Загорелся Бронислав — нашел! Это его тайна, это его клады! Хотел было поделиться открытием с Витькой Суторминым, но сразу же раздумал: «Зачем я буду делиться с ним? — резонно решил он. — Больших трудностей, чтобы добыть клад, не ожидается. Справлюсь и сам…»
На другой же день Бронислав начал поиски. С восходом солнца он покинул станицу. Почти никто его не заметил. Лишь пастух, ожидающий, когда полусонные казачки подгонят коров, обратил внимание на раннего путника и сказал подпаску:
— Глянь-ка, Федюнька, еще черти на кулачках не бились, а полковничий сын рыбалить направился. Видать, на Баляш торопится. Голод-то не тетка. Там, сказывают, дивно рыбешки налавливается…. До самого прииска Бронислав никого не встретил. Не видел, как на Мисяшскую дорогу свернула с непряхинского пролеска одинокая подвода. Не знал он, что это возвращался кружным путем в станицу Степан Репников после ночного свидания со сторожем динамитного склада.
Не заметил Бронислава и Степан, дремавший на застланной душистым сеном плетеной долгуше.
НА СТАРАТЕЛЬСКОМ ПРИИСКЕ
Четвертую шахту уже восстанавливали. Старательская артель меняла полусгнившие лестницы шахтных колодцев, проверяла крепежный лес в забоях, ремонтировала трос и подъемный механизм с бадьей, в которой с помощью конного привода поднимали руду на поверхность.
Рабочей силы не хватало. Поэтому брали женщин и подростков. Инженер, приехавший из Миасса, вызывал в контору даже бывшего штейгера Никифора Симонова, предлагая ему работу. Но штейгер сказал:
— Я бы с радостью помог вам, но отходили ноженьки. Стар стал. Живу со старухой, рыбешкой пробиваюсь и сети вот скоро откажусь ставить. Куда уж в шахту!
Обходилась артель без штейгера.
…На высоком крыльце приисковой конторы Бронислав встретил двух парней. Развернув узелки, они с аппетитом уплетали черный хлеб и хрустели свежими огурцами. Бронислав сел на нижнюю ступеньку и, следуя примеру парней, вынул из сумочки пару картофелин.
Разговор завязался быстро.
— Наниматься пришел? — спросил Бронислава коренастый, с русым чубом парень.
— Угу, — ответил Вебер. — А берут?
— Кто его знает? Болтают, будто четвертую восстанавливают. Мы из Маскайки. Голодно у нас, а кормиться-то надо.
«Пойду с этими парнями, — размышлял Бронислав. — Попробую попасть на шахту с ними. Скажу, что я из Кочкаря».
Поев, маскайские парни направились в контору. Они остановились у окошечка, над которым висела табличка «Прием». В окошечке виднелась седая голова старика.
— Маскайские? — спросил старик. — Давайте документы.
Бережно развернув узелки, парни достали справки, отдали их, а взамен получили номерки и кипу талончиков: «Обед», «Ужин», «Завтрак».
— На работу выходите сегодня же. Найдите на четвертой инженера Лопатина Леонида Ивановича. Он и ночлегом распорядится, — наставлял парней старичок. Когда те ушли, он взглянул на Бронислава.
— Ну-с, молодой человек?
Бронислав робко шагнул к окошечку и пролепетал:
— А я тоже… на работу. Я из Кочкаря.
— Из Кочкаря? — удивленно поднял старик седые брови. — Так ведь там шахта работает.
— А я сюда, — не растерялся Вебер. — У меня в станице дядя живет. Иван Суставов.
Бронислав назвал первую пришедшую в голову фамилию, и выбор его оказался удачным.
— Как же, как же, знаю, — заулыбался старичок. — Красный казак. А ты? Документы-то есть?
— Нету… Но я обещаю…
Пообещать Веберу ничего не пришлось. Старичок нахмурил брови и замотал головой:
— Нет, брат. Без них нельзя. Выдай тебе талоны, а ты… будь здоров. Не приму, хоть и хорошо знаю Ивана.
Бронислав, сам того не ожидая, заплакал. Рушились все мечты о кладе, о богатой жизни. Шахту восстанавливают, тайник обнаружат без него — и все.
Бронислав размазывал на щеках слезы. Старичок пожалел Вебера.
— Да лет-то тебе сколько? — спросил он.
