Такого оборота дела Володя не ожидал. «Выходит, если наше знамя действительно пропадет, — думал он, — то нашу дружину расформируют? „Расформируют“ — слово какое-то холодное и чужое».
Володе стало не по себе. Но солдат Володя заметил это и поторопился успокоить его:
— Ты думаешь, красное знамя пропало? Ну нет, брат! А дело было вот как…
И солдат продолжал свой рассказ.
…Теперь все трое защитников знамени отдали свою жизнь в неравном бою. Но даже мертвым старший политрук Барбашев продолжал прижимать знамя к груди и, казалось, не было такой силы, которая могла бы вырвать у него из рук боевую святыню.
Фашисты, расстреляв советских воинов, не пожелали рисковать завязнуть в болоте и, развернув свои бронетранспортеры, вернулись в деревню, проклиная трех воинов, доставивших им столько беспокойства.
Смерть сразила последнего знаменосца. Она сняла последнего часового с поста номер один.
Но пост у знамени — бессменный пост!
И смена пришла. Она пришла ночью без начальника караула, без разводящего. Не пришла, а прокралась под носом у врага.
Очевидцами неравного боя были не только враги. Все, что произошло на болоте, видел старый солдат бывшего 301-го Бобруйского пехотного полка, царской армии кавалер георгиевского креста колхозник Дмитрий Тяпин. Бывший солдат прокрался ночью на болото, чтобы предать земле прах павших героев, и у одного из них, со шпалой старшего политрука на петлицах, обнаружил знамя. Оно лежало в вещевом мешке на груди мертвого знаменосца.
Старый солдат смекнул, что неожиданно в его руках оказалась судьба дивизии. Спасет он это знамя, сбережет его — дивизия будет существовать, не выполнит своего священного долга, не сохранит знамя — не будет славной дивизии.
И в эту ночь, приняв знамя из холодных рук мертвого знаменосца, старый колхозник Дмитрий Тяпин стал часовым. Теперь он уже был не хозяин самому себе. И, пока бьется сердце, он не имеет права покинуть свой пост до прихода смены.
Тяпин хорошо понимал, что, если враги пронюхают, что он не просто старик, а часовой поста номер один, что он охраняет Боевое Красное Знамя, — его повесят. Но покинуть пост он уже не мог.
Старик старательно завернул свою находку в брезентовую плащ-палатку и до рассвета зарыл ее глубоко в землю.
Так среди вражеских частей возник пост номер один советской части.
Прошел год, другой. Начинался третий.
Наконец старому солдату пришла смена.
Она явилась с грохотом разрывов, со скрежетом танков, с грозным и родным солдатским «ура». Она появилась с лавиной наших наступающих войск, освободивших село Анютино.
И тогда в штаб явился Дмитрий Тяпин. Он встал навытяжку, приложил, как положено, руку к козырьку и доложил полковнику Петрову:
— Товарищ полковник, я, солдат бывшего 301-го Бобруйского полка Дмитрий Тяпин, спас знамя дивизии и хочу передать его командованию.
Тяпин привел воинов на то место, где было зарыто знамя. Он взял лопату и начал копать. Он копал молча. И все окружавшие его воины тоже молчали. Время от времени он останавливался, выпрямлялся и вытирал рукавом пот со лба. Потом снова брался за лопату, снова копал. И, хотя старику было нелегко орудовать лопатой, никто не предложил ему помощь: все понимали — он сам хочет исполнить свой долг.
Когда лопата уткнулась в сырую, побуревшую плащ-палатку, Тяпин нагнулся, пошарил рукой в ямке и извлек оттуда сверток. Он развернул плащ-палатку, развязал вещевой мешок. Потом он неторопливо достал оттуда алое полотнище и высоко поднял его над головой. И оно захлопало на ветру, затрепетало, как живое пламя.
На пост номер один заступил новый боец.
