— Да ладно! Я всё так завязываю… Прочный узел получается. Только вот какая-то она больно тонкая. Ты что, потолще веревки не нашёл?
— Не-а… А зачем? Чтобы глубину измерять в самый раз. Да и потом смотри, она хорошая, капроновая, крепкая. А когда полезем, я толстую раздобуду. В кладовке где-то была.
— Когда полезем? У нас же завтра какой-то брей-ринг по литературе затеяли, надо всем быть. Если хорошую оценку за четверть хочешь…
— Мих, ты что, какой завтра?! А если там вода? Башня-то водонапорная, там ведь может быть резервуар для воды, и сейчас ведь как раз всё тает… Надо подождать, когда снег сойдёт!
— Если там резервуар, то куда она оттуда денется? И потом, башня уже сколько не действует, там перекрыли всё!
— Не знаю… — протянул Коля и почесал в затылке. — Надо бы посмотреть устройство водонапорной башни или нашего Васю спросить… Всё равно сейчас не полезем. Надо подождать.
— А когда полезем?
— Давай недельки через три? В конце марта? Снегу и так мало, а при такой погоде всё быстро растает. Подготовим всё…
— Ну… давай… — мне почему-то стало и любопытно, и жутковато одновременно. Вдруг там и вправду тайник? Я снова заглянул внутрь шахты, посмотрел на чёрные скобы. — Коль… доставай кирпич.
— Ага.
Коля смотал клубок, осторожно отвязал грузик.
— Дома померю, у нас рулетка есть. Ну что, идём?
— Идём… — шепнул я.
Он осторожно водрузил решётку на место. Кирпич положил в угол.
— Коль, а может быть, новый замок повесить? А то вдруг кто-нибудь ещё заглянет… Этот совсем ненадёжный какой-то.
— Надёжный, — возразил Коля, — это старый замок, а сейчас что попало делают, — выдал он известную взрослую фразу. — Никто не залезет, видят же, что башня закрыта, и всё.
— Ну, ладно… Надевай куртку!
Коля надел куртку, а шарф протянул мне:
— Может, наденешь?
— Ты что! Да ни за что в жизни! — чуть было не сказал я, но вовремя сдержался. — Не, Коль, не надо… Я не замерзну…
— А мне куда его девать? На свитере ворот есть! Так что ли понести… — он задумчиво повертел в руках пёструю тряпицу. — Ладно, так донесу…
Он стал его аккуратно скатывать, а я спросил:
— Твоя сестра его носит?
— Да.
— Ну и прикид!
— Ага! — отозвался Колька и заулыбался. — Она ещё гетры под него оденет разноцветные! И беретку!
Я покачал головой:
— Девчонки, они и есть девчонки!
Дверь на замок закрывал я. А то не хватало Коле снова туда свалиться, в эту лужу… Закрыли и — заторопились домой — куртка у него была ещё мокрая, а я в своей тонкой куртке быстро озяб без свитера. Когда идёшь быстро — тепло. Вот мы и спешили, и поэтому почти не разговаривали.
Вечерело. Серо-синие сумерки повисли в прозрачном морозном воздухе, он был такой чистый, что казалось — тронь его, и он зазвенит сотнями тоненьких льдинок-колокольчиков. Небо было лиловым, глубоким, лишь на горизонте тощими вытянутыми пятнами серели облака. Мигающей звёздочкой пересекал вечернее пространство самолёт. Дома светились жёлтыми окошками, с первых этажей доносился до нас звон посуды… Как я любил этот звук! Раньше мне становилось от него тоскливо, когда я возвращался в детский дом, а сейчас уютно становилось на сердце и легко: я иду домой, и наверное, из моего окна тоже доносится бряканье посуды, или просто горит свет на кухне: Наташа с бабушкой приготовили ужин. Ждут меня… Меня ждут, это ведь такое счастье, когда дома тебя кто-нибудь ждёт, и когда, возвращаясь, ты видишь жёлтый свет в окошках!
Мне вдруг захотелось обнять Кольку и всех вокруг и крикнуть в этот хрустальный воздух, чтобы он зазвенел сотнями льдинок! Песню спеть какую-нибудь… Такое чувство вдруг охватило меня — трепетное, радостное, тёплое — словно котёнок поселился внутри. И хорошо, что Коля рядом идёт, и всегда он будет рядом, мой друг…
И только где-то в глубине сердца, притаившись, спрятался тёмный камушек предательства — нет —нет, а грозился он спугнуть мою радость и этот вечер… Как искупить теперь это, что сделать, чтобы исчез он, этот камушек, чтоб как и раньше, ходить и дышать свободно?!
