Откуда города берут свои названия? Ведь, бывает, так назовут, что не только тяжело выговорить, но и даже понять, как такое можно было выдумать. С городом Дубравка всё было проще. Когда-то, очень давно, у небольшой речушки, под раскидистыми дубами, поселились люди. Место было хорошее, тенистое, да и земля плодородная. И назвали люди своё поселение ласково – Дубравка. Шли годы, посёлок разрастался и мог уже с гордостью называть себя городом. А вскоре уже не он располагался в дубраве, а наоборот – могучие деревья росли по извилистым улицам, площадям и во дворах города. В те неспокойные времена было принято города обносить каменными стенами. И вот, некогда простая дубрава теперь горделиво возвышалась за городской оградой. Но время не стоит на месте. И бурливая жизнь города Дубравка уже не могла умещаться за городскими стенами и вместе с молодой дубовой порослью выплеснулась наружу. Вокруг белокаменных стен, которые теперь почтительно называли Старой Дубравкой, вырос ещё один город.
Наверное, как и многие другие города, Дубравка известен своими героями или людьми, которые его прославили. Тем более Дубравка являлся столицей Великого Дубравского царства. Велико это царство было не размерами. Совсем нет. У Дубравского царства не было чётких границ. Оно раскинулось от бескрайних степей, пахнущих полынью, до речной болотистой долины. Ну, как раскинулось? Всадник на добром скакуне дня за два царство поперёк перескачет, а то и того меньше. Так вот, – одной стороной Дубравское царство примыкало к лесу. Непростому лесу – Тёмному. Нехороший это лес, страшный и таинственный. И любой ребёнок знает, что Тёмный лес – пристанище всякой нечисти из сказок, в большинстве случаев – страшных. Видимо, поэтому соседние государства и не зарились на такие доступные дубравские границы. Кому захочется вечно быть на страже чего-то колдовского и неизведанного.
А велико Дубравское царство было событиями, которые здесь произошли восемь лет тому назад, во времена правления царя Афанасия, который правит и поныне. Войной на мирных дубравчан со стороны Тёмного леса двинулось войско, во главе с самим Кощеем. И вот тут речь как раз о героях. Все поднялись на бой, никто не испугался. Ну, так говорят. Ведь не бояться совсем – это хорошо, а идти на бой вопреки страху – это и есть геройство. Больше всех отличился, конечно, Антон богатырь. Он-то и одолел злодея бессмертного, прославив своё имя, а заодно и Дубравку.
Хороший городок Дубравка: шумный – на рынках, трудолюбивый – в ремесленных улицах. И всё это тоже люди. Может, не такие герои, как Антон богатырь, но они тоже своим трудом славят своё небольшое Великое Дубравское царство.
Живёт в Дубравке мальчик Егор, двенадцати лет отроду. Обычный мальчик, темноволосый и черноглазый – в отца, худенький и любознательный – это в маму. Ничего великого Егор совершить не успел, поэтому – просто обычный мальчик. Ну, почти. Есть у него одна особенность. В народе её называют чародейство. Если посмотрит Егор кому в глаза, то может говорить всё, что угодно. Всему поверят. Вот такие чары мог он наводить. Но об этой особенности знали почти все и в глаза старались не смотреть. Наверное, поэтому друзей у Егора не было.
Не каждый город, да и не каждое царство может похвастать тем, что имеют школу. Школу для детей простого сословия. Казалось бы, зачем? Родители своему ремеслу, если таковое имеется, и так научат. Так испокон веку и было. У мельника сын – мельник, у рыбака – рыбак, у плотника – плотник. Зачем уклад-то менять? Но царь Афанасий мудро решил, что знания в жизни и в любом деле не помешают. И теперь дети ремесленников и торговцев, поваров и стражников учатся все вместе разным умным мудростям. Егор, как бы ему это не нравилось, тоже был учеником этой школы. Мальчик он не глупый и понимал, что знания – это хорошо. Но вот давались они ему с трудом. Но учитель старался каждому вложить в голову, казалось, такую непостижимую науку. Может, конечно, что не так объяснял, но выбирать не приходилось. Учитель был всего один – Степан Мудрый. Это он сам себя так называет. И не поспоришь, других-то учителей нет. Так что мудрейший из мудрых. И за то, что он у царя выпросил разрешения обучать премудростям дубравских чад, родители этих чад были очень благодарны. Чего не скажешь об учениках. Да и царю Афанасию эта затея понравилась. Теперь всем заезжим гостям свою городскую школу показывает.
