Талисман ответил, не раздумывая.
- Бестелесный народец может слышать. Иногда мы слышим больше, иногда меньше, и часто слышим то, что не слышат другие. Заблудившиеся звуки. В пустом доме, например, можно услышать, как пламя пожирает свечной воск. Или отзвуки голосов прежних жильцов. Но в основном мы слышим то же, что и существа из плоти и крови.
- О, - сказал человечек. - О. Вот, значит, где точка соприкосновения между вашим миром и нашим. Вот мы и нашли дверку как раз моего размера. Осталось только подобрать к ней ключи.
Он надолго затих, а когда вновь посмотрел на Талисмана, над его чашкой уже почти прекратил подниматься пар.
- Три из пяти - тоже очень неплохо. Когда я закончу, думаю, ты будешь доволен. Правда, что такое "допить кувшин до конца", всё равно не узнаешь, но поверь мне, тебе будет чем заняться. Разнообразие запахов - это так увлекательно!
Он засмеялся своим странным мышиным смехом. Обмакнул кисть в воду.
- В какой бы традиции тебя нарисовать? Может, майя? Продавец говорил, что ты из Америки... Или тебе больше по душе европейская мозаичная живопись? Разрисовать тебя в индийских традициях, или сделать из тебя тотем африканских племён? Я могу подправить то, что уже нарисовано... не знаю, кто это рисовал, но нарисовано достаточно небрежно. Особенно рот. Когда это рисовали? Десять лет назад? Пятнадцать? Краска будто бы почти не выцвела...
- Около двухсот. Я берёг своё лицо, как мог. Будет лучше, если ты оставишь всё, как есть, просто дорисуешь недостающее.
Таким образом Талисман обзавёлся вторым глазом - пытливым и зелёным, по размеру куда меньше предыдущего, потому что большой бы там не уместился; и носом, который человечек срисовал с картины какого-то итальянского художника, отчего тот получился массивным и внушительным, не смотря на то, что был поменьше оригинала.
- С таким инструментом любопытства тебе будет не занимать, - сказал мужчина, отодвинувшись от стола. - Значит, ты хочешь нащупать своими новыми усиками то, что мы стараемся закопать в себе поглубже? Учти, чувствовать это - прерогатива тех, кто привык ограниченно ощущать мир с самого детства, и не пытался проникнуть за пределы этой ограниченности. Вот я наделён пытливым умом, и меня они посещают сравнительно редко.
- Хотя бы увидеть их проявления.
Человечек рассмеялся.
- Я подкину тебя к студентам в общежитие. Там ты чего только не насмотришься.
Перенеся талисман на мольберт и закрепив лупу на специальном штативе, Ярослав волосяными линиями подвёл ноздри.
- Ну как? - спросил он, когда закончил. Потянулся за кружкой, и поднёс её к мольберту. - Это кофе. Я пью растворимый, а зерновой пахнет куда лучше.
- Мне нужно привыкнуть, - сказал Талисман. - Для этого понадобится десяток-другой лет. Спасибо тебе.
Ярослав критически разглядывал свою работу.
- Чего-то не хватает.
Он порылся в коллекции своих диковин, разложенных по разномастным шкатулкам и коробочкам, и выудил настоящий волчий клык. Он закрепил его нитками, так, будто этот клык торчит из-под верхней губы Талисмана.
- Теперь ты как никогда похож на древнюю диковину.
Он откинулся на спинку стула, и принялся ковыряться деревянным концом кисти в зубах.
- Через чувства мы осознаём мир. В сущности, это инструменты, которыми мы проявляем всё, что нас окружает, из небытия. И чем больше у тебя инструментов, тем больше граней этого алмаза тебе откроется. Я всего лишь исследователь, водолаз который устал плавать над Мариинской впадиной, и хочет погрузится в неё поглубже. Расскажи мне о себе. Кроме этих двух у тебя есть другие чувства?
- Шестьдесят девять. К сожалению, я не смогу тебе их нарисовать. Но ты был прав, мы можем сделать кое-что с твоим слухом.
Ярослав утопил кисть в остывшем кофе.
- Итак, с чего мы начнём, учитель?
- С ужина.
- А потом?
- А потом с завтрака и обеда. Тебе нужно от них отказаться. Это то, что поддерживает твои собственные чувства. Они как верёвка, которая не пускает тебя дальше определённого радиуса.
- В тебе мудрость столетий, - подобострастно сказал человечек. Подобострастность ему удавалась, как никому другому, но в глазах не угасала шутливая искорка. Талисман в очередной раз подумал о сложности людей. Они - как дома, которые они возводят, от фундамента до крыши, и они же люди, которые населяют их, зажигая в одном окне горе и отчаянье, в другом ссору, а в третьем - радость и гирлянды на новогодней ёлке. Зачем же ему возвращаться к строительству муравейников?
На самом деле мудрости никакой в Талисмане не было. Пока художник трудился над его глазом, он собрал совет из рассветных приведений, маленького шапошника, который жил за паутиной и питался эманациями умирающих мух и старого мудрого крылана, который пятнадцать лет назад застрял в трещине в стекле. Он спросил их, что они думают по поводу странного человека.
- Все люди, которые мне попадались, были странными, - прибавил Талисман. - Но этот один из самых необычных.
Насчёт голодания его надоумил именно крылан. Он сказал:
- С тех пор, как я питаюсь только тем, что таскают мне эти безмозглые приведения, да противным запахом корицы, мои чувства значительно обострились. Страшно подумать, что бы я ел, если бы застрял головой наружу. Может быть, воробьиные перья.
А шапошник прибавил:
- А ещё он становится ворчливее год от года. Если бы он застрял головой наружу, на подоконнике бы каждое утро находили голубей, умерших от скуки и уныния.
