— Там и правда становится всё холоднее, — взволнованно начал он. — Надо спешить, иначе нам не хватит времени всех предостеречь.
Луна накинула на плечи пончо. У самого порога, дождавшись, пока все выйдут, она тихонько окликнула Туу-тикки.
— Можно мне взять с собой твой фонарь?
Та внимательно посмотрела на неё.
— Ты очень упрямая маленькая девочка, — сказала Туу-тикки.
— Пожалуйста, — снова попросила Луна ещё тише. Она выложила все ёлочные игрушки из своего мешочка и протянула его Туу-тикки.
— Будь по-твоему, — вздохнула та. — Я могу дать тебе и свечи, если ты так хочешь осуществить задуманное.
Сначала они шли все вместе, и те жители Муми-дола, которые не спят зимой, тревожно прислушивались к их словам о том, что сегодня нагрянет великая вьюга. Мю с восторгом выкрикивала: «Всё замёрзнет! Всё замёрзнет!», Муми-тролль всё больше молчал, думая про себя, что уже и так замёрзло всё, даже море, а ведь это совершенно непостижимо. Туу-тикки не изменяла своему привычному спокойствию, ей важно было убедиться, что все услышали их предупреждение. Луна следовала за ними, потом постепенно начала отставать, пока не осталась в лесу одна-одинёшенька.
Она не знала, что делать дальше, поэтому, выбрав первую попавшуюся на глаза тропинку, ведущую вглубь чащи, зашагала по ней. Муми-тролль описал Морру как нечто огромное, похожее на мохнатую серую кучу. По его словам, земля под ней замерзает, поэтому Морра оставляет за собой ледяной след. Луне нелегко было ориентироваться на такое описание, ведь зимой в лесу все сугробы напоминали серые кучи, а лёд и снег и без Морры блестели повсюду.
— Эй, — негромко позвала Луна, когда ей показалось, что впереди что-то шевельнулось. Однако, подойдя ближе, она разглядела, что это лишь старое дерево клонит ветви к земле. Тогда Луна зажгла фонарь. Его свет разгорался всё ярче и ярче, но в лесу становилось всё темнее и темнее. Небо заволокло низкими тучами, и ветер принялся гоняться за ними, словно пытаясь вытрясти из них побольше снега. Деревья жалобно заскрипели, и лес наполнился пугающим гулом.
Про Луну часто говорили, будто она не умеет бояться и грустить, но она умела. Луна оставалась ребёнком, пусть и не совсем вписывалась в распространённые представления о детях. И она уже успела пожалеть о своём решении, хотя продолжала идти вперёд, освещая фонарём небольшое пространство вокруг себя. Вот только он почти не помогал, потому что хлопья снега кружились прямо перед лицом, застилая обзор. Тогда Луна, выбившись из сил, аккуратно опустила фонарь на землю и достала из мешка свечи.
«Наверное, вьюга тут же потушит их, — пришла ей в голову запоздалая горькая мысль. — Но вдруг, если я буду верить, что Морра увидит свечи, они всё-таки будут гореть?» Она воткнула их в снежный холмик, стараясь, чтобы они держались ровно, и начала осторожно чиркать спичкой, которая тоже досталась ей от Туу-тикки. Почти все фитили уже замерцали оранжеватым светом, когда по спине у Луны внезапно забегали мурашки, и она поняла, что не хочет сейчас оборачиваться. Она догадалась, что за ней кто-то стоит. Совсем близко.
И она знала, что это не Туу-тикки и не Муми-тролль.
Луна снова взяла в руки фонарь и, глубоко вдохнув, всё-таки посмотрела назад.
Морра была такая же белая, как снег — может, она даже была из него и сделана, — и вовсе не такая уж огромная, что бы там ни говорили. Перепутать Морру с сугробом, впрочем, не представлялось возможным. Ни один сугроб ещё не смотрел на Луну так пристально. Два абсолютно круглых глаза с крошечными точечками зрачков буравили её насквозь. У Луны из-за снега и ветра давно выступили слёзы, а Морра даже не моргала, только скалила зубы, что придавало ей совсем уж жуткий вид. Постояв так какое-то время, она неспешно двинулась прямо на Луну, и та невольно отступила, открыв дорогу к источнику света. Морра жадно протянула лапы к свечам, но, стоило ей дотронуться до них, как огоньки сию же секунду потухли. Она глухо заворчала. На её морде так и не появилось никакого выражения, и можно было истолковать её поступок как угодно. Наверное, жители Муми-дола решили бы, что Морра злорадствует, уничтожив огонь.
