И вскоре пропали змеи на острове Коренец. Будто их вымело метёлкой. Жители ходили по всему острову от берега до берега и не могли найти ни одной змеи, чтобы хоть для интереса посмотреть. Потому что удивительно же — сколько их было, а теперь ни одной. Порой на тропинке попадалась дохлая змея, но это, как вы понимаете, не интересно и даже не страшно, а только противно.
Вера Ивановна, натянув до бёдер рыбацкие яловые сапоги, обследовала весь остров вдоль и поперёк, пристально всматриваясь в тропинки, и лично убедилась, что теперь никакой опасности нет. Она успокоилась и разрешила Васе гулять, где ему вздумается.
— Спасибо капитану Чугунову, — сказал Вася. — Я приготовлю ему в подарок копчёных угрей.
Он перевернул лодку, зашпаклевал мочалом и замазкой рассохшиеся щели, просмолил дно и покрасил борта. Потом спустил лодку на воду, взял удочки и поплыл под западный берег, где водились длинные и жирные угри.
И только жалко было, что он написал Аркашке Слёзкину, чтобы тот не приезжал по причине опасности укушения змеёй, А то провели бы лето так интересно, как никогда в жизни.
«Ну и ладно, — думал Вася, — ничего ещё не потеряно, через год опять будет лето, и тогда приедет Аркашка, и мы сплаваем на затопленный пароход под южным берегом, а может, и ещё подальше, на неведомый и не нанесённый на географическую карту остров…»
Кончилось лето, и штурман Бобров доставил его в шлюпке с чемоданом на борт «Лоцмана», чтобы ехать на материк, в школу.
6
Штурман Бобров стоял на мостике вахту. Когда выбрали из воды якорь, он отпустил матросов вниз и сам спустился в ходовую рубку. Вася пошёл туда вслед за ним и пристроился в уголке, чтобы не мешать ни штурману, ни рулевому. Он смотрел на лохматые облака и холмистое серое море и ощущал горделивую радость от того, что является одним из очень немногих на свете мальчиков четвероклассного возраста, которым позволено находиться в настоящей ходовой рубке настоящего корабля и смотреть, как настоящий штурман прокладывает настоящий курс, а настоящий рулевой правит по этому курсу, и, может быть, потом и ему, Васе, дадут подержаться за штурвал…
А штурман Бобров, закончив свою работу по прокладке на карте курса корабля, осмотрел море и небо и, не углядев ничего опасного для плавания, опёрся локтями на гирокомпас и начал рассказывать.
— Много разных судов плавает по морям, — говорил он Васе, — и каждое судно делает определённое, нужное человечеству дело. Рыболовное ловит рыбу, этим его задача исчерпывается. Грузовое судно развозит грузы, а пассажирское возит пассажиров. Ледоколы, танкеры, спасательные и экспедиционные суда всегда употребляются в целях, соответствующих названию. Наше гидрографическое судно «Лоцман» задумано и приспособлено тоже для определённого дела, — говорил штурман. — Ранней весной, когда птички-зяблики возвращаются из Африки домой, а на море сходит лёд, «Лоцман» расставляет на фарватерах — наиболее выгодных для судоходства морских путях, — на всяких рифах, мелях, затонувших судах и прочих морских опасностях буи и вехи. Веху-то поставить просто, а вот с буем приходится долго возиться. Буй — это громадная бочка с якорем и с надстройкой, в которой горит фонарь.
— Я знаю, — кивнул Вася. — Видел их и в море и на берегу.
Штурман улыбнулся, закурил и продолжал рассказывать.
