Сергей Васильев
КРАСНЫЙ ГАЛСТУК
(Поэма о Коле)
«Советская Россия»
Москва, 1974
OCR А.Бахарев
В Зауралье в Курганской области, в селе Колесниково на видном месте стоит скромный каменный обелиск.
На белом мраморе надпись:
«Здесь похоронен пионер Коля Мяготин, зверски убитый кулаками 25 октября 1932 года».
1
Давно это было, давно это было.
По-русски оплакав – разгневанно, вволю! –
Народная память его сохранила,
Героя-мальчонку, Мяготина Колю.
Он так и встаёт в полный рост перед вами,
Как цепкий дубок из лесного подлеска,
С упрямым смешным вихорком над бровями,
Спалённым полуденным солнцем до блеска.
Исчерпана долгого времени мера.
И сроки настали – настигло, приспело
Поднять мне в стихах земляка-пионера,
Погибшего в схватке за правое дело.
Я всем своим домыслом явственно чую –
Как конь на скаку чует землю подковой –
Тревожную Колину душу большую,
Сибирский радушный характер кремнёвый.
В пшеничном разливе, в картофельной лунке,
В березовом шуме, в сосновом настое
Живут его светлые юные думки,
Стучится сердечко его золотое.
2
По Заречью, по Заречью,
Зноем ласковым палимый,
Он шагает, а навстречу –
Запах мяты и полыни.
Писк встревоженных полёвок,
Крики чибисов и чаек –
Постоялок камышовых,
Заливных низин хозяев.
Вьются птицы, задыхаясь,
От середки и до края
Гулевой волны касаясь,
На ветру перо теряя.
А за ними, а за ними,
Сея ужас в птичьих гнёздах,
Злыми крыльями своими
Бурый коршун режет воздух.
Вот бы дать бы из рогатки
По разбойнику степному,
Подшибить – и взятки гладки! –
Да скорее надо к дому.
Небо пологом из ситца
Тянет в поле, тянет в пади,
Да нет времени носиться
Просто так, забавы ради.
Скучно всё же на приколе,
Что скрывать, не жизнь – полова.
Но ведь нынче в доме Коля
Вроде как бы за большого.
Надо дно ушить у бата[1],
Про запас надрать берёсты.
Пусть не хвастают ребята,
Это все-таки не просто.
Наколоть дровец на сушку,
Двор подместь. К тому же придётся
Наносить воды в кадушку
Из далёкого колодца.
По хозяйству дела много,
Совладать со всем трудненько.
...Возле двух озёр, у лога,
Распласталась деревенька.
Половодье вышло в поймы,
Пляшут волны у закраин.
...Тятьки нету. Тятька помер,
Колчаковцами замаян.
Голый ветер спозаранку
Воет, вётлы колыхая.
...Мамка есть. Да больно мамку
Источила хворь лихая.
Надо ей помочь крепиться,
Чтобы было все в порядке...
Поздний час. Пора садиться
За заветные тетрадки.
3
А события такие
По округе развернулись,
Словно вырвалась стихия
На застой крестьянских улиц.
Новый мир пошел на старый,
На дремучий, на кондовый,
Всякий раз звериной сварой
Вдруг ощериться готовый.
Агитатор из ликбеза
В картузе или в косынке –
Против потного обреза
И в рукав зажатой финки.
Зипунишко издалече –
Против здешенской борчатки,
Прямота открытой речи -
Против спрятанной свинчатки.
Смотрит Колька,
Слышит Колька,
Примечает поимённо:
Сколько теть и дядей сколько,
И своих и из района!
Чутко мальчик понимает,
На своих и пришлых глядя:
Этот правду защищает,
А вот тот – опасный дядя.
Прямо – свет неотразимый,
А направо – темь и злоба.
Тут не то что быть разиней,
А глядеть всё время в оба.
Даже взрослым трудновато,
Даже самым закалённым...
4
Жаркий год двадцать девятый
Звать «великим переломом».
5
Да, Колесниково встало
Колесом среди равнины,
Разделившись близ увала
Как бы на две половины:
На Большую – основную
Всю в хоромах тугобрюхих,
И на Малую – степную,
Всю в залатанных малухах[2].
В Малой – избы бедной кройки,
Не до жиру, быть бы живу,
А в Большой стоят постройки
Под гребёнку, по ранжиру.