— Миш… — тихонько позвал меня Коля. — Ты глянь, какой вечер!
— Ага… — только и вздохнул я, не решаясь сказать что-либо ещё.
У моего дома мы попрощались, и я, тренькнув домофоном, зашёл в тёмный подъезд. Лампы в нём энергосберегающие, зажигаются, если топнуть ногой, а потом сами гаснут. Я топнул — и стало светло. Через ступеньку и — домой.
Они меня ждали! Наташа нажарила беляшей. Да таких вкусных, что я съел целых пять штук! И ещё бы съел, да, к сожалению (или к счастью), в пузо больше не поместилось.
— Завтра — масленица, — сказала Наташа, — будем блины жарить.
— Да? — удивился я. — Это день такой?
— Это вся неделя такая!
— Ого! И ты что, всю неделю будешь их жарить?
— А ты хочешь? — хитровато спросила Наташа.
— Я-то? Конечно хочу!
— Наешься ведь, больше не захочется!
— Это мне не захочется? Ну, удивила! Да я гору блинов могу съесть!
— Прям-таки гору? — засмеялась Наташа. — Давай, кто больше?
— Легко! — пообещал я. — Я тебя победю! Ой, побежду… Ой…
— Вместе будем жарить, — примирительно сказала бабушка. — Мишенька тесто поможет сделать и в магазин за мукой сходит… Сходишь ведь, Миш?
Я кивнул. Потом вдруг испугался:
— А ты не устанешь? — спросил Наташу.
— Мне не привыкать. Юрка блины, знаешь, как любит? Папа мой тоже любит… Наловчилась уже…
Она вдруг престала улыбаться и вздохнула, как-то невесело. Подошла к окошку, постояла, глядя на улицу, потом осторожно задвинула шторы. Оглянулась на меня, поглядела — ласково и грустно, погладила по голове.
— Купаться будешь сегодня?
— Ага…
И вот, когда я, накупавшись, завернулся в одеяло и читал книжку, тишина этого вечера потревожилась. Сначала я услышал, как Наташа в коридоре охнула:
— Это ж надо так извазюкаться! Миш, ты печку, что ль, чистил…
А потом — звон монетки о кафель в ванной, виноватое «ой!» и…
— Что ты наделала!
Наташа виновато стояла в дверях, держа на ладони две половинки моего медальона; я стоял перед ней, глядя то на неё, то на эти две половинки.
— Что ты наделала!
— Миш, прости, я нечаянно… Я брюки перевернула, а он из кармана выпал и раскололся… Прости! Можно починить, наверное, если запаять аккуратненько…
Я схватил то, что было моим медальоном, бросив на неё сердитый взгляд, лег на диван и отвернулся лицом к стене. Непрошенные слёзы навязались мне на глаза, защипало в носу, я поморгал — чтобы прогнать их в нос… Задышал часто-часто, чтоб не расплакаться. Наташа присела рядом, осторожно дотронулась до моего плеча.
— Миш, прости…
Я ничего не ответил: чтоб не разреветься окончательно.
Наташа посидела-посидела, потом вздохнула и ушла, тихонько скрипнув дверью.
Ну что же, что это такое? Почему, если у тебя остаётся последняя вещичка от родителей, и она сломается? Почему так, что я сделал неправильного?.. Что ж, зря дал Кольке свой свитер?! Да как же было не давать! Ему ведь холодно… Ну поскользнулся, не заметил — разве его вина в том, что с крыши так накапало и замёрзло? Или вообще не надо было ходить смотреть этот тайник, вон ведь как измазался! И что за неприятности всё время с этой башней! Хоть не ходи туда больше…
Но ничего не вернёшь… И разве плохим был вечер? Он только сейчас стал грустным, потому что я его испортил, сломал своим криком… А как не кричать?
