Но королевичу не хотелось с ней расставаться, и он пожелал, чтобы она обратилась в красивую гвоздику, и взял с собой.
Вот пустился он в путь, а собака побежала за ним.
Пришел королевич к башне, в которую посадили его мать, и так как башня была очень высока, он пожелал себе лестницу. Поднялся он по той лестнице на верх башни и крикнул: «Дорогая матушка, госпожа королева, живы ли вы или уже нет вас в живых?»
Мать ответила: «Я только что поела и еще сыта!» Она думала, что к ней прилетели ангелы.
«Я тот милый сын ваш, которого дикие звери будто бы похитили у вас из рук; но это все неправда — я жив и здоров и скоро вас отсюда освобожу». Затем он спустился с башни, пошел к своему отцу-королю и приказал доложить о себе, что вот, мол, егерь-иноземец пришел к нему на службу наниматься.
Король ответил, что он охотно примет его на службу, если он опытный егерь и сможет доставлять дичь к его столу.
А надо заметить, что в той местности и во всей той стране до самой границы никогда дичь не водилась. Егерь обещал королю, что будет доставлять столько дичи, сколько может к его королевскому столу потребоваться. Затем позвал он с собой всех королевских охотников в лес, и, когда они туда явились, он поставил их полукругом, сам стал посредине и тотчас же, по его желанию, откуда ни возьмись, появилось в круге до двухсот штук всякой дичи, по которой охотники должны были стрелять. Добычу от этой охоты погрузили на шестьдесят подвод и отправили все это к королю, который наконец увидел у себя дичь на столе. А ведь уже довольно много лет сряду на королевском столе дичи вовсе не бывало.
Король этому очень обрадовался, приказал, чтобы на другой день весь двор к нему на обед собрался, и задал всем знатный пир.
Когда все собрались, король сказал егерю: «Ты такой искусник, что в награду за твое умение должен занять место рядом со мной». — «Ваше величество, господин король, — ответил молодой егерь, — недостоин я по своему умению такой великой чести!» Но король настоял на своем и посадил-таки молодого егеря на почетное место около себя.
Заняв место около короля, юноша подумал о своей милой матери и пожелал, чтобы хоть один из королевских слуг заговорил о ней и спросил бы у короля, каково-то ей живется в башне и жива ли еще она или уже умерла с голоду.
Чуть только он этого пожелал, как уже королевский дворецкий заговорил: «Ваше королевское величество, мы все здесь живем в радости, а каково-то живется госпоже королеве в башне: жива ли она или уже изволила скончаться?»
Но король ответил: «Она предала моего милого сына, моего наследника диким зверям на растерзание, а потому я о ней и слышать ничего не желаю».
Тогда юноша поднялся с места и сказал: «Всемилостивейший государь-отец, она еще жива, и я — ее сын! Не хищные звери меня похитили, а злодей-повар: он, в то время как она заснула, взял меня с ее колен, а ее фартук запачкал кровью петуха».
Тут подвел он собаку с золотой цепочкой на шее и сказал: «Вот он, злодей!»
И приказал слугам принести горящие угли, которые черный пес при всех должен был пожирать, так что пар клубом валил у него из глотки…
Затем он спросил короля, желает ли тот увидеть злодея в прежнем виде, и чуть только тот пожелал, повар тотчас явился перед королем в белом фартуке и с ножом на боку.
Разгневался король, увидев его, и приказал бросить его в самую мрачную темницу.
Тогда юноша сказал королю: «Государь-батюшка, а не желаете ли вы увидеть ту девушку, которая меня воспитала среди нежных забот, а потом даже жизнь мне спасла, хотя она и сама могла за это поплатиться жизнью?» — «Охотно желал бы повидать ее», — сказал король. «А вот я сейчас покажу вам ее, батюшка, в виде прекрасного цветка!» — сказал сын.
И взял гвоздику, и поставил ее на королевский стол, и показалась она королю такой прекрасной, какой он еще никогда прежде не видывал. «Ну а теперь, — сказал сын, — я покажу вам ее и в настоящем виде».
И пожелал, чтобы гвоздика вновь обратилась в красную девицу, и она предстала перед королем такой красавицей, что никакому живописцу не написать бы ее краше.
А король тем временем послал двух придворных служанок королевы в башню.
Они должны были оттуда королеву вывести и привести к королевскому столу.
Когда же ее привели к столу, она уже ничего не могла кушать и сказала: «Бог милосердный, который поддержал жизнь мою во время заточения в башне, вскоре пошлет мне избавление от земного существования».
После этого она действительно прожила три дня и скончалась блаженной кончиной.
Во время ее погребения два белых голубка, которые приносили ей пищу в башню (и были ангелами небесными), последовали за ее гробом и сели на ее могилку.
Старый король приказал злодея-повара разорвать на части. Печаль грызла его сердце, и он вскоре умер с горя. Королевич же женился на красной девице, а живы ли они теперь, нет ли — Бог их ведает.
