– Да я и не…
– Это ты, между прочим, забралась к нам в дом…
– Не в дом…
– …стащила мою майку…
– Я же её вернула!
– И почему-то я все равно тебе поверил! Потащился с тобой неизвестно куда… А может, ты из шайки какой-нибудь? Запрёте меня в подвале и будете требовать с мамы выкуп? Сейчас о таком все газеты пишут.
Лилька заинтересовалась:
– А у твоей мамы много денег? Ну да… Домик у вас не слабый!
– Он нам в наследство достался, – Саша мотнул головой и быстро пошёл, не дожидаясь её. – А денег у нас вечно в обрез. Она музыкальным работником в детском саду устроилась. Знаешь, сколько там платят?
Забежав вперёд, Лилька пошла, отступая:
– Она тоже на пианино играет?
– Тоже, – он ответил как-то неохотно.
– Точно – сплошные музыканты! А вот на органе она… или ты… смогли бы?
Взгляд у него снова заискрился:
– Ага! Сама к органу вернулась.
– Так ты смог бы? – нетерпеливо повторила Лилька.
– Нет. Это же совсем другое.
– А что там другого? Те же клавиши.
– Дурочка, – снисходительно процедил Саша. – Орган – это как целый оркестр. Там же труб всяких несколько тысяч может быть. И пульт управления есть.
Лилька заворожено повторила:
– Несколько тысяч? И пульт управления? Как у космического корабля? Ты не врёшь?
– Нет. Я знаю.
– Откуда, если не играл?
Он ответил не сразу:
– Мы же изучаем разные инструменты. И потом у меня книжки есть. Ещё мамины… Слушай, ты свалишься, если будешь так пятиться! Так что там особенного в этом органе? В нём что-то спрятано?
– Спрятано? – эта мысль как-то не приходила ей в голову.
– Золотые слитки в трубах?
– Ты издеваешься?! – она резко толкнула его в плечо и отскочила, чтоб Саша не дотянулся.
Но он лишь рассмеялся:
– Вот дурочка! Поприкалываться нельзя? Ты сама виновата: не говоришь, что там на самом деле, вот мне и приходится версии выдвигать.
Изобразив улыбку, которая вышла такой кривой, будто Лильку перекосило после страшной болезни, она умоляюще забормотала:
– Саш, я только у дедушки спрошу: можно тебе сказать или нет. Ладно? Ты не злись, пожалуйста.
– Да я не злюсь, – удивился он.
– Да я бы тоже разозлилась. Но вдруг эта какая-то особая тайна? Что если о ней вообще никому говорить нельзя?
– Как это – никому, когда о ней уже целая толпа знает? Вот интересно!
– Ну… Может, они неправильно знают!
«Тогда и я неправильно знаю, – сообразила она. – Я же только их слова слышала. Дедушка вообще ничего не говорил».
Она мрачно вздохнула:
– Дедушка никогда не рассказывал мне об этом органе. Выходит, даже мне нельзя было знать.
Сашка прищурился:
– А почему, интересно, они именно у него выпытывали про этот орган? Он что – музыкант?
– Настройщик, – с гордостью сообщила Лилька. – Ты вот знаешь, что чехи – самые лучшие настройщики? А мой дедушка, как раз – чех. Его зовут, как писателя Гашека – Ярослав.
– Я ещё не читал, – у него недовольно съехались брови. – У нас есть книжка про солдата Швейка, но мама говорит, что нужно подрасти, чтобы оценить его юмор.
Лилька беззаботно махнула рукой:
– Я тоже не читала. Она такая толстенная! Я всё боюсь, что начну, а вдруг неинтересная окажется? И мучиться над ней три года!
– А ты всё равно дочитываешь, даже если книга неинтересная?
Лильке показалось, что он посмотрел на неё испытующе, но решилась на правду:
– Только не смейся… Мне, знаешь, как-то жалко писателя становится.
– За что жалко?
– Ну, как же! Я не дочитаю, ему же обидно будет. Мне всегда кажется, как будто писатель меня видит. Или чувствует.
Сашка слегка улыбнулся:
– Ты – фантазёрка. Совсем, как моя мама.
– А она что такого нафантазировала?