Каникул Егор ждал с нетерпением. Впрочем, как и другие ученики, которые больше сильны в обучении. Ведь, как бы ни нравилась школа, а отдыхать всё равно веселее. И, только солнце стало пригревать по-летнему, Степан Мудрый сложил свои учебные свитки в котомку, объявил отдых до жёлтых осенних листьев и подался в соседние тёплые государства. Ещё мудрости набраться в дальних краях, чтобы было чего рассказывать своим ученикам. Да и море, говорят, там есть.
А что делать ребёнку дома в каникулы? Уж Егор бы нашёл занятие. Но его отец приказал дома следить за порядком. Отец у Егора кузнец. На всю округу славятся кованые изделия Ивана кузнеца и его отца Егора Тимофеевича. Егорку, кстати, в честь деда назвали. А слово отца твёрже стали. Но мама Егора знает – после такой слежки порядка в доме точно не будет. И твёрдое слово отца крошится под суровым взглядом мамы, чему несказанно рад сам Егор. Родители заняты целыми днями. У них-то каникул не бывает. Можно, конечно, им помогать. Но мама Егора швея, шьёт платья местным красавицам. В Дубравке её называют Марья Искусница. И она говорит, что это дело тонкое и не мужское. А в кузню отец был бы и рад Егора взять в помощь, да тот не потянет. Там молот тяжелее мальчишки. Не дорос он ещё. Правда как-то раз Егор взялся отцу мелкие железяки подносить и подкову горячую деду на ногу уронил. Дед Егор не ругался, но долго по пустой наковальне молотом колотил. Так мама с тех пор строго приказала – в кузню не ногой. Папа Егора её вообще всегда слушается. И мальчику кажется, иногда, даже боится, когда мама не в настроении. А у него рука толще мамы!
Не для того Егор учится, говорит его мама, чтобы в кузне целыми днями гарью дышать. Пусть лучше в деревне летом отдохнёт. Там свежий воздух и бабуле, какая-никакая, а помощь. Вот тут Егор с мамой полностью согласен. Наверное, была бы его воля он бы насовсем в деревню переехал. Любил он бабулю. Мама Егора говорит, что он маленьким её Буля называл, а вторую бабушку, маму отца, называл – Бабука. Почти – бука какая-то. Баба Куля обижалась, хотя и понимала, что Егор это просто не выговаривает так. Ну, и ревновала, наверное. Баба Куля всегда рядом, по хозяйству хлопочет, снохе на рынке помогает. Оттого, и не успевает Егор по ней соскучиться. А бабуля гостит в городе редко, и поэтому внук всегда счастлив её видеть. Хоть она и не родная…. Но про это стараются в семье не упоминать. Да, бабуля нашла маму Егора в лесу, совсем ещё грудным ребёнком, ну, и воспитала, как свою дочь.
Имя у Егоровой бабули сладкое – Ягодка. Она добрая и травами всякими людей и зверей лечит. Так целыми днями ходит по деревням, врачует и исцеляет. Любят её люди, но побаиваются. И, по старой привычке, детей её именем пугают. Ведь когда-то давно её звали немного по-другому – Баба Яга. Но Егор-то знает, что сказки всё это. Послушать, так столько царевичей со свету она сжила. Не сосчитать. Да не могла она! Но всё равно, почему-то все побаиваются. Вот такая у него бабушка. И пока она людей по деревням лечит, Егора на время каникул послали за её хозяйством присматривать. А ему и не трудно. Какое там хозяйство? Коза, да куры и ещё седой ворон на дереве. Присматривай – не хочу.
Но не только из-за вольной жизни тянуло Егора к бабуле. Его привлекал лес. Не Тёмный лес, конечно. Туда проход запрещён. А простой лес, что за бабулиной избушкой начинается. Сколько там интересного! Не всякий мальчишка в городе может похвастаться, что видел Лешего, а, тем более – что с ним знаком. А вот Егор с Лешим хорошие приятели. Не друзья, потому как Леший – очень скрытный, и друзей себе не заводит. Трусоват он, проще говоря. А с Егором он водится из-за бабули Ягодки. Обидеть её боится. Но мальчика это вполне устраивает.
Ещё в лесном озере водятся русалки. С ними-то из городских точно никто не купался. Каких только чудес нет в лесу. Оттого и рвётся Егор к бабуле в гости.
***
Телега тихо поскрипывала и медленно катилась за дремлющей лошадкой. Порой казалось, что это не лошадь её тащит, а наоборот – телега подталкивает засыпающую животину.
– Но-о, пшла, – сказал дед Тимофей и зевнул.
