— Да, он мой друг. Самый лучший из всех, что были. Жалко, что он вам не друг. Вам бы пошло на пользу, да только не его это вина.
Домой в тот день Алмаз привёз один фунт и полтора шиллинга и ещё немного медяков, которые ему давали на чай.
Мама волновалась за сына так сильно, что, услышав в конце концов стук колёс, не смогла даже выйти посмотреть, всё ли с ним хорошо, боясь не сдержаться на глазах у мужа, если что случилось. Но вот показался старый Алмаз, за ним кеб — оба в полном порядке. А на козлах торжествующе восседал маленький Алмаз, и его бледное личико сияло в сумерках, точно полная луна.
Когда мальчик въехал во двор, ему навстречу вышел Джек и после множества дружеских расспросов и поздравлений сказал:
— Беги скорей, обрадуй маму, малыш. Я распрягу старика Алмаза и позабочусь о нём. Он сегодня заслужил капельку внимания, это уж точно.
— Спасибо тебе, Джек, — ответил мальчик и кинулся в дом, прямиком в объятия мамы, которая ждала сына на лестнице.
Бедная испуганная женщина привела Алмаза в его комнату, опустилась на кровать, усадила сына себе на коленки, словно маленького, и расплакалась.
— Как папа? — Алмаз почти боялся спрашивать.
— Ему лучше, сынок, — ответила она. — Только он сильно за тебя переживает, родной мой.
— А ты разве не сказала ему, что я стал ранней пташкой и полетел искать червячков?
— Вот как ты всё придумал, проказник? — сообразила мама, начиная успокаиваться.
— Так или ещё как-нибудь, — ответил Алмаз так тихо, что мать чуть отстранилась и внимательно посмотрела на него.
— Нет, таких детей… — только и произнесла она.
— А вот и мой червячок, — продолжал мальчик.
Надо было видеть мамино лицо, когда сын высыпал ей на коленки шиллинги и пенсы! Она снова расплакалась и побежала с деньгами к мужу.
А уж как тот обрадовался! Ему сразу стало гораздо лучше. Пока он считал деньги, Алмаз подошёл к малышу, который лежал в колыбельке и сосал свой любимый большой палец, поднял его и воскликнул:
— Кроха ты мой! Целый век тебя не видел.
И, как обычно, Алмаз принялся петь. Он был слишком счастлив, чтобы придумать свою песенку или вспомнить что-то серьёзное, поэтому он стал петь песенку из книжки мистера Реймонда.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Сон Алмаза
Видишь, малыш! — начал Алмаз. — Я так счастлив, что могу петь только чепуху. Ой, папа, представляешь, был бы ты бедным и не было бы у тебя ни кеба, ни старого Алмаза! Что бы я тогда делал?
— Ума не приложу, — отозвался с кровати отец.
— Пришлось бы нам всем голодать, мой милый Алмаз, — ответила мама. Она гордилась сыном куда больше, чем радовалась деньгам. Оба этих чувства заставляли её сердце сжиматься почти болезненно, ведь радость тоже может причинять боль.
— А вот и не пришлось бы! — возразил мальчик. — Я бы стал мести улицу вместо Нэнни, пока она болеет, и эти деньги шли бы не на джин для бабки Сал, а папе на крепкий бульон. Интересно, что будет делать Нэнни, когда поправится. Ведь к тому времени её место точно займут. Интересно, будет она за него драться? Может, стоит ей помочь? Ладно, не буду пока об этом думать. Времени ещё предостаточно. «Знаешь, что у нас случилось?» Интересно, а возьмёт мистер Реймонд меня с собой проведать Нэнни? «Знаешь, что у нас случилось? Вся округа в пляс пустилась — кот на скрипке заиграл, всех на улице собрал!» Ой, мамочка, какой же я смешной! Но я ничего не могу с этим поделать. Я бы и хотел подумать о чём-нибудь ещё, да в голову приходит только «кот на скрипке заиграл, всех на улице собрал!» Интересно, а что делают ангелы, когда очень-очень счастливы — например, когда они целый день ездили с кебом, а вечером привезли своим мамам деньги. Мам, как ты думаешь, они когда-нибудь поют смешные песенки?
— Да, наверно, у них есть смешные песенки, — ответила мама, — иначе они были бы не похожи на людей.
Мамины мысли уже вовсю были заняты шиллингами и тем, какой замечательный обед приготовит она завтра больному мужу, а не ангелами и их песенками, когда она это сказала. Но Алмаз остался доволен таким ответом.
— Ну конечно, — воскликнул он, — они были бы совсем не похожи на людей, если бы иногда не пели чепуху. Только их чепуха, наверно, очень красивая, не то, что моя — «кот на скрипке заиграл, всех на улице собрал!» Как бы мне выкинуть её из головы? Интересно, какую же чепуху поют ангелы? Ведь чепуха — это очень здорово, да, мамочка? Если понемножку то тут, то там, больше для малыша и только чуть-чуть — для взрослых кебменов и мам? Она как соль и перец, что кладут в суп, верно? Ой, а малыш уже крепко спит! Ну что за чепуховый кроха — сколько можно спать! Уложить его, мамочка?
