– Пол вымой, – всё тем же скучным голосом велит мне бабушка. Потом вдруг выходит из себя: – Ты думаешь, что делаешь сейчас нечто особенное? Хочешь меня разжалобить? Так вот знай, ты сейчас всего лишь свои обязанности выполняешь. Ничего из ряда вон выходящего.
Она отправляется в переднюю и, одевшись, уходит из дома.
Я, взяв телефон, дрожащей рукой набираю номер Наташи.
– У меня дома такое было, – шепчет она в трубку. – Но родители, кажется, отошли уже. Они говорят, что просто в ближайшие лет пять не позволят мне одной куда-то ходить.
Примерно то же самое сообщает мне Алина.
– Говорят, значит, не доросла ещё, чтобы одну тебя отпускать.
Наконец, звоню маме. С ней, хочешь не хочешь, объясняться всё равно придётся. Но ставить её в известность о происшедшем нет необходимости, она и так уже, оказывается, знает, причём с самого утра – и даже без помощи бабушки. У этой Асии Михайловны вообще, что ли, нет своих дел в воскресенье?
По голосу маминому слышу, что она не очень сердится.
– Вообще-то я сначала огорошена была, – говорит она. – А потом успокоилась. Подумала: не может быть, чтобы всё было так плохо.
– Да мы просто так накрасились, а потом даже забыли про это.
– И я подумала: наверное, все девочки накрасились, вот и тебе захотелось то же самое сделать. Но пойми, Марина, надо всегда думать, что делаешь. Для вас это развлечение было, а люди по-своему истолковали. Что касается лифтов…
Мы с мамой подробно обсудили, почему не стоит ездить на лифтах и звонить в незнакомые квартиры.
– Но ты ведь сама уже успела для себя сделать выводы? – говорит она.
Я с ней полностью согласна, но вдруг говорю:
– А знаешь, мама, всё равно это было здорово – то ощущение, когда понимаешь, что сейчас дверь откроется и надо успеть добраться до лифта…
Тогда мама сказала, что просто не знает, что со мной делать. И замолчала на какое-то время. Я понятия не имела, о чём она думает в этот момент.
– А бабушка что делает сейчас? – каким-то странным голосом спрашивает она.
– Вышла на улицу. Вы с ней поругались недавно, да?
– С чего ты взяла? – мама вся так и насторожилась – сразу становится ясно, что я не ошиблась.
На прошлой неделе я проснулась ночью оттого, что бабушка разговаривала по телефону. Она всегда говорит тихо и спокойно, даже сейчас из-за истории с лифтом не кричала на меня, но тогда, ночью, я услышала каждое слово.
– Так вот знай, ещё раз через подобное пройти – нет, я уже не смогу, – совершенно отчётливо произнесла бабушка и бросила трубку.
Не знаю, почему не вышла и не спросила в чём дело – но, знаете, бывают ситуации, когда просто чувствуешь, что лучше не лезть к взрослым. А потом я была так занята мыслями о Любином дне рождения, что забыла о том разговоре. Но теперь вспомнила.
– Ты хотела с ней поговорить? – спрашиваю я.
– Да… – Потом, помявшись, мама заявляет: – Я и сама ведь собиралась позвонить. Мне кое-что сказать надо.
Я молчу, ожидая, что она скажет.
– Я это… замуж выхожу, – наконец, произносит мама.
– А-а-а… понятно, – говорю. – Ну… хорошо.
– Ты рада? – спрашивает мама с такой надеждой, что я тороплюсь ответить:
– Да, конечно! – Теперь я молчу – не знаю что сказать. – А бабушке… мне передавать это?
– Передай, если хочешь… – И мама странно хмыкает, прежде чем повесить трубку.
Глава 12
Бабушка сказала, что я должна поздравить Николая с Днём защитника Отечества – хоть какой-нибудь небольшой знак внимания.
Мы в школе всегда что-нибудь мастерим на трудах к этому празднику, и я обычно сплавляю эти сувениры дяде Косте. Однажды я поздравила Алининого папу – у меня тогда получилась совершенно замечательная открытка, с настоящими пуговицами, изображающими гусеницы танка. Алининому папе, по-моему, понравилось, он поблагодарил меня.