Я дотянулся до светильника, щелкнул выключателем… Посмотрел на две половинки — надо же, как ровно он раскололся… Одна, выпуклая, внутри была гладкой и блестящей, а вторая — матовая шероховатая, с тоненьким ободком и углублением, словно для чего-то… Внутри углубления была вставлена тонкая полупрозрачная трубочка. Зачем? Вроде как для фотографии оно…
Скрипнув диваном, я выбрался из-под одеяла и подошёл к письменному столу. Выдвинул ящик, среди листочков, скрепок и карандашей отыскал там ножницы… Потом снова забрался на диван, устроился под лампочкой, прислушался на секунду и… осторожно поддел трубочку снизу. Через несколько секунд она вывалилась мне ладонь…
… Как-то однажды довелось мне прочесть книжку, где дети нашли на берегу озера закрытую бутылку, а в ней — письмо-послание. Не помню, как называлась эта книга, кажется про Пеппи, а может быть и нет… То, что было в медальоне оказалось не трубочкой. Это был свёрнутый кусок прозрачной плёнки с нанесёнными на неё тонкими чёрными буковками:
Jenny-Pooh@ya.ru
JиT2010.
Я тихонько запыхтел, чтобы унять бешено застучавшее сердце.
Глава 28.
Пароль.
Вот не понимаю я этих брэй-рингов. Девчонкам, интересно, наверное, они вон как отвечают! А мы с Колькой сидели и позёвывали, время от времени поглядывая на часы. Домой! Но и хорошую отметку то же хочется…
В классе парты составили вместе так, что образовалось четыре стола — каждый из четырёх парт. На столах стояли звоночки, и лежали листки и ручки. На заднем плане примостилось жюри: трое старшеклассников — два долговязых парня и одна девушка в очках, учительница по русскому старших классов, завуч и учительница родной речи из начальных классов. Светло, тепло, а за окном — пасмурная погода. Серое всё, пыльное и сырое. Ветер холодный дует — даже выходить не хочется…
Передо мной лежала чистая тетрадка в клеточку и ручка. Рядом сидел Коля. И семь девчонок ещё было в нашей команде. Пока была разминка — на сочинение коротких стишков — они наперебой диктовали строчки и смеялись. А я заскучал — в голову ничего не приходило, да и тут пока без меня справятся… Те буквы на медальоне не выходили у меня из головы: что бы они значили? Кто их написал? Наверное, это фирма какая-то — изготовитель, а цифры два и ноль — диаметр… Правда написаны они как-то неровно, словно перед тем, как их обвести тонкими синими чернилами, кто-то их выцарапал тонким предметом… Ножиком… Нет, ножницами, маникюрными можно. Или иголкой толстой, хотя не факт…
— Миш, ты чё это пишешь? — Коля покосился на мои буквы. — Пароль, что ли вспоминаешь?
Моя ручка замерла над листком.
— Чего? — зашептал я.
— Пароль, говорю, придумываешь? Нас выгонят сейчас с тобой, давай девчонкам помогать!
— А чего помочь надо?
— У них последняя фраза не рифмуется, — Коля зашептал:
Принесли колбаски из квартиры,
Гладили в шесть рук, чтобы его согреть…
Вырос котик, стал пушистым, серым…
— Приходите в гости, посмотреть! — сказал я.
— Время! — напомнила ведущая, наша учительница русского языка. — Последняя минута!
— Чего? — не понял Колька. — Чего ты говоришь?
— Ничего! Рифма тебе!
— Подходит, думаешь?
— Конечно! Рифмуется? Рифмуется! Скажи девчонкам…
— Ладно… — Коля повернулся и что-то шепнул Оле Щегловой — она оказалась в нашей команде. Она хмыкнула, но фразу записала.
— Коля, — умоляюще зашептал я, когда он довольно откинулся на стуле и стал слушать стишок команды класса «А». — Коль, а Коль… Ответь на один вопрос?
— Какой? — откликнулся Коля.
— Если бы у тебя было имя Женя, а ты бы родился девчонкой, как бы ты свою почту назвал?
Коля посмотрел на меня круглыми глазами, словно увидел меня впервые. И не успел ничего произнести, потому что вышла одна наша девчонка — хрупкая отличница в очках, её звали Ритой, — и стала читать наше стихотворение. Все взгляды обратились в сторону нашего стола.
— Мы нашли котёнка у подъезда,
Был он поцарапанный, худой,
Еле шевелил хвостом облезлым…
Кто его возьмёт себе домой?
Я прислушался, а Рита, чуть запнувшись, продолжила:
Принесли колбаски из квартиры,
Гладили в шесть рук, чтобы его согреть…
Вырос котик, стал пушистым, серым,
Приходите в гости, посмотреть!
Она замолчала, и все захлопали. Нам дали пять баллов за стих, и началось следующее задание: к доске вышла ведущая и стала читать вопросы. Один ответ команды — один балл.
— Чего ты говоришь, Мих? — обратился ко мне Коля. — Я не понял.
Я повторил вопрос.
— А тебе зачем?
