– Мы только на минутку, – сказал он, войдя в комнату. – Нам нужно сказать вам несколько слов, господа, по поводу истории с рисунком.
– Отлично, – ответил я, не глядя на Роллинзона. – Мы к вашим услугам.
Тут Плэйн пристально посмотрел на меня.
– Вы помните, что говорили мне сегодня утром, Браун, – сказал он. – Я хотел бы узнать, не можете ли вы что-нибудь добавить к сказанному, ведь вы видите, что пятый и шестой классы наказаны чересчур жестоко.
Это была манера Плэйна – прямо и ясно, без всяких лишних слов. Я немного рассердился сначала, но тут же согласился, что он не мог действовать иначе. Только это ему и оставалось.
– Нет, – спокойно ответил я. – Мне нечего больше добавить.
Этого было достаточно для Плэйна, и он обратился к Роллинзону.
– Роллинзон, – сказал Плэйн точно таким же тоном, – сегодня утром вы мне сообщили, что ничего не можете сказать об этом рисунке. Не скажете ли вы что-нибудь теперь – когда из-за этого приходится страдать нам всем?
Я понимал, что Роллинзону представляется последний удобный случай. В то же время я не мог рассчитывать, что он захочет сознаться Плэйну – ведь он отказался сознаться директору и даже мне не обмолвился ни словом. И я нисколько не удивился его ответу:
– Нет, мне нечего вам сказать.
Они глядели прямо в глаза друг другу. Роллинзон, немного покраснев, смотрел грустно, Плэйн – еще более пронизывающим взором, чем вначале. А когда Плэйн так смотрел в глаза, то бывало нелегко выдержать его взгляд.
– Это ваше последнее слово? – спросил он.
– Да, – твердо ответил Роллинзон.
Тогда Плэйн обратился к нам обоим вместе, хотя я чувствовал, что он больше имеет в виду Роллинзона.
Конец ознакомительного фрагмента.