Ионицэ давай слезы проливать, а что толку после пожара да по воду? Теперь сызнова надо искать Иляну-Косынзяну. Опять обул он свои железные постолы, взял стальную клюку и пошел куда глаза глядят. Идет это наш молодец, идет, остановится и пригорюнится, да ведь сам виноват, пенять не на кого. После долгих мытарств приходит Ионицэ к святой Пятнице и стучится в дверь. Говорит ему святая Пятница:
— Коли ты добрый человек, заходи, коли недобрый, так чтоб духу твоего тут не было, у меня на то псица есть со стальными зубами, все равно загрызет тебя.
— Добрый я человек, — отвечал Ионицэ.
Впустила его святая Пятница и потом спросила, что ему надобно. Ионицэ рассказал ей, как и что случилось. Долго смотрела на него святая Пятница, выслушав его рассказ, словно хотела сказать: «За глупой головою и ногам нет покою». Да промолчала, а потом и говорит:
— Ну да ничего, не теряй надежду, на вот лук, со временем он тебе пригодится.
Ионицэ взял этот лук и пустился в путь. Шел он, шел по разным землям, дальним сторонам, не приведи бог нам, и добрался до избушки, над ней вороны каркают, кругом волки воют — край света, да и только.
Заходит туда Ионицэ, а навстречу ему бабка, как есть ведьма — ноги у ней лошадиные, зубы стальные, руки, как грабли. Увидала его и спрашивает, зачем это он явился. Так и так, говорит Ионицэ, хочу в работники наняться.
— Что ж, ладно, — говорит старуха. — Мне как раз нужен работник, возьму тебя, только всего и дела — всякий вечер угонять да пригонять кобылу с пастбища.
На том и поладили. А год в те поры был три дня, и прикинул тут Ионицэ, что год — не век. Под вечер велела ему старуха отвести кобылу на пастбище да строго-настрого наказала хорошенько стеречь ее, а не укараулит, так голова долой. Ионицэ сел верхом на кобылу и — на пастбище, однако не забыл и лук с собой прихватить.
Едет Ионицэ, а навстречу ему птица с перебитой ножкой. Как увидел он ее, натянул лук, подстрелить хотел, а птица ему и говорит:
— Не тронь меня, а лучше перевяжи мне ножку, когда-нибудь я тебе пригожусь.
Смилостивился Ионицэ над пичужкой, перевязал ей ножку и поехал дальше. Вот приехал он на пастбище, подумал-подумал, да и не стал слезать с кобылы, чтобы не упустить ее.
Чудодейная кобыла знай себе пасется, а Ионицэ дремлет у нее на спине. Потом вдруг ссадила она Ионицэ на камушек, сама же обернулась птицей, полетела в лес вместе с другими птицами и принялась там распевать.
Под утро пробудился Ионицэ, глядь — сидит уж он не на кобыле, а на камушке, и в руке у него уздечка. Начал он плакать, да так жалобно, что даже птицы петь перестали.
Как вдруг явилась перед ним та самая пичужка, которой он ножку перевязывал, и говорит ему:
— Нечего тебе бояться, кобыла сама к тебе придет.
Приказала тогда пташка всем прочим птицам петь да искать, не сыщется ли среди них залетная птица, тогда изгнать ее и к Ионице доставить. Как запели все птицы, так по пению узналась залетная птица. Немедля изгнали ее и к Ионицэ доставили. Увидел он ее, стегнул уздечкой по голове и проговорил:
— Эй, бабкина кобыла, не будь ты птицей, а будь по-прежнему кобылой!
Птица обернулась кобылой. Ионицэ сел на нее верхом и вмиг очутился у бабкиного дома.
Видит бабка кобылу, не знает, что и делать от злости, пошла отстегала ее хорошенько и пригрозила, что если она и в другой раз сыщется, то несдобровать ей.
На второй вечер опять Ионицэ гонит кобылу на пастбище, и кто же вдруг ему попадается? Бедняга заяц с перешибленной лапой. Ионицэ достает лук, хочет его подстрелить, а заяц и говорит:
— Не стреляй, лучше перевяжи мне лапу, когда-нибудь я тебе пригожусь.
Ионицэ перевязал ему лапу и отпустил.
Вот прибыл он на пастбище, пустил кобылу на траву, сам верхом сидит, а чтобы не заснуть, положил себе репьев за ворот. Да что там, сон всякому сладок, одолеет, когда и не ждешь. Уснул Ионицэ, кобыла оставила его на камушке с уздечкой в руке, сама же обратилась в зайца и устрекнула в лес вместе с другими зайцами.