Но ему уже расхотелось рассказывать. Он нервно дёрнул щекой:
– Да это тоже не моя тайна…
«Ладно, – смирилась Лилька. – Он скажет, когда я скажу…»
А через несколько шагов уже и думать забыла про Сашкину маму, потому что между тополями проглянул их деревянный дом. Его часто называли просто «бараком», и тогда Лилька распалялась в одну секунду и начинала кричать, что никакой это вам не барак, а самый настоящий дом. То, что он сделан из дерева, так ещё и лучше! Это же самый полезный материал, а значит, её дедушка в таком доме двести лет проживёт. Ну, и пусть у них печки вместо газовых плит! Это тоже одно сплошное удовольствие. Что за радость сидеть вечером перед газовой плитой?!
У неё заколотилось сердце, и она покосилась на Сашку: слышит? Лилька ещё даже не намекнула, что это их с дедушкой дом выплывает навстречу старым корабликом, а Сашка, похоже, сам догадался: замолчал и огляделся пристально, как шпион, замаскированный под мальчишку.
Но ничего подозрительного вокруг не было: соседку тетю Аню, развешивавшую бельё на верёвке, натянутой между тополями, Лилька знала чуть ли не с рождения. И старика Голубева, который заводил свой мотоцикл с коляской, называвшейся смешно – «люлькой», тоже можно было не опасаться. Он, конечно, не раз гонял Лильку, когда она с мальчишками скакала зимой по скользким крышам металлических гаражей, но это единственное время, когда его следует опасаться. Летом-то на гаражах нечего делать – жутко горячо!
– Давай сначала в окно заглянем, – предложила она шёпотом.
– У вас первый этаж?
– А ты думал, я со второго выпрыгнула?
Лилька подкралась к окну дедушкиной комнаты и встала на завалинку чуть правее рамы. Замерев у другой стороны окна, Саша смотрел на неё такими глазами, точно Лилька собиралась выбить стекло ногой и перестрелять всех бандитов, ввалившись в комнату с тяжеленным «калашниковым». Ей сделалось так смешно, что она даже бояться перестала.
Задержав дыхание, в котором прорывался непрошеный смех, Лилька осторожно посмотрела сквозь пыльное стекло и разочарованно обмякла. В комнате никого не было. И дедушки не было.
– Моё на другой стороне! – она спрыгнула вниз и побежала за угол, не сомневаясь, что Сашка от неё не отстанет.
С этого бока дом ещё глубже просел в землю, и уже не нужно было забираться на завалинку. Схватившись за раму, Лилька заглянула внутрь, почти не таясь, и молча перешла к кухонному окну.
– Пусто, – за неё сказал Саша. – Может, он тебя ищет? Ключей у тебя нет? Вдруг он на столе записку оставил? Мы с мамой всегда так делаем.
– Мы тоже. Ключа нет.
Она обнаружила, что у неё плохо слушаются губы, и поняла, что может разреветься прямо на глазах у этого мальчишки, если сейчас же не замолчит.
– Пойдем-ка…
Саша сжал её ладонь, и Лилька на миг отвлеклась от той горечи, что разлилась в ней. Удивилась: какая у него, оказывается, сильная и твёрдая рука! Она думала, у пианистов они нежные и тонкие…
У неё самой на ладонях вечно были мозоли от лыжных палок, потому что настоящих спортивных перчаток дедушка ей пока не купил. Он еле осилил ранец, который Лильке захотелось ещё больше.
В подъезде Саша сам вычислил её дверь и, ни на секунду не усомнившись, толкнул её.
– Заперто… – он посмотрел на неё с сомнением. – Если это они увели твоего дедушку, стал бы он закрывать дверь? Или они специально заставили, чтобы никто из соседей не заподозрил?
Лилька пожала плечами и тоже потрогала дверь, как будто та могла открыться, узнав прикосновение. Ручка показалась ледяной, а ведь в подъезде было тепло. Не так, как летом в кирпичных домах.
Отдёрнув руку, Лилька медленно спустилась с трёх ступенек и оглянулась:
– Что нам делать?
Она даже не обратила внимания на то, что сказала «нам», хотя Сашка и не клялся помогать ей до скончания века. Но возражать он не стал.
– Может, в полицию пойти?
Уверенности в его голосе не слышалось, и Лилька хорошо понимала – почему. Когда в их переулке случалось какое-нибудь неприятное событие, даже самое ужасное – грабили кого-нибудь или избивали, – то бежали к соседям, звонили друзьям или родственникам, но в полицию обращались в последнюю очередь. Видно, и на Сашкиной улице тоже…
Старательно припоминая, Лилька сказала, следя за тем, чтоб не дрогнул голос:
– В том году у нас тут один мальчишка потерялся… На самом деле он в Москву сбежал, на Ленина посмотреть, пока не убрали из Мавзолея. Вот чокнутый, да? Так его родителям в милиции сказали, что только через… сколько-то там дней искать начнут. Через десять, что ли. Я не собираюсь десять дней ждать! Они же запросто убьют его за десять дней!