— Пятнадцать, — сквозь слезы проговорил Бронислав.
— Мало, — вздохнул старичок. — Пожалуй, и документы не помогут. Молод!
— А как же я теперь? У меня и хлеба нет, — хныкал Бронислав.
— Вот незадача! Ну, подожди, я сейчас. — Старичок захлопнул окошечко и ушел к управляющему. Скоро управляющий, молодой еще, высокий, широкоплечий, спросил:
— Зачем сюда шел?
— Отца задавило в шахте. Мать умерла в голодный год, — на ходу объяснял Бронислав. А дядя Ваня сам батрак.
— Однако чисто говоришь. Учился?
— Ага, — обрадовался Бронислав, — учился. В школе жил.
Учителю дрова колол, полы мыл.
— Может, табельщиком, а, Петрович? — повернулся управляющий к старичку. — А в станице будешь — побывай у Суставова. Помоги хлопчику документ раздобыть. Талоны выдай на декаду.
Мало еще было рабочих на прииске, а грамотных не хватало вообще.
Так и заделался Бронислав табельщиком на четвертой шахте, на той самой шахте.
Старик спросил его имя, чтобы записать в книгу. Бронислав бодро ответил:
— Борис Воронин.
КЛАД БЛИЗКО
Бронислав схватил талоны и хотел уже бежать на шахту, но Петрович добродушно улыбнулся:
— Ишь какой ты прыткий. Зайди к геологам. Возьми табели, а потом уже Леонида Ивановича разыщешь. Он тебе объяснит, что к чему. И в столовую забеги, голодный ведь.
Вебер заглянул к геологам, получил все, что требовалось. Потом направился в столовую. На душе все ликовало завтра он будет возле клада, заберет его — и поминай как звали!
Маскайские парни сидели еще в столовой. Они, как старого знакомого, усадили Бронислава рядом с собой. На столе появилась пшенная каша и жиденький компот.
Вебер жадно накинулся на еду.
— Ну и ешь ты! Как вроде бы неделю голодал, — удивился чубатый парень.
После обеда вместе разыскивали Леонида Ивановича. Конторка четвертой шахты приютилась в зеленой роще. Пожелтевшие листья осины зябко дрожали, хотя и ветерка-то не было.
Леонида Ивановича нашли в каптерке. Он оживленно разговаривал с рабочим, одетым в брезентовые куртку и штаны, с рудничной лампой у пояса. Увидев парней, Леонид Иванович улыбнулся:
— Вот и пополнение. — И приказал рабочему: — Забирай в шахту.
— Мы двое, — возразил чубатый паренек. — А этот в начальство — табельщиком. — Парень кивнул на Бронислава.
— И то хорошо, — согласился Леонид Иванович. — Дуйте вдвоем к артельщику. А мы тут с начальством разберемся.
Когда артельщик и парни ушли, инженер занялся Брониславом. Он вручил ему книгу выходов на работу передал ключ от доски с номерками и показал, как вести табель. Бронислав обрадовался все идет хорошо. Инженер показал на стол — тут будет рабочее место табельщика. Сам сел за другой — большой, заваленный бумагами. Вот он из железной цилиндрической коробки вынул сверток, развернул его — это был геологический разрез шахты. Инженер и не заметил, когда Бронислав очутился возле него. Услышав пыхтение, оглянулся и спросил:
— Ты чего?
— Это шахта, да?
— Да.
— И там работают? Вот бы побывать…
— Это можно, — сразу согласился Леонид Иванович. — Ты табельщик и должен знать, где трудятся шахтеры.
Инженер задумался, его волновали какие-то мысли, и он вслух начал рассуждать:
— Удивительно и непонятно. Все крепи выстояли, а на тридцатом горизонте, где, по данным шахтерского журнала, ставили лучший лес, где самое мощное ответвление золотоносной жилы, — произошел обвал.
— Обвал? — переспросил Бронислав.
— Вот именно, — задумчиво проговорил инженер. — А причины обвала мы не знаем. Вредители? Тогда дело поправимое, можно смело вести восстановительные работы. Может, иначе? Может, недостаточно разведен свод, может, он песчаный, тогда восстановление затянется. Понимаешь — свод, потолок? Если там песок, крепить будет невозможно. В общем ты, конечно, ничего не понимаешь. Но это не беда, у тебя все впереди. Будешь шахтером, поймешь многое. Будешь?