После, как проснулся он, видит, кобылы нет, стал плакать да голосить, так что по полям, по лесам стон пошел. Тогда прибегает к нему хромой зайчишка и говорит:
— Положись на меня, мы тебе ее вмиг сыщем.
Поскакал тот заяц и собрал всех зайцев, оглядел их и узнал пришлого зайца по зубам, слишком они широки были. Стал он его кусать-щипать до тех пор, пока пришлый заяц не пустился вон из лесу. А Ионицэ уже тут как тут.
— Эй, — кричит, — бабкина кобыла, не будь ты зайцем, а будь по-прежнему кобылой!
Потом стеганул его уздечкой, и заяц обратился в кобылу. Сел Ионицэ на нее верхом и — домой. А бабка в ту пору поставила на огонь котел с водой, закипела вода, она ждет, вот воротится Ионицэ домой без кобылы, тут-то она и сварит его заживо. Как увидела кобылу, чуть не лопнула от злости, прикусила язык здоровенными своими зубищами, ни словечка не сказала. Идет наша бабка к кобыле и ну охаживать ее каленым железным прутом до седьмого поту, потом опять строго-настрого наказала ей хорошенько спрятаться, чтобы и сыскать нельзя было.
На третий вечер снова отправился Ионицэ с кобылой на пастбище и опять заснул, словно околдованный. Кобыла теперь обернулась старым дубом посреди леса, а корни его пришлись прямо на то место, где спал хромой заяц, бедняга и проснулся.
Когда пробудился ото сна Ионицэ, кобылы и след простыл. Загоревал он пуще прежнего. Сам видел, какая бабка-то лютая.
Но, как говорится, на большую беду и подмога велика.
Подоспели тут чудодейная птица и хромой заяц и говорят ему:
— Не горюй, вон у тебя какая славная дубинка, стучи ею по всякому лесному дереву и сыщешь свою кобылу.
Ионицэ так и сделал. Когда ударил он по старому дубу, тот вдруг как завертится, а Ионицэ ему и говорит:
— Стой, бабкина кобыла, не будь ты дубом, а будь по-прежнему кобылой!
Обратился дуб в кобылу, Ионицэ и поехал домой. Старуха только завидела его на кобыле, заскрежетала зубами что есть силы, все зубы у ней и покорежились.
Так вот и год сравнялся. Ионицэ и говорит бабке:
— Ну что, хорошо я тебе служил?
— Хорошо, — отвечает бабка. — Пойдем теперь на конюшню, выберешь себе коня, как у нас и было уговорено. Только прежде поешь, а то ты, видать, голодный.
Ионицэ принялся за еду, и, когда уписывал за обе щеки, залетела в окно та самая пичужка, которой он ножку перевязывал, и быстро шепнула ему:
— Выбирай себе самого что ни на есть захудалого коня!
Поевши, пошел Ионицэ с бабкой на конюшню, и тут каких только коней бабка ему не показывала: и вороных, и караковых, и серых, ну, словом, всяких, и велела ему выбрать одного.
А в самом конце конюшни был один конь, такой ледащий да шелудивый, глаза бы на него не глядели.
— Вон того мне дай, — сказал Ионицэ.
— Да как же я тебе эдакого безобразного коня дам? — отвечает бабка. — Бери другого, какого хочешь.
Однако Ионицэ только того коня и пожелал взять, и пришлось бабке отдать его.
После того как заполучил Ионицэ коня, попрощался с бабкой и тронулся в путь. А конь такой захудалый, что еле он на нем со двора выбрался. Ну, да тужить не о чем!
Как заржал шелудивый тот конь и превратился в такого славного скакуна, хоть под облака на нем лети. Имел тот конь четырнадцать селезенок и потому никогда не уставал.
Ионицэ сел на него и только успел подумать об Иляне, сразу и очутился возле змеева дворца.
Иляна несла воду из колодца и, когда увидала Ионицэ, кинулась к нему, стала обнимать, целовать. Признала, значит.
Потом сели оба на коня и давай тягу.
Но змей мигом проведал это, живо вскочил на коня и помчал, полетел без памяти, только бы догнать их. После уже видит, что не нагнать их никак, крикнул тогда коню Ионицэ, чтобы сбросил тот своего седока, а за это будет он его в молоке купать, овсом да сахаром кормить. Ионицэ в ответ крикнул змеиному коню, что будет кормить его клевером-травою, омывать утренней росою.
Как услышал его тот конь, грянул змея оземь, разметал на мелкие клочья, растоптал копытами, а потом помчался и нагнал коня Ионицэ.
Ионицэ пересел на змеиного коня, а Иляна-Косынзяна осталась на прежнем коне, и вот ехали они, ехали по разным землям, дальним сторонам, не приведи бог нам, миновали тридевять границ и очутились опять дома.
После того как прибыли они в палаты Иляны, справили опять свадебный пир и собрали чуть не весь мир. Были на той свадьбе и все волшебницы из озера, пели они и плясали так, что ни на небе, ни на земле подобного веселья не бывало.
Коли не умерли молодые, так и по сей день живут.
Сел я на каленую головешку верхом и говорить не знаю о чем, сел я верхом на пилу на ржавую и поведал вам быль небывалую.
ОКАМЕНЕВШИЙ
Жили-были однажды царь с царицей, оба молодые и красивые, да только детей у них не было.
Раз пришел к царю толстогубый арап и говорит ему:
— Здравствуй, пресветлый царь! Прослышал я, что царица бездетна, и принес для нее травы: коли женщина навара из них выпьет, сразу затяжелеет.
Царь взял травы у арапа и приказал наградить его конем из царских конюшен и золотой одеждой несказанной красоты. Потом позвал царь царицу и отдал ей травы с наказом сделать навар и выпить. Царица же отдала травы поварихе и велела их сварить, а для какой надобности — не сказала. Повариха, не зная силы тех трав, отведала навара и потом отнесла царице, та выпила. Прошло немного времени, и затяжелели обе — и царица и повариха. И когда настал срок, родили обе по пригожему мальчику, распрекрасней всех на белом свете, и назвали их: одного Дафин, а другого Афин.
Вот однажды пошел царь на войну, а сына вместо себя оставил, дал ему связку ключей и сказал:
— Сын мой, можешь входить во все комнаты, отдаю тебе все ключи; не входи лишь в ту, которая отмыкается золотым ключом, не то быть беде.
Когда выступил царь из города, сын его открыл все комнаты и увидел там великое множество драгоценных камней, да только ни один не прельстил его. Наконец дошел он и до комнаты, что открывалась золотым ключом, постоял немного на пороге и вспомнил отцовский наказ. Но потом одолело его любопытство, отомкнул он дверь и вошел в ту комнату. В ней лежала подзорная труба. Царский сын посмотрел в нее и увидел дворец, весь золотой, блиставший ярче солнца. А во дворце сидела царевна Киралина, красивая, как картина, цветок из сада, души услада.
Долго смотрел на нее царский сын, потом положил трубу на прежнее место и вышел со слезами на глазах.
Вскоре вернулся царь с битвы победителем, но сын не вышел ему навстречу с радостным приветствием, а вышла одна царица и рассказала, что сын тяжко болен. Царь сразу же понял, отчего заболел царевич, и созвал лекарей со всего света. Но все они заявили, что царский сын не выздоровеет, покуда не женится на царевне Киралине.
Царь стал слать к царевне Киралине посла за послом, да все без толку, потому что отец ее не желал выдавать дочку замуж.
Когда царский сын узнал об этом, решил он, что надо ему собираться в путь-дорогу и самому просить Киралину в жены. Рассказал он все своему названому брату, сыну поварихи, и вот в один прекрасный день отправились они вдвоем, да и след их простыл.
Долго ли, коротко они шли, немалый путь прошли и добрались наконец до матери Вьюжного ветра. Постучали в дверь, вышла навстречу сморщенная старуха и спросила, чего им надобно. Ответили они, что просят до утра приюта и хотят разузнать дорогу в царство красавицы Киралины.
Старуха поглядела на них жалостливо и говорит:
— Приняла бы я вас с радостью, да боюсь, придет сын мой, Вьюжный ветер, и заморозит вас обоих, обратит в ледышки. Идите-ка вы лучше к моей младшей сестре, может, примет она вас и укажет вам дорогу к царевне Киралине.