Что ни дом – тяжел как камень,
Пялит бельма, будто инок,
По-медвежьи стояками
Уцепившись за суглинок.
Брёвна – чуть не в два обхвата
И кирпичная основа.
И всех выше дом богатый
Кулака Луки Сычёва.
По карнизу, как гвоздика,
Лента-вязь резным подзором.
И забор матёр. Поди-ка
Знай, что робят за забором.
Сам-то выслан. Но остались
На селе два кровных братца –
Темя в темя, палец в палец,
Два тупых старообрядца.
Нет у них надёжней друга,
Чем вернувшийся из ссылки
Ванька Вахрушев – пьянчуга,
Верный раб, слуга бутылки.
У него в деревне Малой
Мать живёт и два братана,
Но торчит отпетый малый
У Сычевых беспрестанно.
Видно, дома-то Ивану
Сладу нет ни на копейку,
Он и с трезвости и спьяну
Материт свою семейку:
«Ох, с роднёй я с энтой маюсь!
Вот кровя, не дай ты боже!
Я хорёк, не отпираюсь,
Но и сродственнички тоже!
Достают мне до печёнок
Их лужёной пробы хайла.
Младший, Петька, что волчонок,
А ишшо чумней Михайло.
Но я их обох корёжу,
Да и мать трясу, как грушу.
Хомяки, костыль им в кожу,
Грызуны, осот им в душу!»
Старший бродит-колобродит,
Младший тянет лямку в школе.
6
Однокашником выходит
Он Мяготиному Коле.
7
Школа малость на отшибе,
На пустующей поляне,
За сквозными небольшими
Молодыми тополями.
Две зимы уж миновало
С той поры, как вниз по долу,
С букварём, с бруском пенала
Ходит Коля в эту школу.
Говорлив конец апреля!
Снег исчез у косогора,
Пашни высохнуть успели,
Зеленя забрезжат скоро.
Утро выдалось сегодня –
Прямо чудо, загляденье.
День обычный, день субботний,
А похож на воскресенье.
Сок березы полнит кружку,
Благодать вокруг какая.
Ребятня спешит, друг дружку
По привычке окликая.
Вот и Петька повстречался.
Речь его полна значенья:
Дескать, старосте-начальству
Наше с кисточкой почтенье.
Голова торчит, как редька,
Неуклюжая в поклоне.
- Здравствуй, Колька!
- Здравствуй, Петька!
- Чтой-то ты наряден ноне?
И действительно: Мяготин
Весь сиял, как по заказу.
Что случиться ни могло там,-
Не был он таким ни разу.
По живым глазенкам добрым,
По размеренному жесту
Сразу видно: Коля собран
И особенно торжествен.
Пиджачок застегнут баско,
Приторочен ранец веско.
И ботинки чёрной ваксой
Отработаны до блеска.
Петька все отлично знает
(Просто он хитрит без меры!),
Знает, плут, что принимают
Нынче Колю в пионеры.
Петька морщится для вида,
Хорохорится, кривляясь,
А нутро грызёт обида,
Подсознательная зависть.
Может, он и сам хотел бы
В пионеры записаться,
Красный клинышек надел бы
И пошел бы красоваться...
Правда, Петькины отметки
На него ложатся тенью,
Круглый год к тому ж у Петьки
Ровно кол по поведенью.
8
Накануне Первомая
В шуме птичьих переливов
Просигналил горн, сзывая
Ребятишек говорливых.
В краткий роздых перемены,
Как ударники на жатву,
Собрались юнцы мгновенно
На торжественную клятву.
Даже вёрткий Петька замер
(Тут охальничать посмей-ка!)
В тихом классе не экзамен –
Пионерская линейка.
Пять лихих вихров фасонных,
Набок смятых картузами!
Пять косичек заплетённых
Туго, словно в наказанье!
Строй глядит молодцевато,
И учительница тоже
Разрумянилась: - Ребята!
Что на свете есть дороже,
Чем Советская держава,
Под крылатою звездою,
Боевая честь и слава –
Знамя Ленина святое!
Обещайте же, родные,
Жить на свете и учиться
Так, чтоб Родина отныне
Вами впредь могла гордиться!
Речь учительницы манит,
Вдаль зовет навстречу стягу,
Словно золотом чеканит
Пионерскую присягу.
