть еда и питье, а еще мама, которая не хочет его избаловать. Так что он честно попытался представить себе тощего мальчика без одежды, облепленного мухами, с пустой миской в руках. Мальчик вызывал жалость. Его ждала смерть либо от голода, либо от жажды. Но удерживать эту мысль в голове было трудно. Ведь до сих пор Франк знал об Африке совсем другое: там пирамиды, там верблюды. Ему хотелось бы залезть на вершину пирамиды или прокатиться на спине верблюда через пустыню в длинном караване: верблюды идут цепочкой, как люди через ледник. Это странно, ведь люди идут цепочкой через ледник на тот случай, если кто-то провалится в трещину. В пустыне нет трещин, в которые можно провалиться, но верблюды все равно идут цепочкой. Может, дело в том, что караван лучше выглядит на фотографиях, чем неопрятное стадо? Франк вспомнил, как однажды он ходил через ледник понарошку. Это было во втором классе. Учитель на замену соединил учеников с помощью веревки, и они ходили так, цепочкой, по партам.
– О чем думаешь? – спросила мама.
– О леднике, – ответил Франк.
– Ты же должен думать об Африке.
– Я старался.
– Старайся лучше!
– Это не так уж просто! Я ни одного африканца не знаю по имени.
– Мандела, – подсказала мама.
– Он умер, – ответил Франк.
Мама вздохнула, расстроенная тем, что Мандела не мог оказать им любезность и пожить подольше. Потом она положила ладонь себе на лоб, как обычно делают, чтобы проверить температуру. Но чтобы проверить температуру, нужен кто-то, у кого ее точно нет.
– Уф, – вздохнула она чуть погодя. – Не могу вспомнить ни одного живого африканца.
– Я тоже, – сказал Франк. – Может, из Азии?
– Ты имеешь в виду, вспомнить имя человека?
– Да?
– Из Азии? – уточнила мама, чтобы потянуть время.
– Да.
Азия еще больше, чем Африка. Там живет несколько миллиардов человек, и уж одного-то можно знать по имени.
– Лампун! – внезапно вскрикнула мама.
– Лампун? Это еще кто?
– Это женщина, она работает в киоске рядом с моей работой. Она с мужем живет в Норвегии, но дети у нее остались в Таиланде. Я видела их фото на стене за прилавком. Она каждый месяц отправляет им деньги.
– Сколько?
– Не знаю. А спрашивать как-то невежливо.
Они немного помолчали. Франк вспомнил хрустящие спринг-роллы, которые мама время от времени приносила из того киоска. Всё хрустящее – вкусное. Картофельные чипсы. Сахарные орешки. Фундук. Кукурузные палочки. Креветочные чипсы.
– Завтра надо будет купить у нее еды навынос, – сказала мама.
– Можно, – ответил Франк.
Так они помогут Азии, деликатно и ненавязчиво.
Самый старый учитель в школе говорил, как и мама, что у молодежи слишком большие аппетиты. Баскетбольная площадка. Бассейн. Теннисный корт. Лыжный склон. «В прежние времена мы строили лыжные трамплины сами, из снега», – сказал он. «Но и снега тогда было побольше», – возразили ученики. Сегодня, если наскрести достаточно снега, чтобы построить трамплин, приземляться придется на голую землю. Но старый учитель и слушать их не желал. Он рассказывал, что плавать можно прямо во фьорде – на животе, на спине, под водой. Или на лодке – до поселка на той стороне фьорда и обратно. Это хорошая нагрузка, уверял он, ведь гребля развивает мышцы спины. Можно лазать по деревьям – совершенно бесплатно. Можно ходить в горные походы, ловить рыбу в озерах и собирать ягоды. А если и этого окажется недостаточно, то есть еще собственное тело – самый лучший тренажер на свете. Тело может скакать, отжиматься, прыгать вверх по лестнице на одной ноге и, свернувшись в клубок, скатываться со склона. Не всегда дорогие вещи лучше бесплатных. Можно придумать веселую игру с обыкновенным яйцом, сказал он. Нужно встать в двух метрах друг от друга и перебрасывать яйцо туда и обратно. Потом увеличить расстояние до четырех метров, восьми или десяти. На улице, конечно! В гостиной лучше не пробовать.
Учитель утверждал, что площадка для игры в классики у школы – это «спортивное сооружение». Хотя на самом деле это просто белые квадраты, начерченные мелом на асфальте. Когда-то у детей была красивая гладкая бита для игры в классики, но потом ее утащил Пол, чтобы запустить «блинчики» на воде, когда на фьорде стоял штиль и не было ряби.
На переменах Франк проводил время с Денисой и Оскаром. Иногда они наблюдали, как Вегард из шестого класса тренируется в прыжках в длину. Площадка для прыжков в длину была единственным – не считая классиков – спортивным сооружением в поселке. Оно состояло из бруска, от которого нужно отталкиваться, и ямы с песком для приземления. Чтобы прыгать в длину, нужно иметь длинные ноги. У Денисы, Оскара и Франка имелись только короткие. Зато у Вегарда ноги были очень длинные, и он носил гольфы до колен. Он думал о прыжках круглосуточно. Экспериментировал с тем, как туго нужно завязывать шнурки и в какой песок лучше приземляться. Он испробовал формовочный песок, морской песок и песок для песочниц, песочный наполнитель для кошачьих туалетов, песок такой и песок сякой. Песок – важный элемент прыжка, утверждал Вегард. Производственная практика, которую обычно проходят ученики старшей школы, у него только через два года, но он уже записался проходить ее на песчаном карьере. Конечно, он не сможет прокормиться прыжками в длину. Это мало кому удается. Но, может, он прокормится, если устроится посыпать песком дороги в гололед? А летом будет прыгать.
– Твоя мама уже начала транжирить? – спросил Оскар, пока Вегард затягивал шнурки.
– Нет, – тихо ответил Франк.
– Ты должен ее подтолкнуть, – посоветовала Дениса.
– Да я подталкиваю! – сказал Франк.
– Если ты убедишь ее тратить деньги на себя, она и на нас будет тратить, – авторитетно заметил Оскар.
К яме для приземления подошла девочка из седьмого класса. Она сообщила Франку, что ждет его за игровой площадкой через минуту. А Дениса сказала: