Дорогой ежик!
Вот это — настоящее тайное письмо.
Не верь сверчку.
Никому не верь.
Никто
Ежик кивнул и притих. «Я об этом догадывался», — заключил он. Но все-таки испек тайный торт. «А то сверчок почувствует неладное», — решил ежик, аккуратно свернул письмо и спрятал его между иголками.
Когда спустя некоторое время сверчок вернулся, беззаботно стрекоча и сложив на спине крылышки, они вместе съели торт в атмосфере страшной тайны. Торт был восхитительный, и они оба промолчали о том, что знали и о чем догадывались.
Дорогой лебедь! Я так хотел бы написать тебе письмо.
Такое же изящное, как ты сам.
С таким же прекрасным обликом и безупречными крыльями.
Чтобы оно неспешно расправило их на утренней заре и величественно парило бы над водой.
Дописав, лебедь отложил ручку и перечитал письмо. Последнее предложение показалось ему немного необычным. Но ему так хотелось величественно парить, пусть хотя бы на бумаге.
Он не знал, что написать дальше, и задумался, кто бы мог прислать ему такое письмо. Антилопа, богомол или морской конек? В конце концов он остановился на саблезубом тигре и подписался внизу письма элегантными буквами:
Саблезубый тигр
А потом изо всех сил взмахнул крыльями и подбросил письмо в воздух.
Письмо изящно закружилось в утреннем свете, медленно взмахивая бумажными страницами, и исчезло вдали. Лебедь посмотрел ему вслед и закрыл глаза.
Через некоторое время письмо снова появилось на горизонте. «Как величественно оно парит, — восхитился лебедь. — Действительно величественно…» Ему даже пришлось следить за собой, чтобы вдруг не упасть или не завязать от восторга шею узлом, который потом бы никогда не развязался.
Письмо опустилось к его ногам. Лебедь осторожно поднял его. «Это мне», — тихо подумал он. Потом прочел его, задрожал от счастья и спрятал под крылом, чтобы завтра послать его еще раз, а потом и на следующий день, опять и опять.
Он поплыл к берегу. Его веки были изящно прикрыты, а крылья переливались в свете медленно поднимающегося солнца.
«Вот что, — решил слон, — если я здесь, внизу, напишу себе записку,
которую смогу прочитать, когда буду наверху, то со мной ничего не случится».
Он довольно потер передние ноги и написал большими буквами:
«НЕ ПАДАЙ, СЛОН!»
Затем положил записку под каштаном и полез наверх.
Но когда он добрался до половины дерева и его совсем не было видно за листьями, под каштаном как раз проходил сверчок. И прочитал записку.
«Ах, — обрадовался он. — Ну наконец-то!» Он давно уже искал слово «НЕ». У него уже были слова «Нигде», «Никто», «Никогда» и «Ничего». А «НЕ» еще не было.
Он довольно пошевелил усиками, оглянулся по сторонам, никого не увидел и оторвал слово «НЕ» от записки.
Его самым заветным желанием было повесить это слово на дверь, перед табличкой со своим именем. Получилось бы «НЕ СВЕРЧОК». Он бы сидел дома, стрекотал во всю глотку и поглядывал через щелку на проходящих мимо зверей.
— Не сверчок? — говорили бы они. — Не сверчок? А кто же тогда стрекочет?
А потом они стучали бы в дверь и кричали:
— Кто там стрекочет?
Он бы не отвечал и не открывал им дверь, а продолжал бы стрекотать еще громче. А звери были бы озадачены. Сверчок любил озадаченность. Морщины на лбу, сомнения и озадаченность.
Довольный, он полетел домой, зажав под крылышком слово «НЕ».
Когда слон, кряхтя и запыхавшись, преодолев долгий путь, добрался до верхушки каштана и чуть не упал, он вспомнил о своей записке. «Ах да, — подумал он. — Вот и хорошо…» Он посмотрел вниз и прочитал.
— Что? — удивленно крикнул он.
Потом перечитал записку еще три раза.
— Но ведь было нельзя…??? — воскликнул он. И пошатнулся.
«Значит, можно», — смирился он и с жутким шумом полетел вниз с верхушки каштана.
Чуть позже его нашла белка, а рядом с ним записку. Очень осторожно она выпрямила ему погнутый хобот. Слон открыл глаза и простонал:
— Теперь я совсем ничего не понимаю, белка.
— Да, — сказала белка и села на траву рядом с ним.
Муравей и белка гуляли в самой дальней и темной части леса.
Небо было серым, и они оба шли, погрузившись в свои мысли.
Вдруг белка упала в неглубокую яму со старыми листьями. Она отгребла листья в сторону и, к своему удивлению, увидела на дне ямы письмо.
— Письмо! — крикнула она.
Муравей нагнулся, подобрал письмо и отряхнул его. Потом почесал в затылке и прочитал:
Дорогой мамонт!
Время почти пришло. Ты знаешь об этом?
Пещерный лев
Письмо было старое, пожелтевшее, с загнутыми уголками и странными мрачными буквами.