Говорит она, яснея,
С расстановкою, толково.
И ребята вслед за нею
Повторяют слово в слово.
Вот учительница стоя:
«Поздравляю вас!» - сказала,
И умолкнувшему строю
Красный галстук повязала.
Вспыхнул он, сплошным румянцем
Озарив ребячьи щеки,
Призывая всех равняться
На святой пример высокий.
Сердце бьется поневоле
Учащенно, беспокойно.
«Обещаю,- шепчет Коля,-
Обещаю жить достойно!»
Тихо шепчет. А сдаётся,
Это слово «обещаю»
Непослушно раздаётся
По всему родному краю...
9
Летних сборищ завсегдатай,
Он с ребятами в союзе,
Верный спутник бородатый,
Непременный дядя Кузя.
Постоянный друг ребячий,
Всё он видит, всё он может,
Хочешь – свяжет плот рыбачий,
Хочешь – суслика стреножит.
Хочешь - волка обратает
(Подползёт к нему овечкой!)
Хочешь – если пожелает –
Подкуёт сверчка за печкой.
Иль сваляет мяч из шерсти,
На всамделишный похожий,
Да обтянет честь по чести
Сыромятной белой кожей.
Иль такие подвесные
Сотворит весной качели,
Что ребята вместе с ними
В облаках не тонут еле.
Всё он, дядя Кузя, знает
И в чащобе и в затоне,
И вода и глушь лесная
У него как на ладони.
Уступая путь друг другу,
Хитрой выдумкой согреты,
Чередом идут по кругу
Дяди Кузины советы:
Как избавить чан от течи,
Где красней найти костянку,
Где поставить снасть под вечер,
А где – лучше спозаранку.
Любят дядю Кузю дети,
По заслугам любят, крепко.
Добрый дед! Табак – в кисете,
Перочинный нож - на цепке.
На щеке – рубец багровый,
Словно дратвина продета,-
Пролегла полуподковой
Колчаковских пыток мета.
За Тоболом, близ Кургана,
Беляки решили в кузне
«Выжечь дурь» из партизана.
Да не сдался дядя Кузя!
Принял муки, смолк до корня,
Чудом выжил, ад изведав,
Но с тех пор еще упорней
Драться стал за власть Советов.
Все прошел пути-дороги
Жесткой жизни партизанской,
Как герой подвел итоги
Проливной войны гражданской:
Две награды, три увечья –
Хром, сутул, лицо со шрамом.
А в колхоз вступил в Заречье,
Почитай, что первым самым.
Счастье трудного маршрута
Кровью смерил честный воин...
Но сегодня почему-то
Чем-то старый недоволен.
Беспокойный и суровый,
Раскрасневшись, как с мороза,
Входит он, нахмурив брови,
В дом правления колхоза.
Плащ-брезентку распоясав,
Заявляет напрямую:
- Почему ж мы лоботрясов
Запускаем в кладовую?!
Ванька Вахрушев с Сычевым
Нанялись в колхоз работать!
Да ведь это, право слово,
Не работники, а копоть!
Неужели не понятно,
Кто к нам исподволь сочится?
На кого потом пенять нам,
Если что не так случится?
Где в селе найдешь беспутней
Этих самых... закадычных,
Этих двух кулацких трутней,
Злобных шкур единоличных?
Нет, товарищи, напрасно
Класть друг другу в ухо вьюшку,
Вешать бдительность на прясло,
Как вехотку[3] на просушку!
Нет, ещё не время, братцы,
Закрывать глаза на гадин.
Могут взять и разыграться,
Если ход им будет даден!..
В переделку взятый сразу,
Председатель сельсовета
Ни единой дельной фразы
Не находит для ответа:
- Это истина святая,
Это правда... Оба гада!
Но ведь рук-то не хватает,
Слышь, Кузьма, а робить надо.
Это верно... Не перечу...
Зря не кинусь в перепалку.
Кузя - в сени.
А навстречу
Ванька Вахрушев вразвалку.
- Вот он! Лёгок на помине.
Сколько ноне выпил?
- Флягу...
- Где заспал глаза?
- В овине.
- Что видал во сне?
- Кулагу.
- Всю слизал?
- Да, напитался,
На семь ден вперёд надулся!
- Жалко, что не догадался
Околеть, когда проснулся!