Змеевик медленно повернулся к Карпатам – далеко под лунным светом сияли горные пики. Где-то там под горой его ждал отец – Господарь Горы.
– Боюсь, скоро Йонва получит новые четки, станет сильнее и сможет разрабатывать план войны!
Змеевик сдвинул брови, а Кобзарь вдруг выхватил из-под куртки будильник и ахнул:
– Я слишком долго с вами разговариваю!
Он воровато огляделся, словно теперь уже сама Смерть могла выглянуть из-за поворота и помахать перед болтливым Глашатаем щипцами.
– Госпожа попросила проследить за вами, но я задержался. Мне нужно лететь! Срочно! Простите!
Все возмущенно зароптали, но Кобзарь уже вызвал вихрь. Смерч, плавно изгибаясь, выплыл на вершину холма и засвистел между вековыми стенами. В сгущающейся тьме возникли тени, в руках которых горели призрачные свечки, и окружили площадку. Стражи войны.
«Вот что они сторожили! Вот чего ждали! – внезапно понял Теодор. – Войну не живых людей, а… мертвых?»
Смерч подплыл к игрокам и, остановленный ладонью Кобзаря, застыл на расстоянии. Он бешено крутился и свистел, и, когда свист заглушил все звуки ночи, Кобзарь вдруг подскочил к игрокам, поманил их пальцем и заговорил:
– А теперь слушайте внимательно, что я скажу… – Перепуганный и бледный Глашатай Смерти воровато оглянулся. – Если война будет проиграна, Йонва вернется в тюрьму! Но он очень, очень силен! Есть еще одно средство вернуть его в Полночь! Без сражений, без смертей!
Кобзарь метнул взгляд на смерч – тот продолжал свистеть – и вновь горячо зашептал:
– Высший закон гласит: когда в мире людей появляется великое зло, оно вызывает ответную реакцию – не менее великое добро. Ведь миром правит Равновесие! Именно в то время, когда Йонва в мире людей, можно освободить… ее.
Игроки вопросительно подняли брови, но Кобзарь лишь подавал им непонятные знаки и то и дело оглядывался. Вдруг между плечами Тео и Вика высунулось ехидное личико Шнырялы.
– Ее?
– Ее!
– Бабку-ежку?
Кобзарь попытался разлепить губы, но будто невидимая рука сжимала ему рот, и он мог лишь мычать. Кобзарь прижал кулаки к вискам, поднатужился и, придвинув лицо так близко, что чуть не столкнулся лбами со Шнырялой, выдавил:
– Л…
Где-то бабахнуло. Кобзарь, выпучив глаза, натянул на уши поля шляпы. Все оглянулись: над городом таял огромный красный цветок – последний из фейерверков. На лице Кобзаря отразилось облегчение, он попятился к смерчу и через десяток шагов оказался в объятиях ревущего ветра. Глашатай помахал платочком на прощание, и спустя пару мгновений его пестрая фигурка растаяла в воздушных потоках.
Шныряла сплюнула на место, где только что стоял Кобзарь.
– Это уже ни в какие ворота! – завыла она. – Поди туда, не знаю куда, принести то, не знаю что! Рискуй своей задницей сотню раз! Суй нос в логово жутких тварей! Ах, объяснить? Да зачем, так неинтересно! Добро пожаловать на Макабр, дамы и господа… Тьфу, как же он меня достал, этот розовый… пернатый… рюшчатый…
В горле Шнырялы заклокотали десятки ругательств. Змеевик, прищурившись, смотрел вслед уплывающему вихрю. Тео нахмурился.
– Что он хотел сказать?
– Если то, что сказал Волшебный Кобзарь, верно – нам действительно стоит остерегаться. Дика…
Шныряла продолжала изрыгать ругательства.
– Дика, послушай! И вы, Санда, Тео… – Взгляд Вика скользнул в сторону Раду, но он смолчал. – Сейчас, как никогда, нельзя расставаться. Слышите?
– И что предлагаешь? – фыркнула Шныряла. – Поселиться вчетвером и забаррикадировать дверь от Йонвы? Да пусть лезет, я этому бледнолицему зенки-то…
Шныряла сделала жест, будто раздирает кого-то в клочки.
– Нет.
– Неужто?
– Не вчетвером, а втроем.
– То есть?
– Думаю, я с некоторых пор перестану представлять опасность для Йонвы.