— Потом объясню. Так что бы ты придумал?
Коля почесал в затылке, наклонил голову, зачем-то посмотрел на дверь.
— Женя, Женчик, Джен… Что-нибудь вроде того… Но не факт. Мих, ты почту все равно не подберешь, проще спросить. Сейчас и киской, и зайчиком её назвать можно, и с фамилией соединить, и цифры добавить, если такой ник уже зарегистрирован…
— Ясно, спасибо…
Колька поднял руку, чтоб ответить, где родился Пушкин, получил заслуженный балл и довольный уселся на своё место. А мне не сиделось спокойно, да мне со вчерашнего вечера спокойно не сиделось!
— Коль, а Коль…
— Мальчишки, не болтайте! — шугнула нас Олька Щеглова. — Сейчас вас выгонят или нас «оштрафуют».
— Да мы по делу! — отмахнулся я. — Не выгонят!… Коль… У тебя мобильник с собой?!
— С собой, а что?
— Дай на пять секунд, а?
У Кольки был сенсорный мобильник. Не дорогой, но со множеством полезных функций: и электронная книжка, и игры, и интернет… Удобно, правда стекло на экране он быстро грохнул, и оно растрескалось, а менять было дорого. Но сам телефон-то работал!
— Мих, ты чего? — Коля очень удивлённо посмотрел на меня. — Что у тебя случилось?
— Да ничего не случилось. Надо просто, и всё. Я быстренько…
— Да не в этом дело… Нас сейчас и вправду выгонят, если у тебя мобилу увидят! Скажут — ответы смотришь! Давай после, а?
Я пригорюнился. Подпер рукой подбородок и уставился на доску, где белым по чёрному было красиво выведено: «Литературные бои». Как он не понимал, что мне сейчас нужен был интернет!
— Мих, подожди малость, сейчас это задание закончится, а потом…
— Что потом, Коль?
— Потом посмотришь.
Я вздохнул. Что остаётся делать?
… На следующем задании нам раздали распечатанные кроссворды. Кто быстрее отгадает? Девчонки склонились над белой бумажкой, задумались. У Ольки косичка смешно свесилась на парту и качалась туда-сюда, Рита грызла ручку, всюду слышался чей-то шёпот и пыхтение… Колька толкнул меня в бок:
— На, бери!
— Спасибо, Коль!
Почему-то, когда я зашёл в «Контакт» руки у меня мелко тряслись, как у пьяного. А внутри всё трепыхалось и стучало так громко, что я подумал, что кто-нибудь из учителей сейчас услышит, увидит выставит меня за дверь. В графе «Логин» я ввёл: Jenny-Pooh@ya.ru, в графе пароль — JиT2010 и нажал кнопку «Вход»…
— Жуков! Зачем тебе мобильник?
Я вздрогнул как от удара грома. Съёжился.
— Я просто… Простите…
Выключил экран, краем глаза успев глянуть результат… Отдал телефон Кольке.
— Спасибо, Коль…
На экране горело: «Неверное имя пользователя или пароль».
… Когда я пришёл домой, настроение у меня было ниже плинтуса. Вдобавок ко всему разболелся зуб, да так, что захотелось тихонько завыть. Радовало лишь, что в игре наша команда заняла второе место, и все, кто участвовал, получили кроме сладких призов ещё и пятерки. Сладкие призы меня сейчас совсем не радовали, а про пятерку я сказал Наташе, когда вошёл домой.
— Мих, да ты молодец! — обрадовалась она. — Смотри-ка как здорово! Давай, раздевайся, сейчас обедать будем. Я блинов напекла… А ты чего такой? — приглядевшись, осеклась она.
Я помотал головой.
— Ничего, всё нормально.
— Нет, не всё. — Наташка обеспокоенно всматривалась в моё лицо. — Болит что?
— Да нет, только зуб немножко…
— Сильно?
— Нормально, терпеть можно.
— Понятно. — Наташа выпрямилась. — Ты покушаешь или сразу поедем к стоматологу?
Я попятился к двери.
— Не надо к стоматологу! Всё пройдёт!
— Та-ак, — голос Наташи стал деловито-строгим. — Это когда это у нас мальчишки стали бояться зубных врачей? Что за новости?
Когда она так говорит, таким голосом, ясно, что не отвертишься. Можно поспорить, конечно, но зуб разболелся совсем. Он давно уже ныл время от времени, когда я ел конфеты, или от мороженого, а сегодня вот решил меня, по-видимому, домучить. Видать, придётся…