– По глазам, – вспомнила Лилька. – Дедушка говорил, что у красавиц и в старости взгляд совсем не такой, как у всех.
И сама же усомнилась:
– Правда, у меня дедушка тоже фантазер.
– Меня к Иоланте дядя Валдис отправил, – сказал Саша. – У них тоже какая-то старая история. Он говорил, что сто лет её знает, но просил не называть при ней его имени. Я так думаю, он хотел на ней жениться… Давным-давно, конечно. А она не захотела. И он ведь так и не женился, представляешь?
– Я тоже никогда не женюсь, – гордо сообщила Лилька, покосившись на него.
Сашка же, не скрываясь, бросил на неё внимательный взгляд:
– А я вот женюсь. Мама говорит, что если у человека нет детей, значит, жизнь его не имеет смысла. Я так не хочу.
«Какой он!» – подумала Лилька с удивлением. Правда, так и не смогла решить – какой. Но ей и без этой ясности было радостно, что она встретила такого мальчишку именно сегодня.
Лильке даже захотелось подпрыгнуть и выкрикнуть что-нибудь, как она делала, если её переполняло ликование. Но при Сашке это казалось невозможным. Может, потому что он был пианистом… Или потому, что родился в Латвии, которая была для Лильки настоящим заморским царством… Или это его отец, игравший на больших органах немного смущал её… Она ограничилась тем, что улыбнулась Сашке во весь рот и пошла быстрее.
С другой стороны от шоссе за тополями дома тоже были двухэтажные, но кирпичные, белые. Дедушка называл их «сталинскими». Но Лилька не любила, когда он так говорил: в этом слове было что-то жуткое, а сами дома ей нравились.
Перед подъездами здесь были сделаны полуарки с одной колонной-кубом, верх которой оборачивался балконом второго этажа. А высокие узкие окна обрамляли завитушки, казавшиеся Лильке очень симпатичными. Она нисколько не удивилась, что женщина с таким чудным именем, как Иоланта Сигизмундовна, живёт именно здесь. Наверное, она тоже такая же – немного старомодная и потому особенно приятная.
– Шикарные домики, – она внимательно оглядела окна, слегка обидевшись на то, что Сашка насмешливо фыркнул. – Которые её?
Он взмахнул рукой, показав на балкон слева, а Лильке вдруг почудилось, да так ясно, точно она заглянула в щёлку между годами, – Саша подал знак огромному оркестру: «Начали! Все за мной!»
– Ты будешь дирижёром!
Слова уже вырвались, и Лилька не успела их поймать. Хотя произносить это вслух было совсем ни к чему: мало ли что кому мерещится, другим-то зачем голову морочить?
Остановившись, Саша посмотрел на неё без улыбки. Когда у него были такие глаза, Лильке начинало казаться, что на самом деле он очень даже взрослый, только прячется в мальчишеском теле. Осталось ощущение, что он смотрел так целую вечность, и под этим испытующим взглядом ей было совсем неуютно. Наверное, он пытался понять: то ли она так издевается над ним, то ли…
– Иоланта тоже хочет, чтобы я стал дирижёром, – наконец, сказал Саша.
А затем добавил то, от чего у Лильки в груди заволновалась радость. Она была лёгкая-лёгкая, как пух тополя.
– Не объясняй, почему ты так сказала.
Уже позднее Лильке пришло в голову: может, он просто испугался, что сейчас она отречётся от своих слов, посмеётся над ними, и всё, совсем всё испортит! Ведь Сашке, похоже, и впрямь хотелось стать дирижером. Раз он так сразу поверил…
– Нам придётся рассказать ей об органе? – торопливо спросила Лилька о другом.
– Сначала просто спросим, – решил Саша.
Он пропустил её в подъезд, придержав дверь, и это вышло у него так естественно, что Лильке сразу вспомнилось: «Дедушка говорил, будто рыцарями рождаются… Он обещал, что я встречу своего рыцаря, когда вырасту. А если я ещё не успела вырасти, а уже встретила? Интересно, рыцари играли на фортепиано? Или как там это тогда называлось?»
– Вот её квартира, четвёртая…
Голос у него стих до шёпота, и Лилька с недоумением взглянула на него через плечо: «Боится её? А вдруг она его лупит? Имя у неё такое… старорежимное…»
– Она злая? – запоздало поинтересовалась девочка, остановившись.