В этот раз открытка достаётся Николаю, и ему вроде бы тоже нравится. Но и он приезжает к нам не с пустыми руками. На праздничном столе и рыба красная, и блины с икрой, и фрукты – манго, виноград, в общем, то, чего обычно нет.
Вечером мы отправляемся гулять – на горку, как в прошлый раз. Мама и Николай идут обнявшись. Не хочу им мешать, но мама машет сама, подзывая меня. Она обнимает меня.
– Если мы переедем когда-нибудь, ты не станешь возражать? – спрашивает она.
– Со мной?
– С тобой. Но это ещё не скоро будет. Ты ведь понимаешь, что нельзя до бесконечности отдельно от мамы жить?
– А вы куда хотите переехать?
– Где для всех будет место.
– В Москве?
– Не уверена, но недалеко.
Николай, смеясь, кладёт мне руку на плечо.
– Не беспокой ребёнка раньше времени, – говорит он.
– Ладно… Это так, на будущее.
Я беспечно ковыряю носком снег.
– Да мы ведь и так собирались переехать, – говорю. – Ты для этого в Москву уехала.
– Да. Просто…
Они переглядываются.
– Да знаю я, у мамы ребёночек родится, – говорю я.
– Знаешь?..
– Ну да, а что тут такого? – пожимаю я плечами и поворачиваюсь, чтобы побежать к горке. Оттуда мне машут девочки. Кажется, Алинин папа притащил двойную «ватрушку». – Я пойду, ладно?
– Иди…
– Знаешь, мам, мы на кружке скоро вязать начнём, я, наверное, свяжу одеяльце для ребёночка, – уже на бегу, обернувшись, бросаю я – и уношусь на горку.
Глава 13
Чтобы мне выбрать платье и туфли для своей свадьбы, мама специально позвала меня в Москву. А ещё нас с нею пригласила в гости одна родственница, жена дяди Костиного племянника. Хотя с нами они редко общаются.
Свадьба у мамы четырнадцатого апреля, то есть, ещё целых три недели. Я спросила, как они собираются праздновать.
Они с Николаем до последнего сомневались насчёт празднования, потому что это дорого, а ведь ещё и с квартирой придётся разбираться. Николай не москвич, но от бабушки ему досталась квартира на станции метро «ВДНХ». Так теперь её решено продать и взамен купить что-нибудь другое.
Разве тут до свадьбы?
Но потом вмешались его друзья, у одного из них есть большая дача. Это, конечно, не ресторан, зато пригласить туда можно сколько угодно человек. У Николая очень много друзей, они тоже не совсем москвичи – кто из Красноярска, кто ещё откуда-нибудь.
Бабушка не может меня отвезти в Москву. Вместо этого она сажает меня на поезд, доверив своей знакомой, которая тоже едет в столицу, а на вокзале меня встречает Николай.
Москва не совсем такая, как мне запомнилось последний раз. Сейчас, в марте, она выглядит иначе, чем в декабре, шумная, грязная, запруженная транспортом и людьми. Этот город высоток, широченных проспектов и бесконечного разнообразия почти оглушает меня – но больше всего поражает, что мама в нём себя чувствует как рыба в воде. Я без конца кручу головой по сторонам.
Долго ходим с мамой по магазинам (в которых она заранее побывала и приценилась) и, наконец, решаем, что на мне будет белое платье с открытыми плечами, а пояс из зелёного шёлка, как раз того оттенка, который мне идёт. Мы долго думали, какие туфли мне купить – если белоснежные, то их больше некуда будет надеть, но потом удалось найти светло-зелёные мокасины.
Наконец, мы садимся в метро и едем к родственникам.
Их дом чуть ли не на километр опоясывает ограда. Чтобы через неё пройти, надо обратиться к охранникам, которые сидят в специальной будочке, а они, прежде чем открыть калитку, звонят консьержке. В подъезде всюду стоят кадки с пальмами и прочими растениями, а меж жёлтых колонн за столиком сидит консьержка. Она звонит Тюфяевым и только затем разрешает пройти. Мы с мамой переглядываемся, оказавшись вдвоём в лифте. Легче в тюрьму, пожалуй, проникнуть.