Луне показалось иначе, и она робко приподняла фонарь, чей свет был защищён от непогоды хрупкой стеклянной оболочкой.
— Попробуй, — еле слышно пробормотала она.
Морра помедлила, будто не понимая, что обратились именно к ней, а потом всё же приблизилась и ухватилась за фонарь.
========== IV ==========
Малышка Мю взгромоздилась на стул, который явно был для неё великоват, и с удовольствием болтала ногами. Муми-тролль ходил взад-вперёд, не в силах успокоиться.
— Почему ты её отпустила?! — в который раз воскликнул он.
— Разве я могла её удержать силой? — ответила Туу-тикки, помешивая уху.
Они пережидали шествие Ледяной девы, внутри купальни им ничего не грозило, но Луна-то осталась в лесу, и Муми-тролль чуть не сошёл с ума, узнав, что Туу-тикки не воспрепятствовала девочке.
— Ты ещё и отдала ей свечи, так до неё точно доберётся Морра!
— Ей этого и хотелось. Возможно, она знает, что делать.
— Морра сцапает её, — выпалила Малышка Мю, стукнув носками ботинок друг о друга. — Ам — и всё тут.
— А я думаю, что Луна сумеет с ней поговорить.
— Поговорить? — Мю залилась смехом. — Морра не разговаривает!
Муми-тролль хотел было поддержать Мю, но тут ему вспомнилось, как Снорк устроил суд, чтобы разрешить спор о том, кому должен принадлежать чемодан Виффслы и Тоффслы. Муми-мама тогда предложила Морре обмен, а та потребовала доказать ценность Шляпы Волшебника.
— Нет, она разговаривает, если ей нужно… — ошарашенно прошептал Муми-тролль, пытаясь осознать это, ведь он всегда думал о Морре как о молчаливом чудище.
— Хватит о ней, — довольно резко прервала Туу-тикки. — Я бы на вашем месте больше переживала за то, как Луне спастись от Ледяной девы.
Сама Луна в этот момент наблюдала, как Морра снова и снова тянется к фонарю — но свет гас всякий раз, когда её холодная лапа касалась стекла. Огонь не выдерживал даже такого соседства. Морра ворчала и хрипела, явно сердясь. У Луны ещё осталось немного спичек, но она понимала, что потратит их впустую, если опять попробует зажечь фонарь.
Она поплотнее закуталась в пончо и вздохнула. Желание, которое подспудно терзало всё это время, таяло на глазах. Замёрзнуть, перестать чувствовать, уподобиться Морре и забыть о той горечи, что поселилась в сердце… Увидеть нечто жуткое и позволить ему поглотить себя, утратить воспоминания, которые не дают жить по-прежнему. Неправильно. Это будет совершенно неправильно. Луна ощутила, что заблуждалась, едва завидев тщетные попытки Морры согреться.
Она не сможет забрать боль и слёзы с собой, она сама бесконечно одинока. В её глазах отражалась пустота, а пустота не может наполниться чужой тоской.
Морра коснулась руки Луны, напоминая о своём присутствии, и кожу обжёг лютый холод, от которого не защищали перчатки. Пришлось крепко-крепко закусить губу. Морра настойчиво указала на фонарь.
— Я не могу дать его тебе, — сказала Луна.
— Включи и дай, — просипела Морра глухим, безжизненным голосом. Отказать ей было очень трудно.
— Он снова потухнет, — Луна приложила все усилия к тому, чтобы прозвучать убедительно. — И спичек у нас больше не останется. Я включу, но давай попробуем просто посмотреть на него.
Морра ничего не ответила.
Когда маленький огонёк вновь заплясал внутри фонаря, Луна аккуратно поставила его на снег. Она про себя умоляла Морру не приближаться к свету.
— Посмотри, как красиво он мерцает. Там, за стеклом, совсем нет ветра, и огню ничего не угрожает.
Морра опять потянулась к фонарю.
— Нет, пожалуйста, подожди! — отчаянно попросила Луна. — Он совсем ещё крошка. Подожди, пока он засияет ярче, и тогда тепло станет, даже если не трогать его.
На стеклянных стенках фонаря замелькали разноцветные блики. Поняв, что Морра колеблется, Луна вытащила одну из последних спичек и снова зажгла свечи, которые так и остались стоять в снегу. Вокруг них стало ещё светлее. Даже снежные хлопья, казалось, кружились теперь с меньшей скоростью и перестали больно впиваться в лицо.
