Мое инопланетное детство - Бондарева Ольга Игоревна


Планида!

Она судьба, и она планета.

Судьбы, как и планеты,

бывают разными;

и все они неповторимы.

Глава 1. Ребенок Земли

На любимом холмике у заводи я ожидал друга.

В темно-синем небе сияли звезды и светила Белая Луна.

Поддувал теплый ветерок.

Мигали своими зелеными фонариками светлячки.

Был обычный летний вечер.

− « −

Лето являлось единственным временем года, которое я знал. Здесь, где я проживал с моими родителями, всегда было одно только лето.

− « −

Холмик, на котором я расположился, и всю землю вокруг, как ковром, покрывал мягкий пушистый мох, даривший ощущение уюта.

Повсюду по сторонам, и в заводи тоже, росли “тутошние”, как выражалась мама, деревья. Они были настоящими великанами: с необъятными могучими стволами, широченными раскидистыми кронами, и верхушками, казалось, доставали до проплывавших в вышине облаков.

Неимоверные размеры деревьев вкупе с испещренной глубокими извилистыми бороздами их корой свидетельствовали о весьма почтенном возрасте − столь почтенном, что мысли уносились в глубины веков.

О глубинах веков заставляли думать и дугами вздыбленные над землей массивные корневища деревьев, и высоко взбиравшиеся по древесным стволам языки мха, и множественные завалы из опадавших и сгнивавших во времени ветвей.

Подавляющая часть деревьев относилась к группе лиственных, но встречались и деревья хвойные.

И листья, и хвоя вырастали очень большими – под стать деревьям. Листья – величиной с зонт, хвоя – с ручку зонта. К таким сравнениям прибегали мои родители.

Листья были крайне бледными, с едва зеленым оттенком, и обладали исключительной прозрачностью, поэтому сквозь них прекрасно просматривалось небо, с его солнцем, луной, звездами и облаками.

Хвоя имела цвет зеленый темный, и сквозь нее не просматривалось ничего.

Деревьев было великое множество, и они образовывали лес, простиравшийся на многие мили. Он брал начало у подножий огромных холмов, что следовали чередой вдоль берегов холодного океана, в своем продолжении восходил на холмы и спускался по их обратным склонам, а после так же всецело охватывал холмы, стоявшие позади.

Лес рос не только на суше. Два лесных массива вели свое существование в океанских водах, будучи немного ими подтопленными.

Являлось очевидным, что во времена былые давние эти лесные массивы занимали поверхности двух совсем невысоких мысов, которые тесно соседствовали друг с другом.

Но потом что-то произошло в природе, и мысы были затоплены, превратившись в мелководные океанические пространства с деревьями на них.

Родители, а с ними и я, называли эти пространства “заводями”.

Заводи располагались у подножий двух холмов. Раньше при каждом холме имелся свой мыс. После затопления мысов при каждом холме появилась своя заводь.

Среди этих холмов протекала речка. В океан она впадала между заводями, оставляя по сторонам от себя их ближние края.

За дальними краями заводей распростерлись желтые каменные пляжи, которые нескончаемо тянулись по океанским берегам.

− « −

Все, что меня окружало, принадлежало миру неизвестной планеты, на которой я очутился вместе с родителями, когда был совсем маленьким. Таким маленьким, что не умел еще ходить.

Одним из важнейших обстоятельств, которое помогло нам быстрее приспособиться к жизни в новых условиях, была одинаковая продолжительность здешних суток с сутками земными. К данному выводу пришли родители, основываясь на своих внутренних ощущениях.

Как и в сутках земных, в сутках на этой планете, были светлая и темная пора.

Не знаю, как в других местах планеты, но в месте, где жили мы, темнело всегда рано, и наступали долгие вечера, которые скрашивал свет Белой Луны.

Она была очень большой, в несколько раз больше Красного Солнца, которое освещало планету днем, и на смену которому приходила, обрисовывая свой контур в мрачнеющем небе, когда Красное Солнце тонуло в океане на его далеком крае.

В скором времени пространство внутри лунного контура наполнялось ослепительно белым светом, небо обретало глубокую синеву, и в нем загорались звезды.