Тётя Вера чуть полноватая, с красивой причёской и в украшениях и называет меня Мариночкой. При виде нас она всплескивает руками и с радостными восклицаниями обнимает маму.
Когда я была маленькой, то несколько раз бывала у них в гостях (в другой квартире, в Сергиевом Посаде), и уже тогда у них всё было крутым, но сейчас они стали ещё круче.
Пока мы пьём чай, тётя Вера рассказывает, как её дочь, которая одного со мной возраста, занимается художественной гимнастикой.
– А танцы вы бросили? – Мама помнит, что раньше Лера занималась танцами.
– Мы решили, с нашим потенциалом необходимо нечто более серьёзное – мы специально консультировались с тренером, он сказал, нам надо идти дальше. Теперь у Лерочки очень плотный график, – вздыхает тётя Вера.
Я успеваю допить свой чай, а мама с тётей Верой всё говорят о школе и дополнительных занятиях. Оказывается, у Лерочки в пятом классе два факультатива – по геометрии и стихосложению.
– А что они проходят на геометрии? – спрашивает мама – явно под впечатлением.
– О, там какая-то специальная программа, чтобы детям не скучно было. Ой, сейчас открываются такие возможности – никто уже не ждёт до бесконечности, когда они дорастут до якобы нужного возраста. При должном оснащении и соответствующем подходе хоть с первого класса можно высшей математике обучать.
– Что же это за школа у вас такая?
– Обыкновенная, московская. Ну, класс у нас, правда, гимназический. А сама школа с гуманитарным уклоном: с восьмого класса у детей начинается практика, они ездят изучать коренные народы России. В Карелию, например.
– Маринка, ты хоть знаешь, где Карелия-то находится? – спрашивает мама.
Я молчу.
Честно говоря, когда я слушаю тётю Веру, у меня возникает ощущение, что она живёт где-то на другой планете.
– А Мариночка чем занимается? – приторным голосом спрашивает тётя Вера.
– Английским, – выдаю я заранее подготовленный ответ.
– Да, Марина к репетитору ездит два раза в неделю, – подхватывает мама. – У нас ещё языковая школа есть, там они много разговаривают – я подумываю Мариночку туда тоже отдать, – добавляет она, хотя о подобной идее я никогда не слышала. И с чего это она меня Мариночкой называет – от тёти Веры заразилась, что ли?
– А ещё чем ты занимаешься? – продолжает спрашивать тётя Вера.
– Готовить люблю.
– Правда? – с преувеличенным удивлением поднимает она брови, словно разговаривает с трёхлетним малышом.
– У них в школе учительница труда такая интересная, – вставляет мама.
– Расскажи, Марина, – тут же просит меня тётя Вера. Правда, она явно считает, что нам в жизни не сравниться с Москвой.
Хотя я испытываю утомление даже от одной мысли об этом самом «плотном графике», про который талдычит тётя Вера. Честно говоря, Москва сама по себе меня утомляет – тут ведь, чтобы перейти из одного места в другое, нужно бесконечно долго идти или ехать на метро.
Я ухожу в гостиную и начинаю рассматривать энциклопедию с картинками, а разговор на кухне заходит, наконец, о свадьбе – правда, чуть было не превращается при этом в описание тётей Верой последнего отпуска всей её семьи в Испании.
Маме приходится признаться, что в свадебное путешествие они за границу не поедут. Она коротко обрисовывает, как будет проходить свадьба. Мне хочется, чтобы она не делала этого – незачем тёте Вере знать, как у нас всё по-простому.
Потом она показывает тёте Вере туфли, которые купила мне для свадьбы. Меня заставляют надеть их, а тётя Вера кивает.
Домой, то есть, в квартиру Николая, где мне придётся спать на кухне (мама больше не снимает комнату в Троицке, а здесь всего одна комната), мы попадаем лишь вечером.
– Её очень впечатляет наше желание перебраться в Москву, – делится мама с Николаем.
Николай не верит. Предел мечтаний любого, кто уже живёт в Москве, говорит он, – чтобы никто больше в неё не ехал.
– Мы же родственники, – возражает мама.
Потом звонит телефон, и оказывается, что это тётя Вера – поинтересоваться, как мы добрались, и ещё немного поболтать с мамой по душам.