А по всем фронтам разнеслись слова приказа: «За сохранение Боевого Знамени старейшего соединения Красной Армии патриота Советской Родины Дмитрия Тяпина зачислить в списки одной из частей соединения и представить к награждению орденом Красного Знамени».
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Поезд прибывал в Москву на рассвете.
Пока пассажиры — временные обитатели вагона — складывали свои пожитки, Володя Бубенец встал на свой пост к окну. Он прижался к холодному стеклу лбом, желая получше рассмотреть Москву.
В это время за его спиной появился солдат Володя. Он положил руку на плечо мальчику и спросил:
— А тебя кто встречать будет?
— Дядя Митя! — уверенно ответил Володя-школьник Володе-солдату.
— А ты с ним знаком?
— По фотографии. Он высокий, худой, у него маленькая бородка. Мама говорит, что эта бородка у него с войны осталась.
— Понятно, — сказал солдат, — раз бородка, значит, ты его сразу заметишь.
Когда поезд наконец остановился у, перрона долгожданной станции Москва, Володя, подхватив чемоданчик, бросился было к выходу с намерением найти человека с маленькой бородкой, оставшейся с войны. Но в ту же минуту человек с бородкой неожиданно сам вырос на пороге купе.
— Дядя Митя!
— Владимир?
Дядя и племянник, впервые увидевшие друг друга, неловко обнялись и направились к выходу. Володя так заторопился, что даже забыл попрощаться со своим дорожным товарищем. А солдат Володя не то с улыбкой, не то укоризненно сказал ему вслед:
— До свиданья, тезка!
— До свиданья! — отозвался Володя.
Он хотел еще что-то сказать солдату Володе, но пассажиры уже подхватили его и дядю Митю и стали теснить их к выходу…
Когда в городе много снега, на улицах становится тише. Словно кто-то повернул невидимый регулятор громкости. Шаги не звенят по камням — их смягчает снег. Машины по снегу идут мягче и тише. И даже голоса тонут в белых сугробах, которые не успела подобрать снегоочистительная машина с двумя стальными руками, прозванная московскими ребятами «давай-давай».
Каждое утро, когда дядя Митя уходил на работу, Володя шел его провожать. А потом начиналось нескончаемое путешествие по Москве.
Кремль. Университет на Ленинских горах. Метро. Планетарий. Володе не хватало дня. Он спешил. Он все хотел успеть. Вечером он возвращался домой такой усталый, что, едва приклонив голову, мгновенно засыпал.
Однажды Володя не торопясь шел по улице и глядел по сторонам. Он рассматривал незнакомые дома с таким вниманием, как будто хотел с каждым из них познакомиться лично и даже заговорить.
И вдруг Володя увидел приземистого паренька в аккуратно завязанной под подбородком ушанке. Ничего в этом пареньке не было приметного, и Володя наверняка не обратил бы на него никакого внимания, если бы он не нес на плече свернутое знамя.
Увидев знамя, Володя замедлил шаги. «Знамя небольшое, пионерское. Совсем как мое?» — невольно подумал он.
Но как могло знамя Володиной дружины очутиться в Москве?! Не совершило же оно одновременно с Володей такое большое неожиданное путешествие. Володя понимал это. И все же его потянуло к знамени. И, когда незнакомый паренек со знаменем поравнялся с ним, Володя загородил ему дорогу.
— Слушай, — заговорил он. — Слушай… что у тебя за знамя?
— Обыкновенное, — ответил незнакомый парнишка и с расстановкой добавил: — Пионерское.
— Пионерское, — повторил Володя и протянул руку к знамени.
— Но-но! — строго сказал парнишка и свободной рукой преградил Володе путь к знамени.
Голос его звучал так твердо, что Володя сразу понял: с таким шутки плохи. Тогда Володя, которого вдруг потянуло к знамени, более сдержанно попросил:
— Покажи!
Парень смерил Володю взглядом, будто хотел испытать, стоит ли с ним связываться. И, видимо, почувствовав к нему доверие, осторожно опустил знамя на землю. Древко мягко коснулось снега. Знаменосец стал разворачивать полотнище.