— «Лоцман» промеряет глубины в море, — говорил штурман Бобров, — всё лето поддерживает исправность навигационных знаков. Это приходится делать потому, что их постоянно срывают, ломают и топят ветры, волны и лихие малоопытные штурманы своими пароходами. В результате такой трудной и не всегда безопасной работы плывущий к нам издалека пароход подходит к берегу как по хорошо оснащённому дорожными знаками шоссе. Ему ободряюще мигают огни маяков и буев. При тумане он слышит предупреждающий об опасности бас ревуна и знает, что ждёт его там, впереди за туманом. Но сколько ещё всяких прочих важных дел, — говорил штурман Бобров Васе, — приходится выполнять нашему «Лоцману»! На многочисленные острова, вроде твоего, мы завозим продукты и технику, дрова и ацетилен, уголь и обслуживающий персонал, телевизоры, ванны и даже ёжиков. Мы возим в школу таких, как ты, детишек — завтра зайдём на Нерву за маленькой Галей, которая поедет в первый класс. Мы оказываем помощь рыбакам, которые терпят бедствие в море. Мы даже участвовали в проведении на островах переписи населения. И для того, чтобы переписать, скажем, тринадцать жителей острова Саари, который ещё меньше твоего, шесть матросов, штурман, член комиссии по переписи населения должны были с головой окунуться в море, высаживаясь со шлюпки на обледенелый гранит берега.
— А глубокой осенью, — продолжал рассказывать штурман Бобров, — мы выходим снимать буи и вехи. И на этой работе — известно ведь, какие штормы бывают у нас в ноябре, — матросы вымокают до костей, не окунаясь в море. Потом прочнеет лёд на заливе, а «Лоцман» всё плавает и плавает от острова к острову, по гидрографическим участкам, и в последнюю неделю декабря, пробираясь сквозь льды неимоверными усилиями экипажа, мы развозим по островам новогодние подарки для маячников.
В этом последнем рейсе, — улыбнулся штурман Бобров, — команда получает наконец подарок и для себя.
— Какой подарок? — полюбопытствовал Вася.
— Самый новогодний, — сказал штурман. — Мы набиваем трюм ёлками. Отборными, мохнатыми, тёмно-зелёными прекрасными ёлками, по которым тоскуют во сне детишки, которые пахнут благодатью ясного наслаждения, и смолой, и земляникой, и тёмным бором. «Лоцман» привозит этот запах в пропахшую углем и железом гавань. И уже не пахнет в гавани ни углем, ни железом, когда мы раскрываем трюм… Пойду-ка я на мостик, определю наше место в море.
Когда штурман вернулся и нанёс на карту место корабля, Вася спросил:
— А куда мы сейчас идём?
— Да вот видишь, штормик был недавно, — ответил штурман. — Сорвал буй на банке Средняя. Штатный буй, международного значения, обозначенный на всех картах и в лоциях. Послали нас его восстановить. И опять-таки подкинули попутную работёнку: кое-что погрузить на борт, кое-что выгрузить, кое-что перевезти из одного места в другое, тебя с Галей в школу доставить да снять недавно выставленные для временной надобности нештатные буи. Часа через два подойдём к тому месту, где они поставлены.
— Не «часа через два», а через один час сорок три минуты! — строго сказал, заходя в рубку, капитан Чугунов.
… Чем ближе к буям, тем больше разного народу собирается на палубе у лебёдки. Боцман, матросы, механики. Даже электрорадионавигатор, которому ни по возрасту, ни по здоровью, ни по должности не положено работать на палубе, а положено заниматься своей радиолокационной станцией в тёплом помещении, где ни брызг, ни ветра и приятно пахнет разогретой изоляцией. Но он знает, что у товарищей работа тяжёлая, рискованная и пригодится каждая пара рук.
«Лоцман» подходит к бую, ласково касается его бортом. Два матроса лезут за борт, прыгают на буй, шаткий и валкий. Они прихватывают буй тросом, крепят к кольцу крюк грузовой стрелы. Перебираются обратно на палубу. Штурман Бобров поворачивает штурвал лебёдки. Буй, всхлипнув, чмокнув, вырвался из воды. Закачался, подвешенный за ребро, но его тут же аккуратно затягивают на судно, опасаясь повредить фонарь. Потом, через каждые пять метров перехватывая якорную цепь, той же стрелой выбирают якорь, на котором держался в море буй.