− « −

Каждым вечером, с появлением Белой Луны, я встречался с моим единственным другом.

В багряных лучах восходов и потом, когда Красное Солнце начинало сиять светом алым, я не видел друга. Не видел я его и в часы багровых закатов. Мы бывали вместе лишь при Белой Луне, парившей среди звезд в темно-синем небе.

Друг мог быть рядом со мной только по вечерам, потому что лишь с их наступлением он освобождался от каждодневных хлопот по выживанию.

Наши встречи происходили на берегу заводи, что была у холма, который располагался за правым берегом речки. На океанском склоне этого холма обосновалась моя семья.

Мы с другом оба были детьми. Нас объединяло родство душ и общие детские забавы. К примеру, мы любили вместе плавать в заводи и просто барахтаться в ее воде.

Мне исполнилось шесть лет. Друг был того же возраста. Меня звали Артемкой. Друга я и мои родители звали Тыром.

Когда он был чем-либо недоволен или встревожен, то немыслимо быстро повторял один и тот же звук: “тыр”. Во всяком случае, мне и моим родителям слышалось именно так.

“Тыр-тыр-тыр-тыр!” – громкой трелью выдавал мой друг, если c растущего поблизости дерева обваливалась отмершая ветка.

А самые большие ветки были в обхвате, как я сам.

Чтобы не угодить под падающие ветки деревьев, надлежало держать ухо востро, к чему с успехом приноровились я, мои родители, Тыр и вся обитающая в этой юдоли живность.

“Тыр-тыр-тыр-тыр….” – тревожно и продолжительно бурчал мой друг, когда вспыхивали молнии и слышались раскаты грома – предвестники проливного серого дождя.

“Тыр-тыр!” – отрывисто вскрикивал он, заслышав подозрительный шорох или учуяв запах опасного чужака.

Тыр произносил и другие звуки. Ими были писк и свист.

В зависимости от обстоятельств и писк, и свист звучали по-разному, и было понятно, что они обозначают.

Писком друг мог выразить удовольствие, возмущение, обиду, боль.

Свистом – зов, приветствие, просьбу, радость, но также сильный испуг и тоже боль.

Тыр был животным, и не умел говорить на человеческом языке. Но для общения со мной и моими родителями ему этого умения и не требовалось.

Он обладал замечательной способностью считывать наши мысли и передавать нам мысли свои, необъяснимым образом вкладывая их в наши головы. Однако его возможности простирались гораздо дальше: он распознавал и наши чувства.

− « −

В ожидании друга я всегда мечтал о Земле.

Мне верилось, что когда-нибудь я вернусь на родную планету и познакомлюсь там с мальчишками и девчонками – моими сверстниками. Они с неподдельным интересом станут меня слушать и передавать из уст в уста рассказы о планете моего детства, которым не будет конца. У меня появится друг в кругу мальчишек и подружка среди девчонок.

Мы будем делиться теплом наших душ и поддерживать друг друга в трудные минуты жизни.

Мы будем усердно учиться и обмениваться полученными знаниями.

Земля представлялась мне планетой чудес, потому что на ней можно было глубоко постигать разные науки, овладевать техникой и становиться специалистом любого профиля. Словом, жить полно, насыщенно, развивая свои лучшие способности и применяя их во благо себе и людям.

О технике, что существовала на Земле, я узнавал от родителей. Но этой техники было так много, что всю ее вообразить себе я не мог. Однако кое-какую – у меня получалось.

В своих мечтах я ехал на “обыкновенном”, как отзывалась о нем мама, автобусе, и по “обыкновенному”, тоже с ее слов, городу. Мне же и автобус, и город представлялись необыкновенными, даже фантастическими!

Я видел себя в капитанской рубке корабля, плывущего по бушующему океану, и наблюдал, как огромные волны поднимали корабль на свои гребни и опускали в свои впадины, бились о его борта и заливали палубу. Но страха я не испытывал, так как мама объяснила мне, что корабли – очень надежные сооружения.

Корабль рисовался в моем воображении величайшей лодкой, а игрушечную лодочку из ветки дерева вырезал для меня отец.