Нет, это было не Володино знамя. Но он стоял неподвижно, рассматривая старое полотнище пионерского знамени. На алом шелке был написан девиз:
«Смена смене идет».
Теперь уже паренек заинтересовался Володей.
— А ты московский? — спросил он.
— Нет, приезжий.
— И я приезжий, — подхватил паренек, — я орловский.
— А что ты в Москве со знаменем делаешь? — удивленно спросил Володя.
— Я за знаменем приезжал. Меня дружина прислала.
— А как ваше знамя попало в Москву? — заинтересовался Володя. И подумал: «Наверное, тоже потерялось и вот нашлось… в Москве».
А паренек уже отвечал на его вопрос:
— У нашего знамени большая история… Оно побывало в самом логове фашистов. Шестнадцать лет дома не было.
И вот что рассказал орловский пионер Володе Бубенцу.
Случилось так, что мирное невысокое здание школы неожиданно превратилось в самую настоящую крепость. Много лет в стенах старенькой школы звенел раскатистый звонок, в коридоре слышался неустанный топот ребячьих ног, а из небольшого зала доносились музыка и пение. Теперь в школе стучали пулеметы, по коридору пробегали бойцы, а в зале стонали раненые.
Уже несколько снарядов проложили бреши в кирпичных стенах школы. Парты были изрешечены пулями, а по разоренным классам плыл едкий пороховой дым.
Но фашисты не могли вступить в это мирное здание, ставшее неприступной крепостью благодаря мужеству советских солдат.
Бойцы стреляли из окон, положив автоматы на подоконники. А рядом с ними стояло красное знамя. Нет, это знамя не было полковым. Ведь школу оборонял не полк, а всего-навсего взвод. Да и вообще, знамя, с которым сражались защитники школы-крепости, было не военным. На алом шелку были написаны слова пионерского девиза: «Смена смене идет».
Когда стрелковый взвод занял оборону в здании школы, кто-то из солдат крикнул:
— Смотрите, знамя!
И все увидели красное знамя, стоящее в углу пионерской комнаты.
— Давайте его сюда! — сказал лейтенант, командир взвода.
Он взял знамя в руки и, прижимаясь к стене, подошел к окну. Несколько пуль просвистели совсем близко. Но лейтенант, не кланяясь пулям, дошел до окна и поставил знамя так, чтобы оно было видно со стороны улицы.
— Пусть видят, — сказал он, — что мы сражаемся со знаменем.
Так неожиданно мирное знамя пионеров стало боевым знаменем стрелкового взвода.
Весь день солдаты удерживали школу, не пускали врага к стенам своей крепости. Многие бойцы сложили свои головы в этом бою. Остальные, тяжело раненные, продолжали отстреливаться.
И только под вечер, когда последний советский воин замертво упал на умолкший пулемет, фашистам удалось ворваться в школу.
Один фашистский солдат увидал в руках мертвого бойца красное знамя. Оно было в нескольких местах пробито пулями. Пряча в ранец свой военный трофей, фашист был уверен, что ему досталось боевое знамя одного из прославленных советских полков. То, что это было знамя героев, фашист без труда определил по дырочкам — следам от пуль.
Если бы захватчик знал русский язык, он прочел бы на знамени слова: «Смена смене идет!» Но немец не знал русского языка, и ему не могло даже прийти в голову, что у него в руках не боевое, военное знамя, а знамя детское, пионерское. Фашист предвкушал, как, вернувшись с войны, он по вечерам будет показывать свой славный трофей друзьям и знакомым и как немецкие дети будут с затаенным восторгом смотреть на него — обладателя поверженного знамени…
Фашист спрятал свое знамя в вещевой мешок, но не долго проносил свой трофей за плечами. В одном из боев он был тяжело ранен и умер в полевом госпитале. Знамя досталось военному врачу. Врач тоже обрадовался находке и сохранил знамя до конца войны. Но так как он вернулся в свой Гамбург не победителем, то решил не хвастаться своей случайной добычей, а поспешил продать красное знамя в магазин подержанных вещей.