Уже стемнело, когда подняли на борт второй буй. И «Лоцман» отправился в ближний порт, и на обоих его бортах часто мигали фонари буев, прорезая вспышками тьму осенней ночи. Матросы растаскивали упавшие кучей якорные цепи, ставили поближе к середине палубы полутонные якоря, мыли из шланга деревянный настил, испачканный донной глиной.
Из своего камбуза вышел остыть повар в белом кителе и в колпаке, и вспышки фонарей освещали его задумчивое лицо. То ли повар печалился, что по санитарным правилам не может помочь товарищам в их работе, то ли соображал, не приготовить ли на завтра пироги с капустой…
7
Вася давно уже спал, когда «Лоцман» пришёл в порт. Матросы выгрузили на причал якоря и цепи, прибрали палубу, сложили по местам инструмент. Боцман ещё раз проверил швартовые канаты и велел команде спать до шести часов утра. И когда Вася проснулся, умылся и позавтракал, «Лоцман» был уже далеко от порта, в совсем другом районе моря. Он уже закончил почти все побочные работы, и осталось главное: поставить на банке Средняя большой морской буй.
Этот буй лежал на палубе, громадный, прочно закреплённый витыми стальными тросами.
Сильно дуло от норд-оста, и над морем висел ровно-серый купол, который и облаками-то не назовёшь. Облака имеют какие-то очертания и, как правило, двигаются по небу. А если всё небо- сплошные облака, то у них нет никаких очертаний и некуда им двигаться, и вообще никому не известно, как это тогда называется. А волна к тому же вела себя недружелюбно и крепко поддавала с правого борта. «Лоцман» кланялся ей и вздрагивал.
Наконец штурман Бобров навёл пеленгатор на далёкие, едва различимые в бинокль маячные башни и определил точное место, где должен стоять буй банки Средняя.
— Есть место! — громко закричал он с мостика.
— Буй за борт! — скомандовал капитан Чугунов. Тяжёлая железная бочка с ажурной пирамидкой и фонарём наверху плюхнулась за борт.
— Якорь, якорь бросайте! — закричал Вася, следивший за всем этим с замиранием сердца.
Матросы захохотали, посмотрели на Васю и дружно сбросили в воду якорь. Теперь оставалось только отвязать строп, которым ферма крепилась к борту. А волна всё крепла. То борт «Лоцмана» нависал над фермой буя, то буй взлетал выше палубы. Его трахнуло о борт, и красный огонь стал белым.
— С этим надо бороться, — сказал капитан Чугунов. — Потому что как почувствует себя штурман, увидев белый огонь там; где лоция предсказывает ему красный?
— Неуверенным в жизни почувствует себя штурман, — согласился штурман Бобров.
А боцман тем временем, возможно, думал: кому из матросов приказать лезть за борт на буй, чтобы заменить погибший светофильтр, такое круглое стекло красного цвета, которое надевают на белую лампу.
А капитан Чугунов подумал, что быстрее и лучше него этого никто не сделает.
Громыхая железными трапами, он сбежал на палубу, сунул в карманы куртки услужливо протянутые ему ключи, положил за пазуху новый светофильтр, дождался, пока буй сравняется с палубой, и по-рысьи кинул на ферму свою долговязую фигуру. Фигура прилипла к ферме, зажав её коленями. Просунув руки сквозь брусья, Николай Иванович Чугунов мигом открутил гайки, отодвинул лбом крышку фонаря, вставил светофильтр и задраил крышку. Он дождался благоприятного расположения палубы и буя, сжался и, распрямляясь в воздухе, перелетел на палубу. Крикнул на лету:
— Боцман, отпускай строп!
Но волна опередила нерасторопного боцмана. Волна подняла буй и всадила его в борт. Загудел с переливами полый корпус буя, красный огонь снова стал белым.
— И с этим будем бороться, — сказал Николай Иванович.
Он спокойно сунул в карман новый светофильтр и снова полез на буй. И тут же волна окатила его с головой и чуть не сбросила в море.
Капитан, уцепившись за ферму ногами и зубами, поставил новый светофильтр, и на этот раз всё обошлось хорошо. Боцман успел отдать строп, и буй, мигая красным оком, удалился за корму.