– Тихо! – широкая ладошка зажала ей рот. – Не кричи, а то соседи повыскакивают.
Лилька вырвалась и зашептала:
– Ну, и пусть выскакивают! А вдруг кто-то видел, как он ушёл? Или хоть что-нибудь!
– Они всё равно ничего не скажут, – угрюмо заметил Саша.
– Почему? Если видели…
– Им дела нет. Я знаю. Они всегда молчат. Знают что-нибудь, а не говорят.
«А вот сейчас он готов расплакаться», – она торопливо потащила Сашу из подъезда. На солнце всегда как-то легче. И слёзы сами собой высыхают.
Не выпуская его руки, Лилька пересекла двор наискосок, перепрыгнув через совсем развалившуюся песочницу. Когда ей было года три, дедушка фотографировал её здесь. На снимке Лилька вышла похожей на толстенького птенца с разинутым клювом.
Сейчас малышей в их дворе совсем не было, и песочница развалилась за ненадобностью. Дедушка говорил: женщины боятся рожать в такое нестабильное время. Лилька запомнила это слово «нестабильное». Про себя она решила, что это значит – страшное.
– Ну, и куда мы?
Лилька удивлённо обернулась, потом сообразила: «Он же не знает!»
– Здесь за гаражами такое тайное место есть. Мы там только в самых важных случаях собираемся. Пойдём, я расскажу тебе…
Глава 3
Когда Лилька выложила то немногое, что подслушала ночью, он вдруг сказал, очень внимательно разглядывая что-то на своём ногте:
– Странно всё это… Почему ты именно к нам пришла?
– А что? – не поняла она.
– Странно, – Саша поднял глаза, и она едва не вскрикнула: такими они были несчастными.
– Да что – странно?
– Да всё… То, что именно орган. Мой отец был органистом.
От изумления Лилька громко втянула воздух раскрытым ртом:
– А-а… Правда? Вот это да… Бывают же совпадения! Что ж ты сразу-то не сказал?! А почему – был? Он больше не играет?
– Он умер, – сухо ответил Саша и опять перевёл взгляд на ноготь. – Я думаю, умер. А мама верит, что он жив. Я же говорил: она – фантазерка…
– А как это вы так по-разному думаете об одном и том же?
Лильке было страшновато расспрашивать о таком, но с другой стороны, он ведь сам заговорил. Она и не заикалась о его отце.
– Мы его не хоронили. Вообще мёртвым не видели. Он просто исчез. Как раз в тот день, когда получил премию. И никаких следов… Я думаю, его кто-то выследил и решил ограбить. Наверное, его затолкали в машину и увезли, – теперь Сашка шумно втянул воздух. – Я знаю, кто-нибудь из соседей видел! Не могли не видеть. Но я же говорю, они всегда молчат!
Съежившись желания погладить его по голове, Лилька тихонько спросила:
– Если его хотели ограбить, зачем с собой-то увезли? Забрали бы только деньги… Слушай, а вдруг это тоже из-за волшебного органа?! Чтоб твой папа сыграл им!
Несколько секунд Саша смотрел на неё, совсем не видя, потом качнулся, будто возвращаясь в себя.
– А… Нет. Это же не здесь было. Мы тогда в Латвии жили.
– Так ты латыш, что ли? – не поверила Лилька. – А говоришь совсем, как русский.
– Я и есть русский, потому что мама у меня русская. Только папа – латыш. Пейзаж видела? Я тебе говорил, что его дядя рисовал. В этом доме, где мы сейчас, раньше он жил. Дядя Валдис.
– Как Пельш?
– Кто? А, ну да… Их семью сослали сюда. Ну, ты знаешь, при Сталине. Почему-то он тут и остался. И папу сюда всё звал, писал ему. Тогда уже русских из Латвии гнать стали, а мы ведь с мамой русские…
– Что-то я такое слышала, – пробормотала Лилька, которой впервые стало стыдно за то, что она так плохо представляет, что творится за пределами их района. Сашка ведь всё это не из «Новостей» узнал.
– Папа сам не свой становился из-за этих писем от дяди!