— Ну вот, у нас получился маленький рождественский островок, — сказала Луна.
Пытаясь позаботиться о Морре, она совсем позабыла о том, что её так тяготило в последние недели. Тугой ком на сердце развязался сам собой, потому что она не возвращалась к нему в мыслях каждую секунду, впервые за всё время после гибели мамы. Ей стало важным лишь одно — пусть Морра хоть немного погреется у огня.
Та не двигалась с места, уставившись своими глазами-блюдцами на свет. Она лишь изредка приподнимала то одну лапу, то другую, будто желая всё-таки дотронуться до фонаря или свечей, но потом опускала, так и не решившись. Шерсть у неё приобрела апельсиновый оттенок, ловя отблески огоньков.
— Я подарила Туу-тикки ёлочные игрушки, — Луна поймала на перчатку снежинку и внимательно рассматривала её узоры. — Может быть, она нарядит ёлку, и у вас будет настоящее Рождество.
Морра снова промолчала, но через пару мгновений Луна услышала тихое довольное урчание.
— Его отмечают в кругу семьи, — зачем-то добавила она и задумалась. Наверное, надо бы вернуться домой, к отцу, пока праздничный день не подошёл к концу, но она не знала, как найти дорогу обратно.
Если верить папе, это всё-таки был тот же самый мир, в котором жила семья Лавгудов. Если верить соседским детям, то все морры, муми-тролли и мюмлы — лишь персонажи сказок, и тогда Луна попала сюда каким-то чудом.
От мыслей её отвлёк резкий порыв ветра, который разом погасил все свечи. Стало гораздо холоднее. Морра заворчала, но смотрела она вовсе не туда, где секунду назад ещё горел огонь. Её пустой взгляд был направлен куда-то вдаль, и Луне в нём почудился страх.
Она вдруг заметила, что снег перестал идти. Воздух словно заледенел, всё вокруг застыло, и только огонёк внутри фонаря продолжал подрагивать — совсем одинокий в вечерней темноте. Луна вспомнила о Ледяной деве. Наверное, стоило отнестись к предупреждениям Туу-тикки с большей серьёзностью.
Там, куда глядела Морра, между голых древесных стволов, мелькнуло что-то белоснежное, сияющее.
— Может она пройти мимо нас? Не обратить на нас внимания? — шёпотом спросила Луна.
Морра отрицательно мотнула головой и нахохлилась, пытаясь закрыть собой фонарь.
— А если мы не будем смотреть на неё?
Морра ещё раз мотнула головой.
Тогда Луна подумала, что можно и посмотреть, раз спастись всё равно нельзя.
Скоро Ледяная дева показалась целиком. Она ступала плавно и величаво, и было не разобрать, где заканчивается её белое платье и начинается снежный покров. Лицо у неё оказалось бледным, словно высеченным изо льда, очень изящным и красивым. Она легонько касалась руками деревьев, и они тотчас покрывались инеем. Завораживающее зрелище, но Луне стало по-настоящему страшно.
Ей совсем не хотелось того, что должно было произойти, жаль, что поняла она это слишком поздно.
Морра всё больше старалась распушиться — и действительно как будто увеличилась в размерах, подмяв маленький фонарь под себя. Этим она не ограничилась и, раскинув лапы в стороны, коротко сказала Луне:
— Прячься.
Та протиснулась между сугробом и спиной Морры и свернулась калачиком, очутившись в этом импровизированном убежище. Луна пыталась не думать о том, насколько оно было надёжным. Ледяная дева подошла совсем близко и медленно повернула лицо к Морре. Она ответила своим обычным немигающим взглядом и не двинулась с места, но Луна чувствовала, как внутри у Морры всё дрожит. Всё же она так и не шелохнулась, пока Ледяная дева не прошествовала дальше, очевидно, потеряв интерес к существу почти столь же холодному, как она сама.
Поняв, что опасность миновала, Луна устало закрыла глаза и тут же провалилась в беспамятство.
========== V ==========
— Луна! Луна!..
Крик разносился по всему лесу, тревожа его обитателей, но девочка, к которой был обращён зов, услышала его не сразу. Она с трудом села и машинально отряхнула снег, которым её припорошило. Только потом огляделась по сторонам, но толку от этого вышло мало — вокруг сплошная темнота. Свечи и фонарь исчезли.
Луна не могла сообразить, сколько времени провела без сознания. Холода она странным образом не чувствовала.
