– Хотелось бы сделать визитные карточки, – сказал Налле Лапсон. – Фамилия моя будет Лапсон. Через одно «л».
– А имя указать не хотите? – предложил хозяин типографии.
– Дайте подумать, – сказал Налле Лапсон. – Пожалуй, так: мы его подсократим. Напишем так:
Н. ЛАПСОН
А снизу добавим: «Прием с 6 до 7».
– Утра или вечера? – уточнил хозяин типографии.
– И то и другое, – сказал Налле Лапсон. – И ему тоже карточки нужны.
– Ему – это кому? – не понял хозяин типографии.
– Тяпке, кому же еще, – сказал Налле Лапсон. – Но у тебя же вроде нет фамилии, а, Тяпка?
– Как это нет? – сердито ответил Тяпка. – У меня такая же фамилия, как у хозяина и хозяйки. Штемпелиус.
– Тогда так, – сказал Налле Лапсон. – Тогда, господин типограф, на Тяпкиных карточках должно стоять:
«Т. ШТЕМПЕЛИУС»
Если удастся напечатать столько букв, конечно. В смысле, если вам их, так сказать, хватит.
– Насчет этого не беспокойтесь, – заверил хозяин типографии. – Что-нибудь еще укажем на собачкиной карточке?
– Давайте, что ли, «С Рождеством!», – сказал Налле Лапсон. – Выглядит симпатично. И звучит вежливо. Давайте так и сделаем!
Глава шестая
Моя собака едет в корзинке
И вот Налле Лапсон и Тяпка сели в поезд.
– Наконец-то, – выдохнул Тяпка. – А то в последнее время что-то шла сплошная нервотрепка.
– Ты и сам в последнее время что-то многовато суетился без надобности, – напомнил Налле Лапсон.
– Хорошо я про хозяйский тапок в последний момент вспомнил, – сказал Тяпка.
– Ума не приложу, зачем понадобилось тащить с собой эту старую тапку, – проворчал Налле Лапсон.
– Хотел бы заметить, – сказал Тяпка, – что данная тапка имеет исключительную ценность. К тому же это элементарная справедливость – я тоже имею право взять собой вещи в дорогу. Ты вон сколько барахла набрал – и платки, и свитера, и подушки, и еще массу всякой всячины.
– Мало ли – вдруг кто-нибудь простудится?
На станции друзьям устроили торжественные проводы. Трубач сыграл на трубе, а потом предложил поприветствовать Налле Лапсона и Тяпку четырехкратным «ура!».
– Ура! Ура! Ура! Ура! – крикнули хором бабушка, Лотта, почтмейстерша и еще кое-кто из зевак. Почтмейстер прийти не смог – он сидел у себя на почте и облизывал марки.
– Берегите себя! – крикнула Лотта, едва поезд тронулся с места. – И не чавкай за едой, Налле Лапсон!
Последнее напутствие, на взгляд Налле Лапсона, было излишним.
Поезд, грохоча, набирал скорость.
– Ты ведь не боишься? – спросил Налле Лапсон Тяпку.
– Боюсь? – ответил тот. – Чего мне бояться?
– Ну, я в том смысле, что ты первый раз на поезде, и так далее, и тому подобное.
Тут как раз вошел кондуктор.
– Я еду в корзинке, – сообщил ему Тяпка, – так что билета у меня нет. А в корзинке четыре дырки. Для ног.
Налле Лапсон ущипнул Тяпку, шепнув:
– Ты бы помалкивал насчет корзинки!
– Ай! – крикнул Тяпка. – Чего ты щиплешься? И почему я не могу поговорить про корзинку?
Тут надо сказать, что кондуктор не понял, о чем говорит Тяпка, – кондукторы вообще по-собачьи не понимают. А у Налле Лапсона была такая удивительная особенность, что его понимали и люди, и животные.
– Что это твоя собака так разлаялась? – спросил кондуктор Налле Лапсона.
Конец ознакомительного фрагмента.