«Сам не свой», – повторила про себя Лилька, надеясь запомнить выражение. Она уже встречала его в книгах, но никогда не произносила. Тем более так естественно, как это вышло у Сашки.
– Я так и не понял: хотелось ему уехать или нет. А когда он… пропал, дядя уже нам писать начал, чтоб приезжали. Написал, что тяжело болен.
Покусав губу, он смущённо пояснил:
– Я оказался его единственным наследником. Ну, дом этот… Теперь мой.
– Вот это да! – ахнула Лилька. – Как в кино. Наследство, дом такой шикарный…
– В Латвии и получше были.
– Так то чужие! Мне дедушка всегда говорит: надо своё ценить, а не на чужое облизываться, – она заёрзала, снова вспомнив о дедушке. – Что ж нам придумать? Где его искать?
Сашка уныло отозвался:
– Читаешь какой-нибудь детский детектив, там всякие шпендрики такие дела раскручивают! А тут, как на зло, ничего в голову не приходит… Но я, знаешь, что думаю? Искать надо не дедушку, а орган. Он же огромный, его легче найти. А если он тем козлам нужен, так они все равно до него доберутся. Там мы их и…
– Сцапаем! – фыркнула Лилька.
– Ну, хотя бы выследим. А через них и дедушку твоего найдем.
С наслаждением почесав вчерашний комариный укус, Лилька пробормотала:
– А что остается? Только как мы будем орган искать? Если они к дедушке заявились, значит, кроме него никто и не знает.
– Ну, конечно! Это же не скрипка, как его можно спрятать? Ему ведь большой зал нужен. Хотя бы, как в филармонии.
– Хотя бы? А что с ним не так?
– Маленький просто…
– Да? А твой папа в гигантских играл?
Лилька не считала бестактным напоминать ему об отце, ведь сама ничего не имела против, чтобы её спрашивали о родителях. Правда, ей и рассказать-то было нечего. Хотя иногда и хотелось…
Сашка, вроде, даже не шевельнулся, а ей почудилось, будто он, как за инструментом, выпрямился и приподнял голову. И низкий голос его опять зазвучал, как у какого-нибудь сказочного принца:
– Мой папа играл и в концертных залах, и в больших соборах. Католических, конечно.
Почему-то Лильке сразу представился Папа Римский, каким его показывали по телевизору – в маленькой смешной шапочке. Но она не решилась даже заговорить о нём, чтобы не выдать своей дремучести. Может, этот Папа был совсем и не католическим…
– В церквях всегда играли только лучшие музыканты. А сочиняли лучшие композиторы.
– Бах? – жалобно спросила Лилька, надеясь, хоть тут не попасть впросак.
– Больше всех, наверное. Папа любил его «Токкату». Её ещё называют «фантастической».
Она мечтательно вздохнула:
– Послушать бы! А может, у тебя получится на том органе? Если мы его найдем, конечно… А как мы будем искать?
– Слушай, а давай спросим у моей учительницы, – оживился Саша. – Она уже… В общем, не очень молодая. Хотя и не старуха! Но вдруг она что-то слышала? Если это старая история…
– Наверное, старая, – задумчиво отозвалась Лилька и сдула серые пушинки одуванчика. – Мой дедушка тоже старый.
Сашка грубовато тряхнул её за плечо:
– Эй, ты давай не раскисай! Нам действовать надо. Пойдем.
Вскочив первым, он протянул руку, и Лилька на миг застыла в ошеломлении: никто никогда не подавал ей руки. Неуверенно улыбнувшись, она вложила свою в его ладонь. И впервые в жизни заметила, что ногти у неё обкусанные, неровные, хотя пальцы тоже длинные, почти как у него. Хотя ей это, вроде бы, и ни к чему.
Не заметив её замешательства, Сашка весело посоветовал:
– Ты пока заучи её имя, а то спутаешь. Ты такого наверняка не слышала! Её зовут Иоланта Сигизмундовна. Классно, да?
– Ого! – вырвалось у Лильки.
В этот момент она перепрыгнула через пыльное металлическое ограждение возле шоссе, и «го» вышло сдавленным, как будто девочка подавилась им.
Сашка рассмеялся:
– Я тоже в первый раз подумал: «Ого! В жизни не запомню». Ничего, привык. Она знаешь… такая светская дама. Маме кажется, что в молодости Иоланта была красавицей. Только сейчас как поймешь? Она седая вся и в морщинах.