— Что это за буквы? — спросила белка.
— Древние буквы, — сказал муравей.
О таком белка никогда еще не слышала.
— Это древнее письмо, белка, — продолжил муравей и посмотрел очень серьезно.
Белка нахмурилась и спросила:
— А что имел в виду пещерный лев?
— То, что здесь написано, конечно, — ответил муравей. — Тогда почти пришло время.
— Но если оно почти пришло тогда, то что происходит сейчас?
— Сейчас уже время, — проговорил муравей. — Уже давно.
— Уже время? — переспросила белка.
— Да, — раздраженно сказал муравей. — Это означает, что сейчас все время время. С тех пор.
У белки как-то странно закружилась голова, и она знала, что лучше ей ни о чем больше не спрашивать.
Но она все-таки поинтересовалась:
— А что бывает еще кроме времени? То есть что было, когда пещерный лев писал это письмо?
Муравей заходил туда-сюда гигантскими шагами и сказал:
— Тогда еще не было времени. А теперь пришло время. И ничего, кроме времени. — Он показал передними лапами во все стороны.
— Я ничего не вижу, — недоумевала белка.
— Про это я и говорю! — завопил муравей, подпрыгнул и исчез между нижними ветками растущего там старого дерева.
На какой-то момент белке показалось, что он на самом деле исчез, и она даже перестала дышать. В лесу было очень тихо. Под ногами у нее лежало письмо.
Но тут муравей шлепнулся на землю, поднялся на ноги, слегка отряхнулся и сказал:
— Пойдем.
Письмо он опять забросал листьями.
— Оно не для нас, — пояснил он.
— Да, — согласилась белка.
Молча они шли дальше долго-долго, под серым небом в дальней части леса.
Дорогие звери!
Этим письмом я хочу сообщить вам, что с сегодняшнего дня я решил прекратить свою деятельность.
Больше я этим не занимаюсь.
Вы все постоянно ломаетесь пополам, хотите иметь два хобота, новые мысли, подвальчик, глаза на рожках, одну чешуйку, новые крылья, да что ни назови!.. И я всегда должен всем помогать.
С сегодняшнего дня я закрылся.
Жук-доктор
Дорогой жук-доктор!
Спасибо вам большое за ваше информационное письмо.
И все-таки я хотел бы обратиться к вам с просьбой. Вот эти рожки у меня на голове, зачем они мне вообще? Может быть, вы могли бы их чем-нибудь заменить? Чем-нибудь противоударным. Дело в том, что я постоянно ударяюсь!
Жираф
Дорогой жираф!
Для вас я сделаю исключение: заменю ваши рожки шлемом и значительно укорочу вашу шею.
А пятна на вашем теле? Может, мне заодно покрасить их в красный цвет?
И если хотите, я запросто могу сделать так, что вы станете чирикать.
Вы согласны?
А хотите бивни? Это тоже возможно.
Но после этого я ничего больше делать не буду. Ни для кого. Никогда.
Жук-доктор
Настоящим письмом я сообщаю, что торт, который я испек к своему дню рождения, не удался.
Поэтому не приходите.
Если же вы все равно захотите мне что-нибудь подарить, то пусть это будет что-то ободряющее.
Я близок к отчаянию.
Трубкозуб
Звери видели, как над лесом поднимались большие облака черного дыма, а перед этим можно было слышать продолжительный грохот и несколько взрывов.
Они посмотрели друг на друга.
— Да-да… — кивали они. — Ох уж эти торты!
Потом они качали головами и думали о трубкозубе и его отчаянии. Все приготовили для него что-то ободряющее и послали ему подарки с ветром или положили под дверь.
Клубы черного дыма от сгоревшего торта все еще висели вокруг, когда трубкозуб разворачивал подарки, рассматривал их, при этом долго и громко всхлипывая.
Потом он вытер слезы. Очень медленно его отчаяние выбралось из него и скрылось в кустах, а потом, уже под вечер, исчезло за горизонтом. В голове у трубкозуба появились ободряющие мысли, которые подарила ему белка. А перед тем как лечь спать, он даже немного поплясал у себя на холодном полу и при этом говорил сам себе:
— Привет, трубкозуб! Привет, привет.
«Может, у меня почаще должно что-нибудь не получаться», — подумал он, укутываясь одеялом. Но не успел он как следует подумать об этой странной мысли, которая больше всего была похожа на треск сухого дерева в ураган, как глаза у него закрылись, и он заснул.
Далеко-далеко, на краю океана, жил нарвал.
Жилось ему там одиноко и холодно.
И часто он с трудом сдерживал свою печаль.
Больше всего на свете ему хотелось пригласить кого-нибудь в гости. Но он не знал, как это сделать.
Однажды он медленно плыл по океану, пока не приплыл к альбатросу.
— Привет, альбатрос! — сказал он.
— Привет, нарвал! — откликнулся альбатрос.
— Ты случайно не знаешь, как пригласить кого-нибудь в гости?