Лошадка тряхнула ушами, вздохнула, но шагу не прибавила. Егор, лёжа в телеге, сладко потянулся и вдохнул аромат леса. Можно было и пешком дойти до лесной поляны, где бабушкина избушка стоит. Даже, наверное, быстрей получилось, но было лень. Каникулы всё-таки, куда торопиться. А так лежишь себе, травинку жуёшь, да облака рассматриваешь, которые тоже никуда не спешат.
– Значит, к бабуле в гости едешь? – уже в какой раз спросил дед Тимофей.
– Ага, – протянул Егор, отмахиваясь от назойливой мухи.
– Это хорошо. Вон, какой помощник вымахал. Поклон Ягодке от меня передавай.
– Так вы ж недалеко друг от друга живёте, – усмехнулся Егор. – Неужто не видитесь?
– И что? Выказать уважение всегда приятно. Да и вижу я твою бабулю редко. Всё в делах она.
– Ладно, передам. Ты бы сам, дед, в гости зашёл.
– Не, – дед замялся. – Занятая она. Вот… ежели захвораю, так подойду.
– Побаиваешься? – вздохнул Егор.
– Ага, – после небольшой паузы сказал дед Тимофей и тут же встрепенулся. – Чего плетёшь? Кого побаиваюсь? Некогда ей, да и мне тоже.
– Скажи, дед Тимофей. – Егор приподнялся на локте и посмотрел на старика. – Вот ты уже старый. Что, неужели моя бабуля раньше такая злая была? Чего вы от неё все шарахаетесь?
Дед съёжился.
– Что ты.… Мы её любим. Говорят всякое,… но это так – придумки. А молодой я её и не видел. Вот, как ты – возрастом был, или младше, а она такая же была. Не состарилась ни на день. А зла я от неё не помню. – Дед Тимофей тряхнул поводья и вздохнул. – Только, как посмотрит в глаза и, будто, насквозь видит. Ты, Егорка, поклон передавай. Ладно?
– Ладно, – махнул рукой мальчик и снова лёг.
– Я ведь, это – отца твоего в городе видел, – повеселев, сказал дед. – Помнит меня, здоровается, уважает. Я в том годе у него свою сивку подковывал. Вот, сноса подковам нет! Знатный кузнец он. А силён-то как. Вот помню….
Ну, началось. Конечно, приятно когда отца хвалят. Но выслушивать одно и то же от взрослых надоедает. Каждый старается именно Егору рассказать эти истории, будто он их ни разу не слышал. Историю о том, как отец по молодости бычка трёхгодовалого на спор, на плечах через весь город пронёс. Или, как у часовни стена просела, брёвна покатились, а отец выскочил и часовню руками держал, пока все люди не выбежали. Силы в нём не меряно. Природной силы. А вот Егор этим как-то не наделён. Это ничего, говорит мама, сила не главное. Ум намного сильнее силы. Вот, хотелось бы в это Егору поверить, но на его опыте выходит всё наоборот. Хоть он и умнее городского задиры Яшки, но вот никак не сильней. А тот задевает постоянно. Ватагу таких же озорников вокруг себя собрал. Проходу не дают, и пожаловаться нельзя. Отец Егора никогда бы не жаловался. И ведь знают, что в глаза Егорке нельзя глядеть, враз их чем-нибудь запугает. Поэтому сзади, да исподтишка нападают. Ну, ничего. Егор-то в деревне на свежем воздухе, да на парном молоке за лето сил наберётся. Тогда увидят. Мальчик горестно вздохнул, сам себе не особо веря.
– Ага, значит. Часовня накренилась, трясётся. – Вырвал из раздумий голос деда Тимофея. – Колокол звонит. Бабы врассыпную, голосят. А Ванька как клещ вцепился в стену, покраснел от натуги. Держит, значит.
Егор тряхнул головой и сел на телеге, свесив ноги. Лапти касались высоких трав, сгоняя недовольных кузнечиков.
– Дед, я, наверное, напрямки через опушку пройду. Ноги разомну.
– И то правильно. Я в твои годы ух, непоседливый был! Бывало.…
– Спасибо, что подвёз, – крикнул мальчик, спрыгивая с телеги, и припустил к лесу.
– Поклон передавай, – донёсся вслед голос деда Тимофея.
***
Бабуля Ягодка суетилась, накрывая на стол. А Егорка ведь даже и не предупреждал, что приедет, а она наготовила, как на именины.
– Ой, милай, хорошо, что приехал, – улыбалась, бабуля разламывала свежеиспечённый каравай. – Ты чего сидишь? Ешь, давай. Вон мясо бери, а то худющий какой. Машка не кормит тебя, что ли?