Алмаз продолжал беззаботно болтать. Всё, что рождалось в его счастливом сердечке, тут же слетало с уст и было очень полезным для мамы с папой. Когда он отправился спать, а лёг он в тот вечер рано, потому что устал, как вы догадались, куда больше обычного, он всё ещё размышлял, какие же смешные песенки поют ангелы, когда слишком счастливы, чтобы петь что-то серьёзное. Но прежде чем Алмаз нашёл ответ, он крепко заснул. Да и что тут удивляться, вопрос-то ведь не из лёгких.
В ту ночь ему приснился любопытный сон, и я полагаю, мои читатели захотят о нём узнать. По крайней мере, захотят те из вас, кто, как и я, любит красивые сны, а они им не так часто снятся.
Ему приснилось, как он в сумерках бегает по их старому саду. Он думал, что ждёт Царицу Северного Ветра, но она не пришла. И вот он побежал к задней калитке посмотреть, не там ли она. Он всё бежал и бежал. Сад и наяву-то был достаточно длинным, а во сне оказался просто нескончаемым, и калитка никак не находилась. Он бежал всё дальше и дальше, но прибежал не к калитке, а в необыкновенную страну, не похожую ни на одно из тех мест, где ему доводилось бывать раньше. Там не было ни одного дерева, и вообще не росло ничего выше боярышника, который стоял, весь усыпанный цветами.
Земля была заброшенной и сухой, но кое-где зеленела трава, а иногда встречались островки вереска. Страна эта простиралась вокруг насколько хватало глаз.
Но хотя она была совершенно неухоженной, среди вереска, где обычно растёт падуб или кусты дрока и ракитника, цвели розы — дикие и необычные — всех мыслимых видов.
Со всех сторон от роз исходило сияние. Ещё там рос ладанник, его цветы каждую ночь опадали, а наутро распускались новые, сирень, чубушник, золотой дождь и ещё много других кустов, чьих названий Алмаз не знал, и повсюду были розы. Он брёл всё дальше и дальше, не зная, где заканчивается эта страна. Возвращаться было бессмысленно, дома нигде не было видно. Но мальчик не испугался, потому что, как вы знаете, Алмаз давно привык к необыкновенному. Наконец он лёг под розовый куст и уснул.
В своём сне он проснулся, услышав детский голос, зовущий: «Алмаз, Алмаз!» Он вскочил, но вокруг всё было тихо. Розовые кусты источали облака благоухания. В воздухе стоял лёгкий розовый туман. Мальчик видел, как запах роз изливается вверх неторопливыми фонтанами и плывёт над кустами, пока не сольётся с тончайшей розовой дымкой, висевшей над всем пустынным местом. Тут снова раздался голос, зовущий Алмаза. На этот раз он шёл откуда-то сверху. Мальчик поднял голову, но увидел лишь темно-синее небо, усыпанное звёздами. Раньше он никогда не видел, чтобы звёзды сияли так ярко, а небо было так близко к земле.
Пока он смотрел ввысь, его окликнули ещё раз. В ту же минуту он увидел, как огромная звезда у него над головой не то мигнула, не то дрогнула, она как будто погасла и тут же вновь зажглась. Алмаз лёг на спину и стал, не отрываясь, смотреть на неё. Ему не пришлось долго ждать, прежде чем звезда снова погасла, оставив в синеве что-то вроде шрама. Не отрывая по-прежнему взгляда от неба, мальчик увидел, как на ее месте высунулось радостное личико с весёлыми глазами. Их обладатель посмотрел на Алмаза, понял, что Алмаз его заметил, и личико мгновенно исчезло. Голос позвал опять: «Алмаз, Алмаз», и звезда вернулась на место.
Мальчик крикнул так громко, как только мог, обращаясь в небо:
— Вот он, Алмаз, прямо под вами. Что ему нужно сделать?
Тут же рядом с первой звездой погасли другие, и множество голосов закричали с неба:
— Поднимайся, поднимайся к нам. У нас так весело! Алмаз! Алмаз!
Затем послышался звонкий и радостный смех, и звёзды вернулись на свои места.
— Как же я поднимусь? — воскликнул Алмаз.
— Обойди розовый куст. Поищи у корней, — ответил первый голос.
Мальчик поднялся и обошёл куст.
За ним оказалось вовсе не то, что он ожидал найти, — там была лестница под землю, лестница из дёрна и мха. И хотя она вряд ли вела на небо, Алмаз умел видеть сквозь внешнее. Голос, скорее всего, звал его спуститься именно по этой лестнице, и он, недолго думая, отправился вниз.