Она, представляете, успевает сообщить маме (я всё слышу, хотя громкая связь отключена), что музеи Москвы – просто чудо, при некоторых есть кружки. В своё время Тёмочку приняли по результатом экзамена в один из них, и он бесплатно занимался там рисованием.
– Вот бы мне для Марины найти что-нибудь подобное. А насчёт Леры, – угодливо добавляет мама, – ты всё-таки не задумывалась всерьёз о том кружке при музее, куда Тёма ходил?
Я тихонько затворяю дверь в комнату, отгородившись от коридора, в котором сидит мама, но всё-таки успеваю услышать, как тётя Вера басит в трубку:
– Мысль, конечно здравая, но сейчас очень много говорят о том, как тяжело ребёнку даётся седьмой класс – там столько всего нового, надо готовиться заранее, а это будет уже через год. Так что со следующего года Лерочка начнёт дополнительно изучать астрофизику в клубе при музее космонавтики.
Глава 14
А в нашем городе действительно тихо. После этой Москвы голова кругом идёт, неделю только в себя приходить.
На следующий день после того, как вернулась домой, я целый час простояла возле дороги на выезде из города, глядя в небо.
Снег сошёл, и я решила снять шапку. Ясно, что весна пришла – небо было такого ненормально яркого цвета, что он затопил всё вокруг. Из-за солнца я не могла даже полностью открыть глаза, но чувствовала, как небо обволакивает меня.
Под ногами была жёлтая прошлогодняя трава, чёрные голые ветки торчали на синем фоне в разные стороны. Не думала, что это может быть так красиво.
В десятке метров от меня притормозила машина, оттуда высунулся дядя Лёня – слесарь.
– Марина, что это ты тут стоишь? – крикнул он и подъехал ещё ближе. – Кого-то ждёшь?
– Тут место просто мне нравится.
– Ага, место – на обочине. Давай-ка иди отсюда, – махнул он рукой в сторону города. – Иди, иди.
Я послушно развернулась пошла в сторону дома. Пройдя какое-то расстояние – короткой дорогой, через низину – я обернулась. Он ещё не уехал и следил за тем, чтобы я шла. Пришлось действительно пойти домой.
Ну, вот, дожили – нельзя уже и пойти туда, куда хочешь, кто-нибудь обязательно появится и начнёт указывать что делать.
А он вообще-то хоть раз мог бы и прийти к нам. Нашим батареям это не помешало бы.
Я со вздохом поднимаюсь по лестнице и отпираю дверь. В квартире пусто – это всегда особенно ощущается после того, как в очередной раз расстанусь с мамой. Она ещё к тому же предупредила, что пока не будет приезжать на выходные, не до того.
Мне в голову приходит замечательная идея – позвать к себе Наташу, чтобы вместе делать уроки.
В квартире немного прохладно, и мы, вместо того, чтобы сесть за письменный стол, вместе с учебниками ложимся на диван, укрывшись пледами. Интересно, почему люди раньше не додумались до того, что под одеялом делать уроки удобнее?
В субботу после обеда неожиданно звонит Люба и приглашает меня поехать с ней и её родителями в Домодедово.
Оказывается, у Любиной мамы и её мужа уже два года в Домодедово строится коттедж, и время от времени на выходные они едут туда проследить за постройкой.
Я уговариваю бабушку отпустить меня.
– Если тебе хочется переночевать в спартанских условиях, где ни помыться толком, ни поужинать… – протягивает бабушка – она поговорила с Любиной мамой. – Ирина Дмитриевна говорит, у них там непаханое поле. Только отвертеться от этой поездки им нельзя, придётся к тому же там ночевать. Ещё и холодно…
Через два часа машина Любиного отчима въезжает во двор.
Я и понятия не имела, что у них имеется коттедж, к тому же в Домодедово – если разобраться, я вообще почти ничего не знала о Любиной семье. Её мама никогда не общается с другими родителями, а те считают, что она воспитанием дочери не больно себя утруждает.
По-моему, Люба вполне воспитанная – просто у неё талант производить плохое впечатление на взрослых.
Любина мама совсем не похожа на дочь – молчаливая, разговаривает негромко и держится с большим достоинством.