Отправились путники дальше и добрались до матери Буйного ветра. Да только и оттуда пришлось им уйти. Наконец пришли они к матери Вешнего ветра. Постучали в двери, вышла навстречу им молодая женщина, стройная и пригожая. Как увидела она царского сына, сразу сказала:
— Знаю, добрый молодец, Фэт-Фрумос, зачем ты пришел: ищешь ты красавицу Киралину и хочешь взять ее в жены. Но не дойти тебе до ее царства, если мой сын не поможет. Оставайтесь здесь, да только надо вас спрятать хорошенько. Не то, коли сын мой почует, что пришли ко мне люди с другого света, убьет он вас.
Сказавши это, хлопнула она трижды в ладоши, и тотчас же выпорхнула из-под печи золотая птица, алмазный клюв, изумрудные глазки, спрятала обоих молодцов под крылья и скрылась обратно в печку.
Не прошло много времени, как послышалось легкое дуновение ветра, и принес он с собой аромат роз и розмарина, сами распахнулись двери, и вошел в дом красивый Юноша с длинными золотыми волосами и с крыльями из серебра, а в руке держал посох, весь оплетенный цветами да травами. Едва вошел он в дом, как сказал:
— Матушка, чую я человека с другого света.
— Это тебе чудится, — отвечала мать, — в нашем доме людям с другого света искать нечего.
Вешний ветер утих и присел к столу. Выпил миску козьего парного молока, запил фиалковой водой из мраморного кувшина и пустился в разговор.
Мать его, видя, что сын развеселился, спросила:
— Расскажи-ка мне, сынок, где находится царство красавицы Киралины и как поступить тому, кто хочет взять ее в жены?
— О трудном деле ты меня спрашиваешь, матушка, — отвечает сын. — Ну, да будь по-твоему. Царство Киралины отсюда далеко, в десяти годах пути. Но можно этот путь совершить во мгновение ока, если найдется человек, который пойдет в черный лес у смоляной реки, что мечет камни и пламя до небес. В том лесу есть волшебный чурбан; если сесть на него, перенесет он тебя через реку. А кто это слышит да другому перескажет, пусть по колена окаменеет. Добравшись до царства Киралины, нужно сделать золотого оленя, спрятаться в нем, пробраться так в покои Киралины и похитить ее. А кто это слышит и другому перескажет, пусть по пояс окаменеет. После того как Киралина выйдет замуж, мать Буйного ветра из зависти подошлет к ней торговца с красивыми рубашками тоньше паутины. Киралина купит рубашки, наденет одну и умрет, если не обрызгать ее слезами горлицы. А кто меня слышит и другому перескажет, пусть весь превратится в камень.
Пока Вешний ветер говорил, царский сын спал, а поварихин сын глаз не сомкнул и все слышал.
Наутро ветер ушел из дому, и тогда царский сын спросил у его матери, не выведала ли она чего у сына. Но та, боясь окаменеть, отвечала, что ничего не слышала.
Царский сын с поварихиным сыном снова двинулись в дорогу; долго ли, коротко шли — немалый путь прошли, и вот на закате слышат они сильный шум и грохот и видят широкую реку из горящей смолы, а из нее пламя и камни летят до самого неба. Царевич испугался, а поварихин сын и говорит ему:
— Не бойся ничего, иди со мной в лес и делай, что я скажу.
Зашли они в глубь леса и увидели волшебный чурбан, сели оба на него верхом, пришпорили трижды, и превратился чурбан в карету с двенадцатью огненными конями. Вмиг взлетели они выше Буйного ветра и спустились прямо перед воротами дворца царевны Киралины. Только спустились — карета снова превратилась в чурбан, а они оказались перед дворцом из камня-сапфира с кипарисовыми воротами. А у окна сидела царевна Киралина, одетая в золотое платье, расшитое жемчугом.
Как увидела Киралина царского сына, сразу влюбилась в него, да так сильно, что тяжко заболела и дошла до смертного часа.
Чего только не делал бедный царь, чтобы спасти дочку! Да все было напрасно. Наконец пришла старуха знахарка и сказала:
— Пресветлый царь! Живи и здравствуй много лет! Ежели хочешь, чтобы выздоровела царевна, твоя дочка, ты должен найти золотого оленя, что поет на птичьи голоса, и доставить его в дом на три дня и три ночи. Вот увидишь — будет здорова Киралина.
Царь разослал глашатаев во все концы. Через три дня поварихин сын трижды стукнул по волшебному чурбану, и тот обратился в красивого золотого оленя. Поварихин сын спрятал царевича в оленя и поставил его перед дворцом.
Царь, увидев оленя, спустился к воротам и спросил поварихина сына, не продаст ли он оленя.