До верхней площадки оставалось каких-то две ступеньки, но всё равно ещё вполне можно было убежать.
– Иоланта Сигизмундовна? – произнёс он теперь уже полностью. – Нет, не злая, что ты! Но она… очень требовательная.
«Это разве не то же самое?» – Лилька продолжила допытываться:
– Она кричит на тебя?
Его взгляд сразу ускользнул, и она догадалась, что Сашке неприятно рассказывать:
– Бывает. Зато мы результаты выдаём.
– Это что значит?
– На школьном конкурсе я уже второй год первое место занимаю, – он сделал движение бровями, которое должно было означать «знай наших».
Лилька с уважением протянула:
– Молодец! Не зря же я сразу поняла, что ты классно играешь.
– Я знаю, – ответил Саша, как и в первый раз, чем сейчас уже насмешил.
– А ты вообще не особенно скромный, да?
– Нет, – спокойно согласился он. – Не особенно.
Она почувствовала, что может признаться:
– Да я тоже. Знаешь, как я на лыжах бегаю? У меня уже второй взрослый разряд!
– Ну? Здорово.
У Лильки разочарованно дрогнул рот: Сашку её успехи не поразили.
«Он просто не соображает в этом, – сердито подумала она и, наконец, поднялась на площадку. – Музыкант! Что он знает о спорте?»
Но Сашка вдруг сказал ей в спину:
– Я тоже люблю на лыжах бегать, только у меня времени всё не хватает. У нас в гимназии почти каждый день по шесть уроков, а у меня ещё музыкальная… Не ещё, конечно! Это – главное.
Лилька обрадовано зашептала:
– Но выходные же у тебя когда-нибудь бывают? Давай зимой вместе кататься? Когда у меня своих тренировок не будет.
– Давай, – согласился он, всё медля и не нажимая на звонок. Уже поднятая рука стала совсем белой. – Только у меня… лыжи деревянные. Ещё дядины.
– А мы у нас на базе пластиковые возьмём! У нас есть прокат. А я попрошу, и бесплатно дадут. Я же у них – ценный кадр! Как ты в музыкальной.
«Почему это, когда он улыбается, сразу как-то весело становится?» – Лилька и сама постаралась улыбнуться как можно шире: дедушка часто повторял, что у неё красивые зубы. В этом он не фантазировал…
– Ну? – Сашка решительно вдавил кнопку звонка, вызвав короткий перезвон. И усмехнулся: – Терция.
Это слово Лилька уже слышала. Наверное, тоже от дедушки, ведь оно было музыкальным. Только вот значения его не помнила. Но и спрашивать у Саши не собиралась. И без того рядом с ним она чувствовала себя какой-то малограмотной… Ни с дедушкой, ни с учителями этого ощущения не возникало.
Со знанием дела кивнув, она незаметно скосила глаза и едва не расхохоталась: Сашка сделал такое независимое лицо, как будто пришёл не к учительнице, а на свидание. Точно с таким же выражением Лёшка Михайлов приглашал её в прошлом месяце в кино. Лилька сходила. А что? Разве дедушка дал бы ей столько денег на билет?
«Ты только найдись! – мысленно попросила она дедушку. – Я никогда в жизни больше ничего не буду клянчить. И в кино никогда не пойду, если ты будешь против. Если что, мне и телевизора хватит. Только найдись, пожалуйста…»
Глава 4
Дверь открылась так мягко, что потом Лилька никак не могла вспомнить: замок хоть щёлкнул или нет? Как будто Сашкина учительница с диковинным именем повернула его заранее и всё ждала за дверью, когда они наговорятся про свои детские глупости.
Из квартиры на них пролилось солнце. Прямо вытекло в подъезд, не больно ослепив, и Лилька удивилась тому, что до этой минуты вообще не замечала, были на небе хоть какие-нибудь тучки или нет.
А ещё почувствовала – есть хочется просто зверски! Вслед за солнцем выплыл запах какой-то сдобы… Тоже солнечной. Так Лильке представилось. Саша уже здоровался и не очень связно пытался объясниться, их приглашали пройти, а она думала только о том, что никак не ожидала встретиться с таким вкусным запахом в квартире учительницы музыки. Здесь должно было пахнуть чем-то совсем другим… Хотя чем? Старыми нотами, что ли? Канифолью пианисты не пользуются.