Змеевик умолк. Шныряла прожигала в нем дыру глазами, но он перевел взгляд на Тео:
– Не спускай с них глаз, Тео, – указал Вик на Дику и Санду. – Теперь ты старший. Мне жаль, что так получилось с твоим выигрышем… Я хочу, чтобы ты знал: наши жизни оплачены тобой, и все мы, – он глянул на Раду, – твои должники. Если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь… Или даже жизнь…
Вик засунул руку под рубашку, снял с шеи черный шнурок и протянул Тео. На веревке закачалась змейка из зеленого змеевика – точь-в-точь Вик, каким предстал им впервые статуей в сокровищнице Господаря Горы.
– Если я понадоблюсь тебе, найди любую змею, покажи ей этот кулон и попроси передать мне просьбу, тогда я приду к тебе, где бы ни был. Даже если… ты меня не узнаешь.
Вик глубоко вздохнул, сжал походную сумку. Он собирался оставить их – но почему-то не мог сделать и шагу, переминаясь с ноги на ногу, точно ребенок. Он разглядывал спутников так пристально, будто пытался запомнить каждую черточку их лиц, унести с собой в памяти туда, где вековечный мрак.
Тео вдруг понял, что ему понятны чувства Змеевика. Прежде он не ощущал эту связь с людьми, а теперь стало ясно: Змеевик не хотел с ними расставаться! Сердце Тео сжалось оттого, что на этом самом месте два месяца назад они встретились – игроки Макабра, – поначалу чужие, а затем отправились вместе в Полночь, пережили там столько всего, что теперь и расставаться-то трудно…
Да, они ошиблись. И Теодор тоже. Всех одурманил Йонва! Тео пытался убедить себя, что они сами его бросили, но сварливый голос звучал тише, а потом и вовсе смолк, словно обессилел. Радость прошлого вернулась. Он родился заново, и теперь рядышком с одиноким и одичалым Теодором воскрес другой – Тео-ребенок, верящий в лучшее.
– Спасибо, Тео, – выдавил Змеевик. – Ты настоящий друг.
Вик смотрел ему в глаза, и Тео понимал это. Чувствовал взгляды тех, кто стоит рядом, и понимал: он – их друг.
Друг!
Змеевик протянул ладонь – немного смущаясь, – и они пожали друг другу руки. Пальцы Вика были холодные и твердые, точно мрамор. Вик пожал руку Санде и чуть улыбнулся ей, а когда повернулся к Шныряле, та обмерла, и все вдруг почувствовали нарастающее между ними напряжение. Воздух словно расплавился и застекленел, когда Вик взял в свои ладони руку Дики, и сжал ее так, что Тео ненароком заметил – на миг их пальцы переплелись. Это касание длилось чуть дольше, чем у остальных, и, когда Вик отпускал руку Дики, казалось, он заставляет себя оторваться от Шнырялы.
Тео мог только догадываться, что творилось в этот момент в душе Вика, – ведь ему предстояло расстаться с девушкой навсегда! Он невольно посмотрел на Санду и подумал, что бы он чувствовал, если… Вдруг в поле зрения попал Ворона, и Теодор невольно отвел взгляд.
Змеевик глубоко вздохнул, закинул за плечи мешок и распрямился – бесчисленные склянки и баночки, спасавшие их в путешествии, зазвенели в сумке. Парень отвел длинную прядь и устремил на них ярко-зеленые глаза:
– Вы – единственные друзья, которые у меня были.
Затем Вик нехотя отступил и шепнул:
– Прощайте.
Тео хотел ответить, но горло сжалось, и он лишь больно сглотнул. Вскоре высокая фигура Змеевика растворилась в ночной мгле…
– Что же нам теперь делать? – спросила Санда.
Они стояли на вершине холма, в темных провалах руин еще мелькали призрачные свечи, и от этого жуткое чувство ползло мурашками по коже. Ветер летел над землей, бросая в лицо запахи свежей травы и полуночи, а они все стояли, уставившись в темноту, освещаемые лишь светом звезд, и молчали.
– Жить дальше… – выдавил Тео.
Путешествие окончено. Пора домой.
Тео чувствовал радость от того, что все страхи остались в Полуночи, но вместе с тем пустоту. «Яломица, – повторил он, – тропа в горы». Соврал ли Йонва? Действительно ли мать там – и если да, то почему? А вдруг это ловушка?