Ступеньки были мягкими и прохладными, со всех сторон лестница обросла мхом, травой и папоротниками. Мальчик долго шёл, спускаясь всё ниже и ниже, пока не услышал журчание и плеск ручейка, и вскоре встретился с ним — он на самом деле встретился с ручейком, который бежал вверх по ступенькам навстречу мальчику. И струился ручеёк легко, словно бежал не вверх, а вниз. Алмаз ни капельки не удивился, что ручей взбирается по ступенькам бок о бок с ним, ему и в голову не пришло, что так не бывает — во сне в этом не было ничего странного. Такие вещи кажутся странными только здесь, в нашем мире[7]. Ручеёк журчал весёлую песенку, и его голос напоминал смех, который Алмаз слышал в небе. Мальчик обрадовался и двинулся дальше. Он спускался и спускался, а ручей всё поднимался и поднимался, пока наконец Алмаз не пришёл к тому месту, где ручей выбивался из-под камня. Лестница закончилась. Вода здесь била ключом, камень под её напором подрагивал и качался, и мальчик решил его поднять. Но камень сам поднялся к руке, подталкиваемый снизу струёй, и, перевернувшись совершенно необъяснимым наяву образом, чуть не упал мальчику на голову. Тот увернулся, и когда камень приземлился, залез на него. Теперь расщелина, из которой била струя, оказалась у Алмаза над головой, с камня он дотянулся до неё и вылез наверх. Он очутился на поросшем травой холме, чьи склоны полого убегали вдаль. Ручей струился по холму и терялся в расщелине. Это всё, что успел разглядеть Алмаз, когда неожиданно рядом раздались радостные крики и смех, и к нему устремилась толпа нагих малышей. Каждый стремился добежать до него первым. За плечами у мальчишек трепетали по два крыла, слишком крошечных, чтобы на них летать. Но ведь крылья предназначены для полёта — и они порхали, словно вот-вот полетят. Когда первые малыши почти добрались до Алмаза, один или два из них упали, и остальные со смехом падали на тех, пока не образовалась весело и шумно копошащаяся куча-мала. По очереди мальчишки вылезали, и стоило одному высвободиться, как он подходил обнять и поцеловать Алмаза. У того сердце готово было растаять в груди от восторга. Когда же с объятиями было покончено, один из них воскликнул:
— Теперь давайте веселиться! — и все с криками разбежались в разные стороны и принялись прыгать и скакать по зелёным склонам. Но каждый раз они возвращались к Алмазу, словно к источнику своего веселья, радуясь ему, точно вновь обретённому другу.
На холме веял ветерок, напоминавший дуновение самой радости. Он подул Алмазу в самое сердце и наполнил его таким счастьем, что мальчик не выдержал, сел и заплакал.
— А сейчас пошли откапывать звёзды, — предложил тот, который казался старшим.
Мальчики снова бросились врассыпную, но вскоре, один за другим, вернулись. Каждый нёс на плече мотыгу, а в руке — лопату. Когда все были в сборе, старший выстроил их и повёл на другую сторону холма. Алмаз поднялся и пошёл за ними.
— Здесь мы и начнём сегодняшнее занятие, — сказал старший. — Идите и копайте.
Веселье кончилось. Мальчики разошлись по одному и медленно бродили, нагнувшись и устремив взгляд в землю. То и дело кто-нибудь из них останавливался, опускался на коленки и внимательно что-то разглядывал, ощупывая и раздвигая траву руками. Кто-то вставал и шёл дальше, а некоторые вскакивали на ноги, нетерпеливо хватались за мотыгу и начинали долбить почву, затем бросали мотыгу, брали лопату и продолжали копать. Потом одни печально забрасывали яму обратно землёй, утрамбовывали её босыми маленькими ножками и шли дальше. А кто-то, долго-долго что-то раскапывая, наконец с радостным возгласом вытаскивал из ямы шар, иногда размером с голову, а иногда не больше кулачка. Снизу шар сиял золотым или синим светом, настолько ярким, что он слепил Алмазу глаза. Шары чаще всего попадались золотые и синие. Когда удавалось найти красный, зелёный или пурпурный, ликование было куда больше. Каждый раз, когда кто-то выкапывал очередную звезду, все маленькие ангелы бросали свои инструменты и шумной гурьбой, приплясывая и хлопая крошечными крылами, собирались посмотреть на неё.
Хорошенько рассмотрев звезду, они опускались на коленки и по очереди заглядывали в образовавшееся окно, но первым всегда пускали посмотреть Алмаза. Позже мальчик мог бы рассказать, что в звёздном окне он видел места и людей, которых хорошо знал, но они были немножко другими — в них появлялось что-то чудесное и прекрасное, а что именно, он не мог описать. Посмотрев в очередное окно, он вставал с ощущением, что сердце того и гляди разорвётся от радости, и — как он сам говорил — не заплачь он тогда, кто знает, что с ним бы случилось.
После того, как все смотрели вниз, звезду аккуратно вставляли на место, сверху чуть присыпали землёй, а лишнюю оставляли лежать рядом как знак, что эту звезду уже нашли.