— А ты чего? — спросил Хлюпа.
— Чего? — не понял Юрка.
— Смеешься чего?
— Это Англичанин, Ген. Я с ним рядом живу, в одном доме, — сказал Мишка и обнял Юрку за плечи, как бы защищая его от ребят и Хлюпы. — Пусть он идет с нами, Ген.
— Я спрашиваю — откуда он взялся, чучело?
— Пришел, — сказал Мишка и смешно дрыгнул ногой, стараясь рассмешить Хлюпу. Его роль в компании была смешить. Для этого он и украл на огороде драную соломенную шляпу. И теперь щеголял по вечерам в этой шляпе, изображая чучело.
— Ну чучело, — усмехнулся Хлюпа, — настоящее чучело.
Ребята засмеялись.
— Пусть идет с нами, Ген. У него велосипед есть, — весело попросил Мишка. — Да, Ген?
— Зачем нам его велосипед?
— Ну, колеса. Он отвинтит. Отвинтишь? — повернулся Мишка и подмигнул Юрке, подсказывая ответ.
Ребята, посмеиваясь, ждали. Ждал и Хлюпа. Это был совсем взрослый парень, лет пятнадцати-шестнадцати. Одевался он не по-уличному модно. Пиджак с хлястиком и разрезом, замшевая кепочка с пуговкой, туфли на платформе.
— Да, — кивнул Юрка, не понимая, зачем нужно отвинчивать колеса от велосипеда.
— Ну и все дела, — задрыгал ногами Мишка, — плюс два колеса. — Он подпрыгнул, сорвал с дерева лист, послюнявил и прилепил Юрке на лоб. — Получите расписку.
— Ну ладно, — остановил его Хлюпа, — хватит. Пошли.
Ребята послушно двинулись за ним. Юрка остался на месте. Мишка обернулся, увидел, что тот стоит, хлопнул себя обеими руками по бокам и даже присел немного:
— Ну чего ты? Пошли!
Юрка отлепил лист со лба, смахнул его на землю и пошел за ребятами.
На трамвайных рельсах
— Следующая остановка — улица Коммунаров, — объявила Зинаида Петровна и тут же спохватилась: — Ой, извините, следующая «Динамо».
На этой остановке к кабине вагоновожатого пробилась девочка в беретике, из-под которого торчали две косички с голубыми бантиками. Она опустила монетку в лоточек и, когда Зинаида Петровна обернулась, кивнула ей через стекло:
— Здравствуйте. Вы не знаете, почему Юра не был в школе?
Зинаида Петровна приоткрыла дверь.
— Не был в школе? А ты откуда знаешь?
— Я учусь с ним. Извините, я думала, он заболел.
Девочка взяла билеты, сдачу и заторопилась к выходу. Пока Зинаида Петровна поднималась со своего вращающегося табурета, девочка сбежала со ступенек.
— Девочка, подожди! — крикнула из дверей Зинаида Петровна.
Но девочка не остановилась. Какой-то человек в шляпе с авоськой, набитой доверху потрепанными книгами, подошел к Зинаиде Петровне, со вздохом сказал:
— А симпатичная.
— Что — симпатичная?
— Без билета. — Зинаида Петровна смотрела на него непонимающе. Он пояснил: — Симпатичная, а без билета. Убежала — билет не хотела брать?
— Да не лезьте вы, — с досадой проговорила усталая женщина и прошла в кабину.
Юрка не был в школе три дня. Стояла теплая погода, и он все время проводил с ребятами в парке. А по вечерам, когда заканчивалось кино, они выбирались на окраинную улочку, неподалеку от того места, где трамвай делает кольцо, сидели на рельсах.
— Ген, а звонок будет один на всех или у каждого? — спросил Мишка.
— Не будет звонка, — сказал Хлюпа и хлопнул Мишку по шляпе так, что она налезла на нос. — Ты будешь звонком. Ты уже звонок.
— Он будет сидеть впереди и кричать: «С дороги! С дороги!» — сказал Потап, мрачный мальчишка в картузе-аэродроме.
Юрка уже знал, что речь идет о большом многоколесном велосипеде на пять-шесть человек, на котором мальчишки собирались совершить путешествие. В подвальном сарайчике у Потапа лежали два колеса, цепь и педали от велосипеда, украденные на школьном дворе из кучи металлолома. Два колеса обещал отвинтить от своего велосипеда Юрка. Но его не торопили. Нужна была необычная рама. Потап начертил ее на листе ватмана. Он учился в ПТУ, по черчению у него была пятерка. Но как превратить чертеж в раму, а раму в велосипед, ребята не знали.