«Мама… – подумал Тео. Он вдруг впервые осознал: мама – единственная, кто у него остался. – Что я скажу ей о папе, когда увижу? Как сообщу, что его нет?»
У него по-прежнему не было дома, он лишился отца, и единственное, что осталось, – хрупкая надежда на то, что мама отыщется…
«Нет, не все», – подумал Тео.
Он поглядел вслед Вику, перевел взгляд на Санду и Шнырялу – те стояли рядом, рука об руку. Тот Тео, который вошел в Полночь, и тот, который оттуда вернулся, – два разных человека.
«Вы не останетесь прежними».
Что-то изменилось. Теодор явился на Макабр одиноким, а теперь у него есть друзья, которых он никогда не имел… Он отыскал детское воспоминание о том, как смотрит в зеркало: перед глазами встал задорный мальчишка, взгляд сияет от радости и нетерпения, любопытства и жажды жить. Тео признался себе: он хочет быть таким.
Пока не знает как, но хочет.
И быть может, за все эти годы он еще не разучился быть счастливым и однажды вспомнит, каково это – радоваться только потому, что над землей взошел новый сияющий день.
Глава 3
О Мертвом Господаре
Он вошел в лес, и лес принял его точно старый друг. Прохлада дохнула в лицо, мох и трава влажно зачавкали под ногами – недавно прошел легкий дождь, какие сопровождают наступающую весну. Лес застыл в ночной тиши, и во всем чувствовалось: апрель близок. Где-то прокричали птицы, они возвращались с юга и искали свои гнезда, сидевшие на корявых ветвях точно короны. Ветви оплели небо черной паутиной. Змеевик замер на секунду, поднял голову к зениту: тысячи холодеющих солнц смотрели на него из вечной глубины.
Он гулко сглотнул.
Нужно попрощаться с этим миром как человек. На рассвете он станет змеем и будет служить отцу до конца своих дней. Юноша медленно поднес руку к груди, вынул из-за пазухи Лучезар. Камень разгорелся ярко-зеленым осколком звезды: прекраснейший, чудный свет – и скоро он будет литься из его груди, там, где сейчас бьется сердце.
Змеевик спрятал камень обратно и зашагал быстрей.
Пальцы горели, словно он водил ладонью по пламени, все еще помня прикосновение Дики. Юноша снова замер, прикрыл глаза. Грудь тяжело поднималась и опускалась, он был не в силах сдвинуться ни на шаг и слушал, как за его спиной птицы радуются весне. Скоро каждая птаха в этом лесу сыщет себе пару. Совьет гнездо, натаскает перьев, травинок. Будет петь гимн жизни и любви.
Только не он.
Когда-то Вик бегал с Дикой по городу, просиживал ночи напролет в канализационном люке, устроившись на лежанке между девочкой и ее псом, и даже не думал, что это единственные часы человеческого счастья, которые ему отмерены. Понял это Змеевик, лишь когда лишился всего, провалив испытание.
Умер.
Стал нежителем.
Из-за нее.
Узнал, что умерла она.
Из-за него.
Змеевик охватил лицо ладонями. Щеки горели. Веки бешено пульсировали под пальцами. Раздув по-змеиному ноздри, он жадно втянул воздух.
Его руки пахли ею…
Она уже вернулась домой. Змеевик представил, как Дика отводит ветви шиповника, открывает дверь своего дома. Сразу ли увидит на столе бумагу, придавленную зеленым камнем? Ее в приюте научили писать, она научила его. Он не мог сказать слова прощания – слишком тяжело, – лишь написать. Все путешествие Змеевик не позволял себе остаться с Дикой наедине. Хорошо, когда они прощались на холме, там были другие. Если бы они остались вдвоем…
Сердце радостно подскочило. Забилось, жалкое, от одной мысли об этом.
Змеевик не знал людской жизни, пока не увидел своими глазами на вылазке в город. Однажды он подглядел за двоими: девушка и юноша стояли на улице, держась за руки. Юноша вдруг наклонился и прижался ко рту девушки губами, а она оплела нежной рукой его шею, притянула к себе – и Вик, никогда прежде такого не видев, не мог оторвать взгляда. Сам не знал почему. Он вдруг перестал чувствовать себя змеенышем. Змеи такого не испытывают.
Он ощутил себя человеком.