ОДНОГЛАЗКА, ДВУГЛАЗКА И ТРЕХГЛАЗКА
Жила на свете женщина, у которой были три дочери. Старшая из них называлась Одноглазка, потому что у нее был всего один глаз на середине лба. Средняя называлась Двуглазка, потому что у нее, как у всех людей, было два глаза. А младшая называлась Трехглазка, потому что у нее помимо двух глаз во лбу был третий.
Двуглазку за то, что она походила на всех людей, ее сестры и мать ненавидели.
Они говорили ей с презрением: «Ты со своими двумя глазами ничем не отличаешься от всех остальных людей. Ты нам не пара».
Они обижали ее, давали ей носить только самые дурные платья, кормили ее только своими объедками и причиняли ей столько неприятностей, сколько могли.
Случилось однажды, что Двуглазке пришлось идти в поле козу пасти, а она была очень голодная, потому что сестры очень мало дали ей поесть.
И вот села она в поле и стала горько плакать, да так плакать, что из глаз ее ручьями слезы побежали. И когда она в таком горе своем глянула вверх, то увидела: стоит около нее какая-то женщина и спрашивает: «Чего ты, Двуглазка, плачешь?»
Ответила ей бедняжка: «Как мне не плакать? Из-за того что у меня два глаза, как у других людей, мать и сестры меня ненавидят, толкают меня из угла в угол, дают носить только старое, а есть — одни объедки! Сегодня же так мало дали мне поесть, что я совсем голодная».
Вот и сказала ей ведунья: «Двуглазочка, утри слезы! Скажу я тебе такое, что ты больше голодать не станешь. Стоит тебе только крикнуть своей козочке:
и явится перед тобой опрятно накрытый столик, а на нем всякое хорошее кушанье, какое ты пожелаешь, и вволю! А как насытишься и столик тебе не будет более нужен, ты только скажи:
и он тотчас исчезнет».
Сказав это, ведунья скрылась. Двуглазка же подумала: «Я тотчас же должна испробовать, правду ли она мне говорила, потому что уж очень я проголодалась».
И она тотчас проговорила:
И чуть только проговорила она эти слова, как явился перед ней столик с белой скатертью, а на нем тарелочка с ножом, вилкой и серебряной ложкой; на столе стояли лучшие кушанья, и пар от них шел, словно бы они только что из кухни на стол попали.
Двуглазка наскоро прочла молитву перед обедом, подсела к столу — и давай уплетать! А когда насытилась, сказала так, как учила ее ведунья:
И тотчас столик и все, что на нем было, исчезли бесследно. «Вот это настоящее дело!» — подумала Двуглазка и сделалась очень веселой и довольной. Вечерком, придя домой с козой, она нашла на столе глиняное блюдце с объедками, которые ей сестры оставили, и, конечно, не прикоснулась к этой еде.
И на другое утро, уходя с козой в поле, она оставила нетронутыми те куски, которые были ей поданы.
В первое время сестры не обратили на это внимания, но затем заметили и стали говорить: «С Двуглазкой что-то неладно! Она каждый раз оставляет еду нетронутой, а прежде, бывало, все приберет, что ни поставь ей! Видно, она нашла себе возможность откуда-нибудь пищу получать».
И вот, чтобы узнать правду, Одноглазка решила идти с Двуглазкой в поле и наблюдать, что у нее там творится и не носит ли ей кто-нибудь туда еду и питье.
Когда Двуглазка опять собралась в поле, Одноглазка подошла к ней и сказала: «Я хочу с тобой идти в поле и тоже присмотреть, чтобы коза хорошо паслась и отъедалась».
Но Двуглазка догадалась, что у ее сестры на уме, и загнала козу в высокую траву, а сама и говорит Одноглазке: «Пойдем, сестрица, сядем рядком, я тебе кое-что пропою».
Одноглазка уселась, утомленная непривычной ходьбой и солнечным жаром, а Двуглазка стала ей напевать все одно и то же:
И вот, Одноглазка закрыла свой глаз и уснула. Увидев это, Двуглазка сказала:
и уселась за свой столик, и наелась, и напилась досыта, а затем опять сказала:
и все мигом исчезло.
Тут Двуглазка разбудила сестру и говорит ей: «Одноглазочка, ты хотела пасти козу, а сама и заснула. Тем временем коза Бог весть куда могла уйти. Пойдем-ка домой».
Пришли они домой, а Двуглазка опять-таки до своего блюдца не дотронулась.
Одноглазка же не смогла объяснить матери, почему сестра есть не хочет, и в извинение себе сказала: «Я там в поле приуснула».
На другой день мать сказала Трехглазке: «На этот раз ты ступай и хорошенько высмотри, ест ли Двуглазка в поле и носит ли ей кто-нибудь со стороны еду и питье. Надо думать, что она ест где-то потихоньку».
Вот Трехглазка и примазалась к Двуглазке и говорит: «Хочу я с тобой пойти да посмотреть, хорошо ли ты козу пасешь да даешь ли ты ей отъедаться».