— Знаете, куда надо ехать? — сказал Игорь, болезненный мальчишка, постоянно кутающий свое лицо в отвороты пиджака. — В Сухуми. Обезьян посмотрим.
Ему никто не ответил. Он вздохнул и опять укутал нос так, что серая кепочка легла на поднятые отвороты пиджака и из образовавшегося окошечка выглядывали одни печальные глаза.
Юрка тоже был в кепке. За несколько дней он научился носить ее иначе, чем раньше. Юрка очень быстро понял, что кепка в уличных компаниях не просто кепка, а атрибут принадлежности к «ордену». Под козырьком, низко надвинутым на лоб, хорошо прятать глаза. Во время бега можно с шиком крутнуть кепку козырьком назад. Самое страшное оскорбление — надвинуть кепку на нос или сорвать и швырнуть в кусты. Юрка уже бегал несколько раз за своей кепкой и в кусты, и на городскую клумбу.
— Рояль! — приказал Хлюпа.
Мишка протянул ему детский игрушечный рояль. Хлюпа сел поудобнее на рельс, зажал коленями игрушку и принялся отстукивать двумя пальцами «Собачий вальс». Он играл, и его нервное красивое лицо вздрагивало в такт ударам по клавишам.
Качался неподалеку фонарь. Качались вместе с фонарем тени вокруг павильончика. Там была пустая скамья, но ребята сидела на рельсах. Вдалеке, в ущелье между домами, возник рассеянный свет. Он быстро приближался вместе с грохотом и позвякиванием. Ослепительный глаз трамвая, слегка рыская из стороны в сторону, мазнул по лицам ребят ярким светом и помчался на них. Юрка кинулся в спасительную темноту. Сзади, тоже ослепленный, налетел на Юрку Потап. Где-то сбоку пробежали Мишка и Игорь. Генка со своим роялем вынырнул из потока света последним.
— Что? — насмешливо спросил он у ребят.
Трамвай унесся, ребята снова заняли место на рельсах. Им нравилось вот так рисковать. У Хлюпы эта потребность в риске была сильнее, чем у остальных, и поэтому он здесь был главным. Но и ему не просто давалась его выдержка. Чтобы разрядиться, он сорвал с Игоря кепку и забросил в темноту. Потом снова зажал коленками игрушечный рояль и начал выстукивать польку.
Интервалы между трамваями были небольшие. Новый сноп света ударил в лицо и помчался на ребят. Они выскочили из этого света, а Хлюпа все сидел на рельсах и выстукивал на рояле польку. Он только согнулся больше обычного, словно его придавило светом к земле. Трамвай затормозил. Усатый дядька спрыгнул с подножки.
— Тебе что… жить надоело? — замахнулся он ключом.
Но Хлюпа не испугался. Зажав под мышкой рояль, он неторопливо двинулся к ребятам, не оборачиваясь, бросил:
— Что ты орешь, таракан?
И Таракан остановился, не решившись идти следом за ним в темноту.
— Я тебя в следующий раз поймаю. Я тебя поймаю! Игрушку нашли — с трамваем в кошки-мышки играть.
Ребята дружно захихикали. Таракан мог бы поймать Генку уже сейчас, если бы захотел, если бы посмел. Он оглянулся на пассажиров, ища у них поддержки. Все с любопытством приникли к окнам, но никто не вышел.
С грохотом унесся трамвай, прорезая светом темноту ночи. Ребята опять сели на рельсы.
— Выпить хочется, — нервно проговорил Хлюпа. — Ты, Англичанин, достань три рубля у матери.
— Ее нету дома, — испуганно ответил Юрка.
— Что, ты не знаешь, где у вас деньги лежат? Возьми, потом я отдам.
— Я не знаю. Правда, я не знаю.
— Найди!
— Я не найду. Пусть Мишка у отца возьмет.
— У моего отца возьмешь, — похлопал себя Мишка по шляпе. — Он все пропивает.
— А ты, Потап?
— Что я? — мрачно спросил Потап и поправил длинный козырек кепки, чтобы Хлюпе лучше видны были его глаза, сразу ставшие враждебными.
— Знаешь, где у вас деньги лежат?
— Знаю.
— Возьми!
— А что Колька и Верка жрать будут?
— Генк, зачем тебе деньги? — тронул за рукав Хлюпу Игорь, и ему сразу стало холодно, потому что он отпустил воротник пиджака, в котором прятал лицо. — Все равно же магазины закрыты.