Внезапно совсем рядом полыхнула вспышка Люмоса, и из темноты возникло худое вытянутое лицо Ксенофилиуса. Миг — и он сгрёб Луну в охапку, принявшись покачивать её, не отрывая от земли. Луна судорожно выдохнула, оставляя в этом выдохе все страхи, что довелось ей пережить за минувший день. Она поняла, что мыльные пузыри, отделявшие её и папу друг от друга, лопнули.
— Почему, почему ты ушла в лес одна, звёздочка моя… — повторял Ксенофилиус, крепко прижимая дочку к себе.
— Я искала Морру, — пробормотала Луна, спрятав лицо в старом, потрёпанном шарфе отца. — Я хотела…
Она осеклась. Ксенофилиус легонько отстранил её, чтобы заглянуть в глаза.
— Извини, не расслышал, что ты сказала?
Вблизи Луна видела, как дорожки слёз поблёскивают на его покрасневших от мороза щеках, а уголки губ до сих пор подрагивают. Он смотрел серьёзно, с тревогой. Ему действительно важно было знать, почему она так поступила.
— Ничего… То есть я сказала, что хотела нарядить ёлку. Ты говорил, что в лес теперь нельзя, потому что там Морра, но я всё-таки пошла. Прости меня.
— Это ты меня прости.
Он снова обнял Луну, и она утонула в его нелепой пёстрой шубе.
— Что я делал всё это время? — твердил он себе под нос. — Наверное, в моей голове паразитировал какой-то особо опасный мозгошмыг.
— И в моей, — вспоминая о Ледяной деве, проговорила Луна так тихо, чтобы её точно не было слышно.
Вскоре они уже шагали к опушке леса. Ксенофилиус освещал путь волшебной палочкой, и прошло совсем немного времени, как впереди замаячил их причудливой формы дом. Отец не без оснований считал, что Луне нужно как можно скорее оказаться в тепле, но она сама всё не могла остановить мысли, вновь и вновь возвращавшиеся к Муми-долу и его обитателям, поэтому то и дело оглядывалась — тот же это лес или нет? Не мелькнёт ли полосатая курточка Туу-тикки? Но никто не давал ей подсказок.
Дома Ксенофилиус кое-как спроворил чай: бытовая магия, даже самая лёгкая, давалась ему не без труда. Луна, заботливо закутанная им в одеяло, грела ладони, держа в них чашку с питьём.
— Я видела Муми-тролля, — после долгой паузы сказала она и с волнением посмотрела на отца. — И Туу-тикки, и Малышку Мю.
Тот ничуть не удивился, только улыбнулся краешком рта и перевёл взгляд на окно, за которым в густой вечерней темноте едва можно было различить кружащий снег.
— Это невероятная удача, — заметил он. — Я думал, сейчас их нигде не встретить.
Луна хотела спросить, слышал ли он о море — и как оно могло очутиться прямо за лесом, но почему-то вместо этого произнесла:
— А ещё я видела Морру.
Ксенофилиус так и продолжал глядеть в окно, только брови сошлись чуть плотнее, отчего на лбу проступили морщины.
— Но она совсем не злая, — поспешно добавила Луна. — Очень даже наоборот.
Тогда отец обернулся к ней и тихо сказал:
— Я рад, что ты так решила.
Стрелки часов неминуемо двигались к ночи, и Ксенофилиус уложил дочку спать, а сам присел на краешек кровати и запел колыбельную. Монотонная мелодия и набор каких-то малопонятных, сказочных слов отлично убаюкивали.
— Жаль, что ёлку мы всё-таки не нарядили, — сквозь дрёму шепнула Луна.
— Нарядим завтра.
— Так ведь Рождество было сегодня…
Ксенофилиус удивлённо поднял бровь.
— Ты, должно быть, слегка запуталась во времени, пока бродила по лесу. Если бы тебя больше суток не было, я бы сошёл с ума.
Он поцеловал её в лоб и вышел.
А в Муми-доле жизнь вернулась на круги своя, но о странной девочке, которая искала Морру, Муми-тролль забыть не мог. Он боялся представить себе, что с ней случилось в лесу, и даже Малышка Мю в какой-то момент перестала запугивать его, рисуя в красках возможную судьбу Луны. «Ты бы пошёл да проверил, — заявила однажды Мю, не выдержав. — Хватит страдать, лучше сам найди Морру и расспроси её хорошенько!» Легко сказать — расспроси Морру. Муми-тролль, конечно, не хотел прослыть трусом, но добровольно отправиться к ней — выше его сил.