Пионер!
Представь себе свое родное знамя вдали от Родины, брошенным в одну кучу со старыми ботинками и потертыми куртками, выгоревшими зонтами и аккордеонами с пожелтевшими клавишами. Что бы ты сделал, чтобы спасти родное знамя? Перешел бы несколько границ, дошел бы пешком до далекого Гамбурга и вызволил знамя из позорного плена? Говоря честно, это было бы тебе не под силу. И знамя твое пропало бы, если бы не великая сила, имя которой — международная солидарность трудящихся. Нет, недаром на знамени был написан девиз: «Смена смене идет!»
Пусть немец и француз, китаец и русский не понимают языка друг друга, но язык красного знамени понятен всем. И на смену русским воинам-героям пришли немцы-антифашисты.
Проходя мимо магазина подержанных вещей, сотрудник одной немецкой прогрессивной газеты увидел на витрине красное знамя и сразу понял: знамя в плену.
Он вошел в магазин и спросил, продается ли знамя?
Услужливый приказчик ответил, что знамя, как и все прочие товары, продается и что стоит оно 250 марок.
250 марок! Где взять такие деньги?
И тогда корреспондент газеты вместе со своими товарищами отправился на сбор денег к рабочим, к грузчикам, к рыбакам.
— Надо спасти красное знамя, — говорили журналисты, и каждый, к кому они обращались за помощью, лез в карман и доставал оттуда немецкие деньги — марки.
Весть о том, что надо спасти красное знамя, облетела весь Гамбург. Уже были собраны необходимые 250 марок, а средства на спасение красного знамени продолжали поступать. Их хватило не только на то, чтобы выкупить знамя, но и на то, чтобы послать делегацию в Бонн для вручения спасенного знамени Советскому посольству.
И вот знамя вернулось на родину, и теперь оно поедет в Орел, туда, где враг вырвал его из рук мертвого бойца. Вместе со знаменем немецкие друзья прислали письмо.
«Передача этого знамени, — писали они, — должна быть символом прочной дружбы между советской и немецкой молодежью. Подписавшие это письмо никогда не допустят, чтобы их заставили взять в руки оружие и обратить его против советского народа. Они приложат все силы к тому, чтобы помешать возрождению германского милитаризма и одержать победу над врагами мира».
Володя задумчиво смотрел на знамя с такой трудной, но гордой судьбой, и мысли его невольно возвращались к его собственному дружинному знамени. Ведь оно тоже было алым, пионерским, дорогим…
Володе вдруг захотелось поделиться с этим незнакомым пареньком своими переживаниями, рассказать ему о пропавшем знамени. Но вместо этого он просто крепко пожал ему руку.
— Мне пора! — сказал знаменосец и поднял знамя на плечо.
— Прощай!
— Прощай, — почти шепотом ответил Володя Бубенец.
Незнакомый паренек зашагал по заснеженному городу. А Володя смотрел ему вслед. Вот знаменосца уже не стало видно. Он будто растаял в белых прядях метели. И только знамя еще трепетало, билось на ветру, алое, неостывающее. И, казалось, снежинки, касаясь его огненного крыла, таяли.
«Если знамя, прошедшее такой трудный путь, вернулось в свою дружину, то неужели мое знамя не найдется!»
Так думал Володя, но маленькая искра надежды светила ему очень слабо. Встреча с незнакомым знаменосцем снова пробудила в нем тревогу о знамени.
Плохи твои дела, Бубенчик, знаменосец без знамени.
Где искать тебе утешения? Кто придет тебе на помощь? Товарищи? Но что могут они сделать, если знамени нет?.. Если бы знамя у него отняли чужие мальчишки, он не задумываясь бы полез в драку. Если бы знамя очутилось в воде — бросился бы в воду. Если бы случился пожар… И Володя вспомнил о подвиге тамбовского пионера Володи Кутышова.