При создании лодочки он использовал свой замечательный складной ножик, сохранившийся с Земли. Когда лодочка была готова, отец впервые спустил ее на воду как раз у холмика, на котором я всегда ожидал Тыра, и лодочка поплыла.

Мечты уносили меня ввысь на небесном лайнере – стальной птице. Большой, как дракон, но не пугающей, как он.

О стали, ее несокрушимости и красоте я знаю по тому самому ножику отца, сохранившемуся с Земли. В сложенном виде его стальное лезвие прячется в таком же стальном корпусе. Открывается ножик совершенно незамысловато: нажатием на кнопочку в торце корпуса. Внутри корпуса прежде крепилась и расческа. Но для удобства постоянного использования отец высвободил ее из корпуса и отдал на сохранение маме.

Что до драконов, то с ними я познакомился на этой планете. Драконы здесь – дело обыденное, житейское, хотя и опасное. Но о них – не сейчас.

Я представлял себе собственные компьютер, мобильный телефон и грезил о них – понял из разговоров родителей, какие это увлекательные и необходимые вещи.

Да о чем я только не мечтал!

Я мечтал обо всем из того прекрасного земного, про которое мне становилось известно от родителей.

− « −

Вот и нынче, сидя на холмике у заводи, мыслями я был на планете, где имел счастье родиться.

Так продолжалось, пока до меня не дошло, что Тыр почему-то запаздывает.

Разволновавшись за него, я вскочил на ноги и стал вглядываться в ту часть леса, откуда он всегда появлялся.

Наконец где-то там прозвучал свист − неподражаемый и милый моему сердцу. Это был Тыр! Кто же еще. Просвистев, он дал мне понять, что соскучился и спешит.

Пролетели мгновения, и из-за ближайшего ко мне завала стал доноситься смачный хруст.

Несомненно, хруст был делом зубов Тыра.

Друг задержался за завалом, не преминув отгрызть веточку с повстречавшегося там кустика, и теперь лакомился ею.

Тыр любил поесть и ел почасту. Однажды он объяснил мне, что постоянного питания требует быстрый обмен веществ в его организме.

Вскоре хруст стих, и Тыр выпрыгнул из-за завала.

Объявившись тем самым в поле моего зрения, он присел на задние лапки и передними стал торопливо умываться после откушанной им веточки.

− « −

Когда Тыр присаживается на задние лапки, он делается ростом с меня. Если же привстает на задних лапках, становится выше меня, но не намного. Лапки у него короткие – что задние, что передние. Но данная природная особенность не мешает другу бегать очень быстро и ловко огибать всевозможные препятствия, если он не в состоянии через них перескочить.

Точно так же не мешает завидной проворности друга его упитанность.

− « −

В то время как Тыр умывался, я лишь наблюдал за ним, оставаясь на холмике.

Стоило выждать, пока мой жизнерадостный друг выплеснет первую радость от встречи. Иначе не миновать мне ушибов и ссадин. Тыр не владеет собой, когда радуется. Он куролесит! Носится взад-вперед и по кругу, брыкается, подпрыгивает в воздух и разворачивается в нем задом наперед. При всем при этом шаловливо трясет головой, склоняя ее набок.

Даже удивительно, как он может трясти ею в принципе. Шея у него коротенькая, толстенькая, неприметная и, по идее, должна быть неповоротливой. Но все наоборот.

− « −

Мне нравится наблюдать, как Тыр куролесит. Я веселюсь. А заодно

любуюсь его нежной шелковистой шерсткой, которая потрясающе переливается в лунном свете, когда друг движется быстро.

В основном шерстка у друга черная в бледно-желтых пятнах, и длинная. Лишь на мордочке, животике и лапках шерстка у него белая, и на этих частях тела, а также на ушках она коротенькая, как у мышки.

К слову сказать, этих шуршащих созданий в лесу планеты водится предостаточно, и все они такие же серенькие маленькие и худенькие, как на Земле.

Но куда больше в лесу планеты водится жирных зверьков, обличьем напоминающих родителям земных сусликов. Только они крупнее: вырастают размерами с земных зайцев.

− « −

Умывшись, Тыр предпринял свои приветственные скачки. Потешаясь с него, я то и дело ловил его лукавый взгляд.