— А ты не лезь, чахоточный, — оттолкнул его Генка, но тут же погас. Нервное возбуждение прошло, и он снова занялся роялем. Пальцы сначала суетливо, потом все более спокойно начали выстукивать прерванную трамваем мелодию польки.
Мама
Из темноты за павильончиком возникла фигура женщины. Зинаида Петровна остановилась и некоторое время прислушивалась к механической мелодии, ждала, когда ее заметят. Юрка заметил, низко опустил голову.
— Юра! — позвала Зинаида Петровна.
Музыка оборвалась.
— Ну чего? — нехотя отозвался он.
— Иди сюда.
Юрка поднялся, нетвердыми шагами направился к матери. Он подходил к ней с опаской, но все же увернуться от подзатыльника не успел.
— Паразит такой!
— Чего дерешься?
— Вернись! Я сказала, вернись!
Юрка двинулся к дому параллельно с матерью, огибая электрические столбы и деревья. Во дворе дома он покорно приблизился, и мать устало взяла его за ухо. Так и ввела в подъезд, а затем по лестнице на второй этаж — за ухо.
— Ты почему не был в школе?
— Я был.
— Не был! Ты не был, — сказала мать и заплакала.
Ей с таким трудом удалось устроить его в школу с английским уклоном, а он сидит на рельсах.
Юрка подошел к матери, опустившейся на стул в прихожей, хотел погладить ее, но она отшвырнула его руку. Он вздохнул, двинулся на кухню, там постоял немного. Мать плакала, шумно сморкалась. Юрка включил воду, чтобы не слышать. В раковине лежала грязная посуда. Он взял тарелку со следами яичницы, принялся ожесточенно тереть тряпкой. Постепенно он увлекся мытьем посуды и даже вздрогнул, когда мать положила ему руку на плечо.
— Зачем ты меня обманываешь?
— Я больше не буду, — сказал Юрка.
Мать оттеснила его от раковины, отобрала у него тряпку.
— Я сама вымою. Узнай по телефону, что задали, и садись делать уроки.
Юрка пошел в комнату, но тут же вернулся.
— Уже поздно.
— Да, уже поздно, — согласилась Зинаида Петровна. — И зачем только ты с ними познакомился, с этими ребятами?..
— А что..: мне одному все время быть?
— Одному, — неопределенно повторила мать и ничего больше не сказала.
Она вымыла посуду, поставила на плиту чайник и пошла в комнату. Юрка пошел за ней бодрой походочкой, он чувствовал, что мать простила его и с ней можно теперь поговорить о велосипеде.
— Знаешь, мам, мне что-то разонравилось кататься на велосипеде.
— Что? — удивилась Зинаида Петровна.
— Коленки только расшибать, — махнул рукой Юрка. — Охота была. И старый он какой-то стал, скрипит.
— Смазывать надо, — сказала мать, недоумевая, чего это вдруг сыну разонравился велосипед.
— Охота была смазывать.
— Не будешь смазывать, не нужен он тебе, — рассердилась Зинаида Петровна. — Отдай кому-нибудь.
Юрку обрадовали эти слова. Он не подал вида, что придал им значение, но про себя решил, что у него теперь есть все основания расстаться с велосипедом. Сама сказала. Он потом ей напомнит. Конечно, получит затрещину. Но основание у него все-таки есть.
— Что с тобой, Юрий? — всерьез забеспокоилась Зинаида Петровна. — В школу ходить тебе не нравится. Велосипед тебе не нравится.
— Не в этом дело, мам, — поскорее перевел разговор Юрка. — Теперь знаешь какие велосипеды делают?
— Какие?
— Большие. В одной школе делают такой велосипед, — начал он вдохновенно врать, — чтоб на одном велосипеде ехать всем классом на каникулы. Тридцать колес или сорок. В газете писали, правда. Все сидят и крутят педали. У каждого свои педали. Скорость двести километров. Вжик, вжик, вжик! Быстрей машины.
— Ужас какой, — проговорила Зинаида Петровна, и Юрка не понял, в чем заключается ужас — в том, что на улицах города может появиться такой велосипед или в том, что он врет со скоростью двести километров в час.
— Не веришь?
— Ложись спать. И чтоб я тебя больше не видела на рельсах. Что тебе эти ребята? Что ты липнешь к ним?
— Мам, ты не понимаешь, они сильные. Их все боятся.
— Тебе-то зачем, чтоб тебя боялись?
— Мне-то не надо.