И до сих пор не искоренил тягу к людям. Путешествие в Полночь не прошло бесследно: отправляясь в страну Смерти, он еще был змеем – но теперь… какой же он теперь змей? Вик смеется. Хохочет. Даже шутит. Он чувствует, чувствует! Слишком много! Он хочет того, чего хочет лишь человек.
Будто путешествие в мир Смерти подарило ему жизнь.
Вик открыл глаза.
Впереди между деревьями показалась старая сосна: ветви раскинулись в стороны, могучие корни у основания сплелись, точно гадюки во время змеиной свадьбы. Там находился лаз, и только Вик знал этот путь.
Он знал все пути, ведущие в царство Господаря Горы.
Не знал лишь пути обратно из ловушки, в которую попал.
Шаги разносились эхом под тысячелетними сводами – здесь под землей всегда холодно и темно. Так любят подданные Господаря Горы. Так любил он, пока не увидел солнечный свет. На стенах сверкают камни, кристаллы и змейки – и не понять: то ли часть барельефа, то ли живая медянка притаилась на потолке. До того как Змеевик побывал в Золотом Дворце, великолепней этих он не видал палат.
Змеевик сбежал по ступенькам, мимо его ног во тьму скользнул черный хвост – значит, о его возвращении доложат. Вик прошел через анфиладу и наконец очутился перед огромными створками из позеленевшей меди. Два стража склонили перед ним змеиные головы. Створки медленно распахнулись, и Вик вошел в тронный зал.
По обе руки на пути к трону все кишело от сотен блестящих, извивающихся тел. Вик прошел вперед. Отовсюду устремились хищные взгляды, но Змеевик взял себя в руки.
«Я принц! – сказал он себе. – Я спустился в царство мертвых, единственный из детей отца говорил с Балауром, ранил Отца всех змей – я больше не последний из сыновей!»
Сердце Вика бешено колотилось о Лучезар, спрятанный на груди. Змеи шипели и сползали с колонн и стен, чтобы взглянуть на возвратившегося сына Господаря. Вик подошел к тронному месту, встал на колени перед статуей гигантского змея и склонил голову. С высоты донесся голос, древний, как шепот звезд:
– С-с-сын мой, ты вернулс-с-ся.
– Да, отец!
Вик не смел поднять глаз. Было страшнее, чем при встрече с Балауром, – мысли еще одолевали образы, что пришли в голову во время прогулки по ночному лесу. Он думал о ней. Волосы, одежда, вещи – за время путешествия все пропахло звериной шерстью. Отец это почует. А то, что Вик вернулся иным? Что больше не слышно в его голосе каменного равнодушия? Он слишком человечен!
«А если он мне откажет?» – Вик взглянул на черное кольцо и содрогнулся.
– Отец! Я прошел испытание.
Змеи и змееныши окружили Вика – он застыл посреди шума, свиста и скользящих теней.
– Я добыл Лучезар!
– Покаж-ж-жи!
Змеевик выхватил камень и поднял над головой. Залу осветили призрачно-зеленые лучи, и свист подданных Господаря пронесся ветром. Удивлены! Поражены! Вик почувствовал себя увереннее. Он поднял глаза: отец казался довольным. Два черных глаза вспыхнули даже ярче, чем алмазы в роскошном венце, покоящемся на его длинных волосах. Он протянул руку, и Вик вложил Лучезар и перстень в мраморные пальцы отца. Господарь сжал кольцо, и камень рассыпался пылью.
– Да будет так! С-с-сын мой, я рад принять тебя как нас-с-следника моих богатств и тайн земных недр. Отныне ты…
В воздухе просвистело – но не по-змеиному. Длинное лезвие ножа скользнуло по воздуху и воткнулось в горло Господаря. Змеиный король распахнул глаза, широко открыл рот и схватил воздух, но из горла вырвался хрип. Вик застыл, змеи обмерли. Повисла гробовая тишина, и в этой тишине слышалось лишь прерывистое сипение правителя.
Он потянулся к горлу – но из раны хлынула кровь. Пролившись на пальцы, она зашипела и зашкварчала, точно вода на сковородке. От багровых капель пошел сизый дым – и Господарь, закатив глаза, рухнул на колени.
– Отец!
Рядом с Виком возник гигантский Желтый змей – старший из сыновей Господаря. Одновременно со стороны кто-то отчаянно завизжал:
– Отвалите, гады! Ах вы, скользкие… ползучие… мерзкие…