Лукавство во взгляде Тыра присутствует всегда, но оно словно приглашает к игре и лишь в этом смысле действительно присуще другу.

В Тыре нет хитрости и тем более коварства. Он прямодушен и доверчив, честен и покладист.

− « −

Вволю наскакавшись, Тыр кинулся ко мне. Забросив на мои плечи передние лапки, он уткнулся розовым носом в мою щеку, и по ней быстро-быстро заскользил его влажный язычок. Мое лицо тем временем защекотали воздушные кустики тонких и восхитительно длиннющих усов друга.

В ответ я чмокнул Тыра в его мохнатую щечку. Вкушая блаженство, он на мгновенье прикрыл глаза − необыкновенно красивые. Моя мама говорит, что они похожи на черные бусины. А блестят они, как смола, проступающая на стволах деревьев планетного леса.

− « −

Больше всего смолы проступает на стволах деревьев хвойных.

Деревья эти богаты на орехи, которые вырастают в шишках. Но шишки не падают на землю, когда в них созревают орехи, а лишь раскрывают множество своих створок и усеивают орехами землю под деревьями. Скинув созревшие орехи, шишки смыкают створки и начинают растить внутри себя орехи новые. Скорлупа у орехов не толстая и запросто ломается при сжатии орехов пальцами. Цвет скорлупы коричневый, а под ней сокрыты желтые ядрышки. Они вкусные и большие. Одно ядрышко занимает всю мою ладошку и во рту не поместится, поэтому я ем ядрышки, откусывая по кусочку.

Во рту Тыра ядрышко помещается. Он мне как-то продемонстрировал. И все же Тыр ест ядрышки на мой манер: откусывая по кусочку. Так ему удобнее пережевывать.

Чтобы добыть ядрышки, Тыр разгрызает орехи четырьмя передними зубами, каковыми являются два верхних и два нижних резца. Это очень длинные и острые зубы, а стыкуются они, как ножницы. Остальные зубы у друга короткие, и они жевательные.

Поедая орехи, Тыр придерживает их у земли передними лапками. На них у него по четыре пальчика, а на задних лапках − по три. Пальчики оканчиваются длинными загнутыми коготками, которые помогают другу рыться земле в поисках полезных для него корешков некоторых растений, а также − причесывать свою шерстку.

− « −

Родители считают, что Тыр невероятно схож с земной морской свинкой, хотя и во много раз больше той.

”Морскими свинками”, как рассказала мне мама, люди назвали забавных маленьких зверьков из южных заморских стран Земли. Зверьки имели благодушный нрав, и торговцы из других стран стали привозить их в свои страны на продажу и для развлечения своим детям.

Звуки, которые издавали зверьки, напоминали те, которые издают свиньи. В обличиях и смешных повадках двух этих животных тоже было что-то общее.

Но поскольку зверьки были маленькими, их назвали уменьшительно-ласкательно: ”свинками”, − а морской способ доставки зверьков в другие места Земли прибавил к их названию слово “морские”.

− « −

– Как дела, Артемка? – вежливо промыслил Тыр, когда мы обменялись нежностями.

Поскольку я не обладал телепатическим даром, какой был у друга, мне требовалось проговаривать свои мысли. Поэтому я произнес:

– Спасибо, хорошо. А как твои дела? И отчего ты припозднился?

– За стаю сражался, – с достоинством подумал Тыр. – Вот уж несколько дней, как повадился к нам голубой лис. То здесь, то там стал объявляться на территории стаи. Всегда ощерившийся, клыками клацающий. Все выжидал, когда кто-нибудь из нашей малышни зазевается и отобьется от стаи, а он его сцапает. Стае постоянно приходилось образовывать круг и прятать в нем малышню. С рассвета и до заката не давал нам лис покоя. Но сегодня и после заката остался. Вот и решил я с ним сразиться, чтоб неповадно ему было к стае наведываться. Бросился я на него, с ног сбил, стал топтать. Внезапность моей атаки ввела его в растерянность, и он лишь пытался из-под меня вывернуться. Когда же он это сделать сподобился, я пребольно куснул его за вильнувший прямо перед моим носом хвост. Он заскулил и сбежал.

Дальше