— Ну вот и ложись спать. И дай мне слово, что будешь хорошим. Куда ты идешь? Дай мне слово.
— Даю, — тускло проговорил Юра.
На почте
В школе на третьей парте слева, у окна, все чаще и чаще Нина Берестнева оставалась одна или к ней подсаживалась подружка. Улица перетягивала Юрку. Нина больше не дожидалась у кинотеатра «Салют» трамвай двенадцатого маршрута, чтобы спросить у Зинаиды Петровны, не заболел ли Юра. Она знала — не заболел.
Сегодня Юрка совсем уже собрался в школу, но пришел Мишка и передал приказание Хлюпы всем собраться на почте. Генку они увидели еще издали, через стекло. Он сидел на широком подоконнике, крутил замшевую кепочку, а Игорь и еще какой-то незнакомый мальчишка заполняли телеграммы.
— Пиши так, — диктовал Хлюпа. — «Дорогой папа!»
— «Дорогой папа», — с усмешкой больного человека повторил Игорь, выводя эти слова на телеграфном бланке.
— На сколько он у тебя дорогой? На пятьдесят рублей потянет?
— Не знаю.
— Чего ты не знаешь? Кем он работает?
— Инженером или плановиком, что ли… — неуверенно сказал Игорь и посмотрел с виноватой улыбкой на подошедших Мишку и Юрку.
— Вы тоже берите бланки, — сказал Хлюпа ребятам, — сейчас я скажу вам, что писать. Будем делать деньги.
— А мне зачем? — удивился Мишка. — У меня отец дома.
— Юрка пусть берет. А ты отойди в сторонку, не мешай.
Хлюпа поймал его за рубашку, оттащил к окну. Юрка нерешительно взял чистый телеграфный бланк. Игорь, воспользовавшись паузой, перечитал слова «Дорогой папа» и засмеялся.
— Ты чего? — оборвал его смех Хлюпа. — Я тебе без смеха говорю. Деньги — дело серьезное. Тут все надо рассчитать. Инженер-плановик? На пятьдесят рублей потянет. Пиши дальше: «Со мной случилось несчастье. Я потерял сорок пять рублей двадцать копеек школьных денег. Мама ничего не знает. Выручай. Твой сын».
— Он скажет: алименты плачу, и выкручивайся.
— Что, у него к тебе никакого родственного чувства нет? — возмутился Потап. — Я бы своему тоже написал, если бы знал, где он сейчас шабашничает.
Игорь взял пресс-папье, с сомнением промокнул написанный текст. Ему было смешно, и он опять засмеялся.
— Тихо! Без шуток, — поднял руку Хлюпа. — Кто тут у нас следующий?
— Индекс в телеграмме не пишется, — подсказал Игорю Мишка.
— Последние три цифры пишутся, — сказал мальчишка, которого Юрка видел сегодня впервые.
Игорь молча зачеркнул первые три цифры и отодвинул от себя телеграмму, словно не он ее писал.
— Возьми, сам будешь подавать, — глазами показал Хлюпа на телеграмму и, устроившись поудобнее на подоконнике, посмотрел на Юрку: — Алименты твой отец платит?
— Нет.
— Почему?
— Мать с него сама не хотела брать. Один раз он прислал — она отослала назад.
— Ну, шикарная предыстория. Сам бог велел содрать с него побольше. Пиши: «Дорогой папа! Высылай семьдесят. Подробности письмом. Твой сын».
— Какие подробности? — спросил Потап.
— А никакие! Лишь бы деньги выслал.
— «Твой сын», — с сомнением повторил Юрка и задержал перо.
— Что тебе не нравится? — спросил Хлюпа.
— «Мой сын». То есть… «Твой сын». Его сын, — совсем запутался Юрка. Ребята засмеялись: Мишка, Потап и незнакомый мальчишка — весело, а болезненный Игорь — с грустью.
— Филолог! Пиши, что тебе говорят, — приказал Хлюпа.
— Нет, правда. Я его никогда не видел. Как я ему напишу «Твой сын»?
— Ну, напиши тогда «Ваш сын». Так даже лучше. Культурней. Родители любят культурных детей. И ты, чахоточный, исправь. Напиши «Ваш сын».
— Не называй меня больше так, — встрепенулся Игорь, и щеки его побледнели, а потом покрылись румянцем. — А то…
— А то что?
— Чернильницей брошу.
— Ладно, пиши, что я сказал. А ты чего не пишешь? — набросился он на незнакомого Юрке мальчишку.