За столом Лилька очутилась так быстро, будто всё произошло по щучьему веленью, по её хотенью. Она кусала черничный пирог, какого никогда не пробовала, изо всех сил заставляя себя не торопиться, и гадала: откуда взялась черника, которая в Сибири не растёт. А ещё украдкой разглядывала Иоланту Сигизмундовну – Лилька всё же успела заучить её имя.
Она сразу пришла к выводу, что Сашка был абсолютно прав: его учительница – настоящая дама. Таких в книжках ещё называют «львицами». И наверняка в прошлом красавица, это и сейчас было видно. И не только по глазам. Хотя они оставались молодыми и блестящими, как камешки чёрного агата.
Один такой хранился у дедушки в ящике. Он никогда не рассказывал, откуда взялся этот камень, и потому Лильке казалось, будто с агатом связана трагическая любовная история. Она ведь была не маленькой и понимала: хоть сейчас дедушка и мало похож на мужчину, который может влюбиться, но когда-то он же был таким! Правда, на старых фотографиях он выглядел очень смешным в широких мешковатых штанах и большой шляпе. Но тогда все так ходили…
Интересно было бы посмотреть, как одевалась в те годы Иоланта. Пока у Лильки не получалось представить, чтобы та выглядела смешно при таких удлиненных, выразительных скулах, как у кинозвезды тех времён – Любови Орловой.
Ещё у Сашкиной учительницы был очень прямой тонкий нос, и высокие, удивлённо приподнятые брови, какие Лилька видела на старинных портретах. Вот только возле рта, уже неяркого, было много заметных морщинок, и шея успела состариться. Наверное, поэтому Иоланта Сигизмундовна даже дома повязывала сиреневую газовую косыночку. Лилька решила, что этот цвет учительнице к лицу.
Её длинные волосы, хоть и были совсем седыми, но уложены оказались так красиво, что позавидовать можно было. Лилька горько вздохнула, представив свои лёгкие, стриженные волосишки, и поскорее закусила сладким пирогом.
Про орган Сашка ещё ничего не спросил, они говорили о какой-то сонате, которую он «загонял», так что у Лильки пока было время спокойно поесть. Она нисколько не смущалась, ведь Иоланта Сигизмундовна не смотрела на неё и не суетилась, как некоторые хозяйки: «Деточка, попробуй того, попробуй этого!»
Сама она вообще ничего не ела, только изредка подносила к губам фарфоровую чашечку с кофе. Им же был предложен чай. Лильке казалось, что хозяйка даже не отпивала из чашки, и её все время тянуло туда заглянуть.
Не забывая про пирог, она незаметно осмотрела комнату, в которой тоже было пианино, только не такое, как у Сашки. Крышка была поднята, и Лилька разглядела немецкие буквы: «Хорошее, наверное».
Прозрачный тюль, сквозь который легко проходило солнце, тихонько колыхался рядом с коричневой стенкой инструмента, и казалось, это дышит сама комната. Здесь ещё был узкий диван, покрытый светло-коричневым пледом в квадратиках. Лильке представилось: старая учительница сидит на нём, выпрямив спину, и слушает, как Сашка играет сонату…
А он вдруг безо всякой подготовки спросил:
– А вы не знаете, орган в филармонии один на весь город?
Успев вовремя проглотить последний кусочек, Лилька замерла, упершись рёбрами в стол. Иоланта Сигизмундовна почему-то сразу взглянула именно на неё, потом снова на Сашу:
– Тебя тоже привлекает орган? С каких пор?
«Значит, ей он рассказывал про отца, – подумала Лилька. – Я бы никому из своих учителей сроду не рассказала! Наверное, она всё же хорошая…»
Но на этот раз Сашка не стал отвечать:
– Не может ведь быть, что на такой большой город всего один орган!
– И тот появился лет семь тому назад, – голос у Иоланты Сигизмундовны был низкий.
Лилька решила, что только такой и может быть у настоящей дамы.
– А раньше? Других не было? – нетерпеливо расспрашивал Саша.
Она издала вздох изнеможения:
– Это же Сибирь, мои милые! Здесь совершенно иная музыкальная культура, чем, скажем, в той же Латвии. Это там органы… И вера здесь другая. Вам, дети мои, пора бы знать – в православных церквях никогда не звучали органы. Даже ходила такая шутка: это, мол, потому, что орган можно пропить, а церковный хор уже никак…
Наспех улыбнувшись, Лилька отметила: «А ведь не назвала тот, в филармонии, единственным… Почему мне кажется, она всё-таки что-то знает?»