Но это была хорошая зацепка.
Голод продолжался два дня, а утром третьего Талисман разбудил человечка и сказал:
- Слушай. Сейчас вон туда, у ножки кровати, упадёт солнечное пятно. Сосредоточься на этом месте, и слушай.
Ярослав медленно кивнул. Он значительно ослаб, и чтобы не упасть, облокотился о подоконник.
- Они звенят, - сказал он.
Солнечные зайчики падали с солнца с тихим "дзынь", будто где-то звякал маленький колокольчик.
Человечек помолчал. За время голодовки он перемыл все чашки, и сидел дома, практически не выползая из пижамы. Он казался себе ещё меньше и меньше.
- Когда я служил на танкере, и в японском море нас почти две недели не пропускали через границу, обратно, домой, у нас кончилось продовольствие. В конце концов, япошки сжалились и прислали креветок и рыбы, но до этого мы ничего не ели несколько дней. А там тоже был рассвет! И по палубе плясали солнечные зайчики, и на волнах тоже... Может быть, мешал шум моря, но мне кажется, я должен был что-то услышать. Тем более мы старались сидеть без движения, чтобы сэкономить силы.
Талисман свешивался теперь с настольной лампы. Он сказал:
- Многие вещи сложно заметить, если не указывать на них специально. Про меня тебе сказал мальчик.
Мужчина тряхнул шевелюрой. Сейчас в каждой его черте проступили годы, ясные, как никогда.
- Я не настолько ещё стар, чтобы не услышать голос, который вдруг, в пустом доме, сказал бы мне "привет".
- У вас есть технические средства, - Талисман повернулся к старенькому магнитофону. - Попробуй записать мой голос, и ты увидишь, что произойдёт. Попробуй поставить на запись нашу беседу, и при прослушивании ты сочтёшь себя лишившимся рассудка, потому что ты разговаривал с никем.
Человечек покачал головой. Искорка иронии ушла из его глаз. Он посмотрел на солнечные блики, теперь рассыпанные везде и всюду, и сказал:
- Почему я не догадался раньше? Они ведь даже выглядят так, как будто должны звенеть.
- Теперь можешь позавтракать. Этот звук ты будешь слышать теперь всегда.
- Я в порядке. Ещё рано. Я хочу ещё звуков.
Глаза Ярослава горели теперь лихорадочным интересом. Он оглядывался так, как будто видел здесь всё впервые.
- Что же. За плитой у тебя полный угол мышиных костей. Послушай, как они гремят.
- Почему гремят? - растеряно спросил человечек. Он действительно слышал странный стук за плитой: "кнок-кнок-кнок".
- Даже будучи мёртвой, эта материя всё равно остаётся живой. Она пытается, как это... организоваться во что-то другое, в новую форму жизни. Может, ей это удастся, но пока не получается. В мире есть такой закон: ничего не пропадает зря, всё старое рано или поздно превращается во что-то новое.
По стенке мужчина добрался до ближайшего стула. Ноги дрожали, словно пытались что-то станцевать вопреки хозяйской воле. Несколько минут он сидел молча, потом сказал:
- У меня стена сшита толстыми серыми нитками.
- Ты совершенно прав.
Талисман слегка растерялся. Он не ожидал, что человечек дорос до того, чтобы видеть такие детали.
- Когда-то здесь стояло два дома. Как раз здесь, где ты сидишь, видимо кончалась стена одного и начиналась стена другого. А может, был маленький проулок... Потом архитектор соединил их в один.
Ярослав засмеялся.
- Взял огромную иголку, и сшил?
- Конечно, нет. В материальном мире - руками строителей... но у всех творцов длинные руки, которые они могут протянуть до мира тонкого, а здесь не кирпич и дома, а ткань и декорации. И действовать нужно швейными принадлежностями.
- Шов довольно грубый. Да ещё и обмёточный.
- Не придирайся. Он архитектор, а не швея. Главное, он сделал своё дело. Если бы он мог видеть результаты своего труда с той позиции, в которой мы с тобой сейчас находимся, и действовать здесь, а не там, он мог бы в одиночку перекраивать города.
Ярослав улыбнулся.
- Резать и шить гораздо легче, чем строить.
- Всё правильно! - сказал Талисман. - А потом всё это можно просто раскрасить. Нарисовать окна, двери, что ещё вам, людям, нужно...
- Замечательно. Просто замечательно, - хрипло сказал человек. Талисман чувствовал, как тяжело поднимается его грудная клетка. Он забеспокоился.
- Тебе пора обратно. Тебе нужно что-нибудь съесть.
- У меня что-то сейчас кусок в горло не лезет. Я должен посидеть и подумать.
- Нельзя думать. Нити, которые привязывают тебя к твоему положению в мире, сейчас тонки как никогда. Я слышу, как они гудят от натуги. Лучше не спрашивай, что стало с теми, кто таким вот образом "потерялся".
Но человечек не спрашивал. Он смотрел в одну точку, и светил бледной улыбкой, будто уличный фонарь. Прошло время. Талисман предпринял ещё одну попытку:
- Посмотри на свои настенные часы. Ты их слышишь?
- Нет.
- Ты их не слышишь, потому что ступил за предначертанный тебе круг. Слишком далеко высунулся из своего гнезда. Здесь время идёт иначе, а может быть, и вообще в другую сторону. Механические предметы находятся в самом центре круга, сейчас это ось, вокруг которой вращается человечество. Если не вернёшься сейчас, ты не сможешь пользоваться своим проигрывателем, не сможешь позвонить по телефону или включить телевизор. А рано или поздно не сможешь даже открыть дверь.