— Буду, — прошептал Бронислав, а сам подумал: «Держи карман шире, мне бы только до клада добраться».
ДЕНЬ, ПОЛНЫЙ СОБЫТИЙ
Бронислав все-таки упросил инженера сводить его в шахту. Леонид Иванович согласился, водил парня по штольням, объясняя, что к чему. А Бронислав торопился про себя: «Скорее бы тридцатый, скорее бы». Но вот пришли и на тридцатый. Здесь вовсю велись восстановительные работы — свод оказался крепким.
— Нельзя дальше, — сказал Леонид Иванович. — Там еще опасно. На другой день Леонид Иванович Лопатин на шахте появился рано. Наметил план работы, распределил людей по бригадам, сообщил в контору, когда понадобятся взрывники. Табельщик на работу не явился. Старатели потеряли целый час, пока артельщик ходил в контору за вторым ключом от шкафа, в который вешают номерки. Запасного ключа не оказалось. Петрович утром рано уехал в станицу и забрал ключ с собой. Сломали замок. И тут обнаружили, что исчезла рудничная лампа. Сторож отозвал Леонида Ивановича в сторону и доложил:
— Гляди, паря, знать, снова сыпануло. Аккурат вдарило, когда на третьей шахте вечером новый шурф рвали.
Инженер спустился в шахту и увидел, что снова случился обвал. Обрушился свод. Старателей Леонид Иванович поставил на ликвидацию завала, а сам поднялся наверх и из конторы позвонил инспектору горно-спасательной службы. Исчез табельщик, лампы нет… Не иначе парнишка рискнул полезть в шахту один. Этого еще недоставало. Через час на взмыленных лошадях прибыли горноспасатели. Раз появились горноспасатели, значит, случилось несчастье. Их появление привлекло всеобщее внимание. Появился возле шахты и Никифор Симонов. Он был взволнован больше других.
— Гляди-ка, обвал, — рассуждал штейгер. — Обвал — оно, конечно, возможен. Четвертая, известно, с мягкой породой. Пески…
— Зачем инспектора понаехали. Али засыпало кого?
— Не должно. Шахта-то одну смену робит. Не успели еще спуститься.
— Нет, засыпало. Мальчонку, которого позавчера взяли. Он и в бараке не ночевал.
— Раззявы. Уже ребятенков в шахту спущают.
Среди собравшейся толпы оказался и Михаил, а появился он сразу же следом за сторожем динамитного склада Червонным. Это по заданию Зыкова Михаил не спускал глаз со сторожа, не спускал уже вторые сутки.
На тринадцатом горизонте кипела работа. Подъемный механизм еще бездействовал, и длинная цепочка старателей принимала бадьи и ведра от горноспасателей, разбирающих завал. Породу наверх не поднимали, а сваливали в южной части штрека. Вдруг один из рабочих ударил кайлом о что-то металлическое. Разгреб породу и поднял исковерканный металлический осколок с обрывком оцинкованной проволоки, прикрученный к ушку.
Леонид Иванович и инспектор осмотрели находку. — А ушко-то, по всему видно, от взрывного механизма, — задумчиво проговорил инженер. Инспектор согласился:
— Да. Адская машина. Вредительство?
— Нет, скорее всего это «Подарок» еще от прежнего хозяина. — Леонид Иванович внимательно осмотрел обрывок проволоки. — Ржавая. Долго пролежала.
Через три часа упорной работы проделали проход в северную часть главного штрека. Туда вошли инспектор и инженер. Первое, что они увидели — распростертого на полу табельщика. Воздушной волной Бронислава отбросило метров на пять, и он лежал между вторым и третьим восходящими забоями. Прибывший фельдшер расстегнул у пострадавшего воротник рубахи, наклонился над ним и, наконец, сообщил:
— Жив!
Счастливо отделался Бронислав — его скоро привели в чувство.
— Те, кто устанавливал адскую машину, — высказал предположение Леонид Иванович, — стремились к одному: создать завал. Мина была замурована под одной из стоек. Табельщик задел проволоку, протянутую поперек — и взрыв.
Бронислав глубоко вздохнул, открыл глаза и сразу же судорожно схватил сумку и прижал ее к груди.
— Ишь ты. За имущество ухватился. Значит, жить будет, — сказал кто-то из рабочих.