– Ба, да я не хочу.
– Это чего это? Что за – не хочу? Блинов, блинов с молочком.…
– Ба, – Егорка улыбнулся. – Я соскучился.
Бабуля присела на табурет, теребя пальцами узелок повязанного платка, и шмыгнула крючковатым носом. Ну, кто глупости болтает, что она раньше злая была? Милейшая старушка.
– Ох, милай… а уж я, как истосковалась. Вон вымахал-то как, а я всё не вижу.
– Бабуль, ты бы в гости приезжала.
– Да, куда там, – Бабуля Ягодка махнула рукой. – Столько хворых в лесу, да по деревням… ты ешь, ешь.
Мальчик взял со стола калач и укусил, чтобы бабушку успокоить, и она удовлетворённо кивнула.
– Медок- то, – всплеснула руками бабуля. – Медок-то забыла!
Она бросилась к полке и поставила на стол туесок из берёзовой коры.
– Давай налегай, богатырь. Цветочный медок. Ефимка пасечник угощал.
– Ага, богатырь, – улыбнулся Егор, макая в мёд калач. – Вот отец – то да, сильный.
– Тю-ю, – удивлённо подняла брови бабуля. – Это что – сила? Дурь одна. Богатырь умом силён. А лапами большими, да лбом дубовым у нас в лесу много, кто похвалиться может.
Да, бабуля Ягодка, наверное, единственный человек, который не восхищается удалью Ивана кузнеца. Причём, при каждой встрече не забывает ему об этом напоминать. А он скромно молчит и кивает. Видать, его тоже в детстве сказками про Бабу Ягу пугали. А тут, на тебе – в зятьях у неё.
За окном избушки застрекотала сорока, и бабушка повела носом, будто чего почуяв.
– Ишь ты! – сказала она.
– Чего там? – спросил Егор, тоже прислушиваясь.
– Да лось ногу повредил о дерево поваленное. Застрял, через овраг перебраться не может.
– Это сорока что ли на хвосте принесла?
– Она, родная. Она мне все новости лесные рассказывает. Бежать мне надо, Егорка. Пока волки не прознали. Надо помочь сохатому.
– Ба, можно я с тобой? – засобирался мальчик.
– Не, не, что ты. Я через болото, с кочки на кочку, – затараторила бабушка, снимая подвешенные к потолку у печки вязанки трав. – Путь неблизкий. Ты не серчай, Егорушка. Боюсь, с тобой долго выйдет.
Бабуля собрала котомку и повесила через плечо.
– Ну, милай… бежать надо, – как бы отпрашиваясь у внука, сказала она.
– Конечно, ба, – Егор натянуто улыбнулся.
– Ты, это. Отдохни с дороги, да на озеро сбегай – рыбки полови. А кто придёт, скажи, что к вечеру буду. За козлёночком Иванушкой приглядывай. А то тут два сорванца деревенских грозились его со двора свести. Говорят, балбесы рыжие, что я вашего городского Ваньку Дурачка в козлёнка обратила. Ишь, выдумали. На кой мне городские? Тут своих дурней полный лес.
– Не переживай, ба. Справлюсь.
Бабуля кивнула, и, схватив с полки ещё какой-то узелок, выскочила наружу и припустила по извилистой тропинке к лесу. Егор вздохнул, но тут же мысленно отругал себя. Понятно, что соскучился, и поглядеть хотелось, как бабуля врачует. Но, вдруг, из-за него и правда она раньше волков не успеет. Нет, лето большое. Наглядится ещё Егор.
Скучновато, конечно. Мальчик походил по избушке, грызя крендель. Крошки упали на пол, и тут же из угла выбежала мышка и, подхватив их, скрылась обратно. Вот ведь, какая учёная. Вообще бабуля любит порядок. Избушка старая, а нигде не пылинки, не паутинки. Только за печкой паучок Проша живёт. Его бабуля не трогает.
Егор прогулялся вдоль полок, читая надписи на мешочках с травами. Чего тут только не было, от каких только заковыристых недугов снадобей не водилось. И травы от “почесуна неуёмного”, и корневой сбор “для косматости”. Трава “дергзуб”, и мешочек с “орлиным глазом” (то ли трава так называется, то ли правда, – глаза орлиные), большой кулёк “ум-да-разум” и поменьше – трава “посвистулька”. Надписи на многих мешочках полустёрты, но бабуля и так их по памяти знает. Сама, как-никак, по лесу собирала.