Покосившись на Сашку, который, вроде, ни о чём больше не собирался спрашивать, девочка решилась:
– Должен быть ещё один орган. Я знаю, что он есть. Только вот где – не знаю.
Теперь уже Иоланта Сигизмундовна смотрела на неё, не скрываясь. И Лильке увиделось в её взгляде одобрение, хотя ничего хорошего она пока не сделала. Только слопала половину пирога с черникой. Наверное, теперь у неё все зубы чёрные. Лилька никогда раньше не пробовала эту ягоду и не знала: красится ли она так же, как черёмуха, которой объедалась каждое лето?
«Надо будет напроситься в Сашин сад, – решила она. – Без спросу к ним теперь не полезешь… Конечно, после того, как мы найдем дедушку».
– Ты говоришь так, будто действительно знаешь… – заметила учительница.
Стараясь не разжимать губы, чтобы никто не заметил черноту на зубах, Лилька выдавила:
– Знаю.
– Но я ничего об этом не слышала.
Наклонившись к чашке, Лилька набрала побольше воздуха. Чтобы слёзы не просочились наружу, им надо чем-то перекрыть путь.
– Кроме легенды, – неохотно продолжила Иоланта Сигизмундовна.
Шумно выдохнув, Лилька с надеждой уставилась на неё, мгновенно забыв о следах ягоды:
– А какая легенда?
– Расскажите, пожалуйста! – подхватил Саша.
«С ней он такой вежливый!» – наспех усмехнулась Лилька. Учительница неспешно повела плечами, и девочка постаралась запомнить это движение, чтобы повторить при случае.
– Не ручаюсь за точность… Я слышала её уже много лет назад. Якобы существует орган, обладающий особой чудодейственной силой.
– Волшебный! – шепнула Лилька.
– Рассказывали, будто его звуки образуют некое поле, оказываясь внутри которого человек начинает видеть свою жизнь такой, о какой он мечтал. Но этого не может быть, вы же понимаете.
Саша упрямо возразил:
– А как же путешествия тонких тел? Я читал о таком. Может, этот орган образует какую-то звуковую волну, и они переносятся на ней? Ну, или как-нибудь ещё…
Протяжно вздохнув, Иоланта Сигизмундовна пожаловалась Лильке:
– Он такой умный мальчик! Такой начитанный… То и дело загоняет меня в тупик.
Сразу смутившись, Сашка пробормотал:
– Ничего я вас не загоняю.
– Да-да, это Гайдна ты загоняешь, я забыла.
– Мой дедушка тоже доказывал, что это только легенда, – голос у Лильки прозвучал жалобно, хотя она вовсе не собиралась плакаться. – А ему не поверили. Вот я и подумала: а вдруг это правда? Только о ней говорить нельзя…
Округлые брови учительницы напряжённо изогнулись, переломившись почти у самой переносицы:
– Дедушка? А кто твой дедушка?
– А может, вы его знаете? – вскинулась Лилька. – Ой, ну конечно, знаете! Он же настройщик. Его зовут Ярослав Бражек. А отчество он никогда не называет. У чехов не принято.
Иоланта Сигизмундовна повторила с отсутствующим видом:
– Ярослав Бражек.
И вдруг прижала ко лбу два вытянутых пальца, словно молилась:
– Бог ты мой… Ярослав Бражек! Что ты говоришь? Если б ты сказала, что ты – внучка Юрия Гагарина, я удивилась бы куда меньше!
– Вы его знаете, – заворожённо разглядывая учительницу, проговорил Саша.
Она не отвечала, и ребята тоже замолчали, испуганно переглядываясь. Лилька никак не могла решить: хорошо или плохо то, что эта женщина знает её дедушку. Может быть, много лет знает… А вдруг даже с тех самых пор, когда Иоланта была красавицей? Лилька ещё раз быстро оглядела комнату: фотографий нигде не было.
– Кто расспрашивал об органе? – она отняла от лица руку и посмотрела на Лильку тем же внимательным взглядом.
– Я не знаю. Я их даже не видела! Какие-то мужчины… Они угрожали дедушке, и я… я сбежала… А потом дедушка пропал.