— В письме, — ответил альбатрос и расправил крылья. — Напиши письмо.
— Вот как, — произнес нарвал и снова поплыл через весь океан назад, к себе домой, при этом размышляя: «Так-так, значит, мне нужно написать письмо».
Но когда он приплыл домой, то вспомнил, что не умеет писать.
— Ой, — сказал он. — Я совсем забыл!
Ему стало ужасно стыдно. Он хорошенько отдохнул и снова поплыл к альбатросу, чтобы попросить научить его писать.
— Это для письма? — спросил альбатрос.
— Да, — подтвердил нарвал.
— Ладно, — согласился альбатрос. — Тогда давай начнем. Первая буква, которую ты должен выучить, это «Д». Как только научишься ее писать, приплывай обратно.
Широко взмахивая крыльями, он написал в небе букву «Д».
«Это трудно, — подумал нарвал. — Очень трудно!» Он переплыл океан, выучился писать букву «Д» своим бивнем в пене прибоя и снова поплыл обратно. Тогда альбатрос научил его писать букву «О», а на следующее лето букву «Р».
В конце концов нарвал научился писать слово «дорогой».
Дорогой дорогой дорогой
— написал он три раза подряд. «Так должно быть понятно», — решил он.
А потом он ужасно устал. По щеке скатилась огромная слеза, потому что он вдруг не смог сдержать печали.
«Я, пожалуй, остановлюсь на этом», — заключил нарвал. Он, конечно, знал, что настоящее письмо должно быть длиннее, но к тому моменту потерял надежду еще что-нибудь выучить.
Он прикрепил письмо себе на дверь и твердо решил больше никогда не переплывать океан.
Мрачный, нарвал лежал у себя дома в темной воде и думал о дорогих неизвестных зверях, которые могли бы зайти к нему в гости, если бы знали о его существовании. Но он не знал, как пишется «неизвестные».
Как-то раз мимо его дома проплывал кит.
— Дорогой дорогой дорогой, — прочитал он.
«К чему это он?» — удивился кит.
Он заглянул в окошко, но нарвал лежал в углу в темной застоявшейся воде.
«Кит, — думал он. — Если бы я мог это написать… Дорогой кит…» Но он сдержался и не проронил ни звука.
«Наверняка его нет дома», — пришел к выводу кит, который так и не смог ничего разглядеть в темноте. «Жалко», — подумал он, нахмурил брови и поплыл дальше.
Слон был в гостях у белки.
Начиналась зима.
Слон от души накачался на белкиной лампе, успел пару раз упасть и снова подняться, а теперь пил ивовый чай за уцелевшей половинкой стола. Белка сидела на ножке стула и облизывала сладкий буковый орешек.
Долгое время они молчали.
— Мы ведь сейчас очень довольны? — спросил слон.
Белка кивнула.
Вдруг на лицо слона набежала мрачная туча.
— Мне пора идти, — сказал он.
— Ладно, — ответила белка.
Они замолчали.
— Я боюсь, белка, — проговорил слон. — Боюсь, что опять упаду.
Белка ничего не сказала. Она не могла припомнить ни одного случая, когда слон уходил от нее по-другому.
— Но я не хочу больше падать! — закричал слон и стукнул передней ногой по половинке стола, отчего она развалилась вместе с чашкой.
Слон мрачно уселся на пол.
— Я всегда падаю. Всегда! — сказал он.
Белке очень захотелось ему помочь, и она задумалась.
— А что, если я тебя перешлю? — вдруг спросила она.
— Перешлешь?
— Как письмо.
— Как письмо??? — удивился слон.
Но белка уже схватила ручку и большими буквами написала на животе у слона:
Дорогой слон!
Как у тебя дела?
Она вдруг перестала писать. «Это какая-то ерунда, — подумала она. — Я ведь прекрасно знаю, как у него дела».
И она зачеркнула строчку «Как у тебя дела?»
— Ай! — вскрикнул слон.
«Счастливого пути!» — написала белка аккуратными буквами. «Ну и хватит», — решила она и тихонько подписалась внизу письма — там, где у слона был пупок.
Слон захотел прочитать, что написано у него на животе, но белка открыла дверь и вытолкала его на улицу.
— Эге-гей! — крикнул слон, но ветер уже подхватил его и понес по воздуху.
— Пока, слон! — крикнула белка. — До скорого!
— Пока белка! — крикнул слон. — Договорились!
Ветер подбрасывал слона высоко в небо и нес над лесом и над рекой к его дому.
Поздно вечером он его доставил.
Посреди ночи, когда белка все еще пыталась починить стулья и стол, ветер подсунул к ней под дверь маленькое письмо:
Дорогая белка!
Меня очень хорошо сдуло домой.
Спасибо тебе.
Я даже не помялся.
Твой друг письмо
А потом довольная белка заснула на обломках своей кровати.
Бывает ли так, что ничего не знаешь?
— написала однажды белка муравью.
Муравей долго думал, потом высоко подпрыгнул, почесал себя за ухом и написал ответ:
Да. Бывает все.