Капитан Чугунов пошёл в каюту менять промокшее обмундирование, а «Лоцман» развернулся на курс 290 градусов и, кланяясь на оба борта, направился к острову Нерва за маленькой Галей, которая поедет в первый класс.
8
Нерва выступала из моря, как ржавая спина огромной полузатонувшей подводной лодки, а маяк торчал над нею, словно мачта. Ни одного деревца не видно на острове, ни одного кустика, и Вася пожалел незнакомую Галю: где же она гуляет, куда бегает играть? Взрослых не жалко, они работают, им и без того интересно со своими вахтами и приборами, а детям куда деваться? Плохо детям на такой голой скале, и зачем она только торчит среди моря, как будто без неё нельзя было обойтись…
Так думал Вася, а боцман тем временем командовал спуском шлюпки. За Галей отправился штурман Бобров, и Вася наблюдал в большой бинокль, как на берегу высокая женщина бесконечно долго обцеловывала что-то круглое, состоящее из шубы и платков.
Наконец штурман Бобров легко перенёс это круглое в шлюпку, матрос подхватил чемодан и штук восемь сумок, высокая женщина отчаянно замахала руками, мотор затарахтел, и шлюпка понеслась к кораблю. Круглое отнесли в салон, смотали с него платки и шарфы, сняли шубу и сапожки, и тогда удалось рассмотреть курносую, коротко подстриженную девочку с дыркой посередине верхнего ряда зубов.
— Это у меня молочный выпал, — сказала девчонка. — Скоро настоящий вырастет. А тебя как зовут?
— Вася.
— Ну, а меня Галка. Ты с какого острова?
— С Коренца.
— Счастливый, — покачала головой Галка. — У вас лес, говорят, даже волки водятся. Правда?
— Волки не водятся, у нас кое-чего похуже водится, — сказал Вася. — Змеи. Чуть не съели нас. А потом капитан Чугунов привёз нам ёжиков, и они всех змей съели.
— Как интересно! — воскликнула Галка и опять покачала головой. — Всего двадцать пять миль расстояние, а совсем другая жизнь…
— У меня лодка есть, — сообщил Вася.
— С мотором? — встрепенулась девчонка.
— Не… с парусом, — сказал он почти правду, потому что чуть не собрался сделать парус, даже материал присмотрел — большой парусиновый чехол от генератора. Правда, этот чехол никто бы ему не дал, но если взять потихоньку и разрезать, что им останется делать? Махнут рукой и скажут: «Ладно уж, владей, разбойничек…»
— И скоко она даёт с парусом? — поинтересовалась Галка.
Вася не знал, «скоко» его лодка будет «давать» с парусом, — может, три мили в час, может — пять, при хорошем ветре, но сказал на всякий случай:
— Семь узлов!
— Неплохо, — похвалила его бойкая девчонка. — Три с половиной часа.
— Чего три с половиной часа? — не понял Вася.
— От вас до нас, — пояснила Галка. — Токо надо компас иметь. У тебя есть компас?
— У меня нету, — признался Вася, — но я знаю, где взять.
— Это хорошо, — кивнула Галка. — Всегда надо подмечать, где что можно взять.
— А у вас ещё какие-нибудь дети есть кроме тебя? — спросил Вася.
— Младенцы, — махнула рукой Галка. — Я одна в сущности.
Вася удивился такому обороту речи. И вообще, девчонка говорила красиво. И вообще, она была удивительна.
Он спросил:
— А ты вправду в первый класс едешь?
— Не знаю, — пожала она плечами. — По возрасту мне в первый полагается, а я уже давно и писать, и читать, и считать умею. Может, во второй примут, как ты думаешь?
— А пение ты проходила? — задал Вася деловой вопрос.
Она помотала головой:
— Когда я пение проходить начинаю, то папа говорит, что у меня не пение, а орание получается.
— Выходит, тебя нельзя во второй принять, — сказал Вася. — Надо ещё пение пройти. Тогда не будет орания.