Но Двуглазка поняла, что у сестры на уме, загнала козу в высокую траву, а ей и говорит: «Мы с тобой там усядемся, и я тебе кое-что пропою». Трехглазка уселась, порядком поустав от ходьбы и солнечного жара, а Двуглазка опять затянула ту же песню:
Но вместо того чтобы спеть:
она по рассеянности спела:
Да все так и пела:
И от этой песни у Трехглазки два глаза уснули, а третий не уснул. Хотя она его тоже закрыла, но только из лукавства, прикидываясь спящей, однако же все-таки могла подглядывать.
Когда Двуглазке показалось, что сестра ее спит, она, как всегда, сказала:
Попила и поела она вволю, а затем сказала:
И Трехглазка все это видела.
Потом пришла к ней Двуглазка и говорит: «Ну, сестрица, выспалась ли? Хорошо же ты коз пасешь! Пойдем-ка домой».
И когда они домой вернулись, Двуглазка опять не ела, а Трехглазка сказала матери: «Знаю я теперь, почему эта гордая девчонка не ест!» — и рассказала матери все, что видела.
Тотчас вспыхнули в матери зависть и досада. «Так ты лучше нас есть хочешь? — подумала злая баба. — Постой же, я у тебя отобью охоту!» Схватила она нож и ткнула им козе в сердце, так что та разом пала мертвая.
Как увидела это Двуглазка, так и залилась горючими слезами; пошла в поле, села там, сидит да плачет.
Вот и явилась опять перед ней вещая дева и спрашивает: «Двуглазка, о чем ты плачешь?» — «Как мне не плакать? Матушка ту козочку убила, что меня так хорошо по вашему сказу кормила. Теперь опять придется мне голодать да горевать».
Сказала ей вещая дева: «Я тебе добрый совет дам: выпроси у сестер кишки от убитой козы и закопай их в землю перед входной дверью. Это тебе на счастье будет».
И скрылась.
А Двуглазка пошла домой и сказала сестрам: «Дайте мне от моей козочки то, чего вам не жаль, хоть одни только ее кишочки». Сестры засмеялись и сказали: «Коли ничего другого не просишь, так возьми их».
И взяла Двуглазка кишочки и вечерком втихомолочку зарыла их по совету вещей девы перед входной дверью.
На другое утро, когда все в доме встали и подошли к двери, то увидели, что выросло там чудное дерево с серебряными листьями и с золотыми плодами, такое-то чудное, что ничего лучше и дороже того дерева и на свете не бывало.
И никто, кроме Двуглазки, не знал, откуда это дерево взялось: только она смекнула, что оно выросло из того самого места, где она кишки закопала.
Вот и сказала мать Одноглазке: «Полезай на дерево, дитятко, да нарви нам с него плодов».
Одноглазка полезла на дерево, но чуть только хотела сорвать одно из золотых яблочек, как ветки выскользнули у нее из рук. И так случалось каждый раз, как она протягивала к яблокам руку. Сколько она ни старалась, не смогла сорвать ни одного яблочка…
Тогда мать сказала: «Трехглазка, теперь ты полезай! Ты тремя-то глазами можешь лучше кругом оглядеться, чем Одноглазка».
Одна сестра слезла, другая полезла на дерево. Но и у этой было не больше удачи. Наконец сама мать полезла вместо дочерей и тоже ничего с дерева добыть не смогла.
А Двуглазка сказала ей: «Вот я полезу, может быть, мне лучше удастся, чем вам».
Сестры закричали: «Где уж тебе, Двуглазка!» Однако Двуглазка все же влезла на дерево, и золотые яблоки сами ей в руки полезли, так что она их полный фартук нарвала.
Мать взяла у нее эти яблоки, но вместо того чтобы теперь лучше с ней обходиться, все стали ей завидовать, что она одна может срывать яблоки, и стали еще больше ей досаждать.
Случилось так, что однажды сестры вместе стояли у дерева, а мимо проезжал молодой рыцарь. «Эй, Двуглазка, — крикнули обе сестры, — полезай, полезай под дерево, чтобы нам за тебя не стыдиться!»
И как можно скорее накрыли они ее пустой бочкой, которая стояла около дерева, да и золотые яблоки, сорванные с яблони, туда же попрятали.
Когда рыцарь подъехал поближе, сестры увидели, какой он красавец. А он остановил коня, полюбовался прекрасным деревом и сказал обеим сестрам: «Кому принадлежит это прекрасное дерево? Тот, кто мне дал бы с него веточку, мог бы от меня потребовать все, что его душе угодно».
Одноглазка и Трехглазка ответили ему, что дерево принадлежит им и что они охотно сломят ему с дерева ветку.
Но как ни трудились — и та и другая, — ни ветви, ни яблоки не давались им в руки. «Странно! — сказал рыцарь. — Дерево вам принадлежит, а вы все же с него ни яблока, ни ветки сорвать не можете». Однако обе сестры настаивали, что дерево принадлежит им. Тем временем Двуглазка, разгневанная тем, что сестры ее так лгут, выкатила из-под бочки парочку золотых яблок прямо к ногам молодого рыцаря.