Горноспасатель взвалил Вебера на спину и понес на поверхность. Целых полчаса поднимался он по крутой лестнице с тяжелой ношей. На поверхности табельщика бережно уложили на носилки и понесли. Молча расступилась толпа, давая дорогу. Женщины старались взглянуть на лицо пострадавшего. Но Бронислава никто не знал. Странно повел себя сторож динамитного склада. Он выбрался из толпы и скрылся за постройками шахтного двора. За ним, стараясь не попадаться на глаза, двинулся Михаил.
Леонид Иванович и инспектор из горноспасателей направились в контору. Там начали составлять акт о происшествии в шахте.
— Чем же объяснить, Леонид Иванович, появление в штреке табельщика? — спросил инспектор.
— Право, не знаю, — развел руками инженер. — Романтика виновата. У парня глаза разгорелись, когда увидел схему шахты. Фельдшер говорит, что через пару часов можно будет поговорить с ним. Наказать придется за самовольство.
— А не действовал ли табельщик по чьей-нибудь указке? Не он ли ставил адскую машину и подорвался?
— Исключено, — возразил инженер. — Во-первых, молод, чтоб знать мины. Во-вторых, если бы ставил мину, то разорвало бы его на куски. Любопытство завело его туда, зацепился ногой за проволоку — и пожалуйста. Откуда ему было знать об этой чертовой проволоке?
— Загадка, — качнул головой инспектор. В это время ему почудилось, будто кто-то ходит под окном. Он выглянул, но нет — никого. И все-таки инспектору не почудилось. У окна притаился сторож динамитного склада. Он слышал почти весь разговор, но успел вовремя спрятаться за куст, поэтому инспектор его но заметил. За сторожем неусыпно следил Михаил. Любопытно, почему Червонный испугался, увидев полумертвого табельщика? Удивило Михаила и то, что сторож пробрался в кусты, под самое окно конторы. Ясно, чтоб подслушать чей-то разговор, но для чего? Выбравшись из кустов, сторож торопливо зашагал по тропинке в поселок Остановился возле приисковой больнички, огляделся и, открыв калитку, пробрался к раскрытому окну палаты. Забравшись на фундамент, заглянул в окно. В палате стояло две койки. На одной из них лежал табельщик. На лице — ни кровинки, но дыхание было уже ровным. Бронислав спал. Дальнейшее произошло совершенно неожиданно и спутало все планы Михаила. Когда он уходил по заданию Зыкова, то прихватил с собой Пальму. Поскольку с собакой по поселку ходить было неудобно, он оставил ее у знакомого. Но Пальма каким-то образом сорвалась с привязи. И в тот момент, когда сторож взобрался на фундамент, намереваясь, видимо, залезть в окно, Пальма бросилась на него. Коль человек лезет в окно, значит, он вор. К тому же ее хозяин так неодобрительно смотрит на этого незнакомца. Пальма перемахнула через палисадник и вцепилась в ногу сторожа. Дикий крик нарушил тишину. Михаил ворвался в палисадник, с трудом оттолкнул Пальму.
— Тихо, тихо! Что ты, скаженная, наделала? — успокаивал Михаил собаку, которая еще дрожала от ярости и, прижимаясь к ноге хозяина, рычала на сторожа.
— Чтоб ты сдохла! Поразвели тут кобелей! — орал сторож.
На крик прибежал фельдшер, заволновался:
— Что тут происходит?
— Вишь, собака покусала. Ни с того ни с сего бросилась, проклятая… — стонал сторож и повернул к Михаилу злобное лицо: — Может, бешеная она, бешеная, да? Я тебя тогда задушу!
— Ты на меня не кричи, — нахмурился Михаил. — Не полез бы в окно — и штаны были бы целы.
Фельдшер только покачал головой и сказал пострадавшему:
— Пойдем, перевяжу, укол сделаю. И ты пойдем, — махнул он рукой Михаилу. — Акт придется на тебя составить.
После перевязки и укола сторож стал стонать и охать:
— Ох, холера, видать, какую-то жилу перекусила, ступать не могу.
— Ничего страшного нет, — успокаивал его фельдшер. — Через пару дней заживет.
— Тебя не покусали, ты и говоришь «заживет». Слышь, фершал, а может, отлежусь у тебя?
— С таким пустяком и лежать стыдно. А впрочем, как хочешь. Можешь и полежать. Через пару часов еще укол поставлю. Может, и впрямь бешеная собака.