Мысли нужны были для того, чтобы решить, какой венок он себе сделает. Что на голову оденешь, встречая лето, так следующий год и проведешь. Одевшему венок из дубовых веточек, весь год суждено быть твердым, суровым, неторопливым в действиях и неуклонным в достижении цели. Примерившему липу - цвести сладким цветом, привлекая всех вокруг. Терновник колюч, но кормит сладкими ягодами после первых морозов. В прошлом году Лис оплел голову терном, отчего в словах стал колким, как еж, но никому не отказывал в помощи, если в том была нужда. Можно было бы взять ивовых веток и стать гибким и грустным, но сам бес шутил, что одевшие их годятся лишь на корзины. В общем, дело с венком было непростым. Лис сполз на толстую ветку, зацепился за нее одной ногой и закачался головой вниз, задевая руками землю. Некоторое время он размышлял в таком положении, но в голову так ничего и не пришло.
- Хоть ряской голову облепи и весь год тиной воняй да головастиков ешь.
Лис спустился на землю, устроил широкий лоб на согнутых коленях и замер в таком положении. Солнце прошло по небу и спряталось за деревьями на западе. Лис сидел не шевелясь, устремив взгляд в пустоту. Когда последний луч скрылся за лапами леса, бес подскочил, как ужаленный, его глаза блеснули диким озорством, и он убежал с бесшумностью дикой кошки.
По дороге забежал в избушку попа. Он застал его сидящим перед домом и разглядывающим куст калины рядом с окном. Лис тихо подошел сзади, положил руки на плечи.
- Что глядишь? Думаешь листья быстрей вырастут?
Поп еле заметно вздрогнул, но быстро справился с испугом.
- Странные они, растения. Совсем на нас, людей, не похожи. И на животных не похожи, и на птиц. Ноги под землю прячут, голова с руками наверху. Тянут воду из почвы. Листья у них есть, ветки. Ни на что не похожи.
- В мире все разное. Нет ничего одинакового. Это только люди могут решить, что что-то с чем-то одинаково. А на самом деле даже две песчинки различаются так же сильно, как человек и дерево.
Лис опустился рядом и тоже стал смотреть на тонкие веточки куста.
Когда бес пришел на вершину Лысой Горы, там уже были русалки и несколько леших. Солнце совсем скрылось, и лишь последние слабые его лучи проглядывали из-за горизонта, словно светило не хотело уходить и цеплялось за небо. Лешачки притащили с собой целый ворох сучьев для костра. Теперь все это лежало горой на поляне. Дрова были в самый раз для костра, Лис это сразу понял, сухие, смолистые.
- Эх загорится! - радостно проскулил он. - До неба достанет.
На беса никто внимания не обращал. Он подошел к стоящим кучкой русалкам, поглядел на их венки.
- Белые лилии, снова белые лилии. Всё меняется, и лишь девки-водявки все такие же.
Они повернули к нему свои прекрасные лица.
- Девки-русалки, возьмите меня в мужья. Я вам другие венки сплету, из багрового камышника. Я вам таким мужем стану! А то, что вы из года в год все невестами ходите?
Русалки некоторое время слушали, потом с визгом кинулись на него.
- Хватай его, пересмешника! Щекочи беса!
Лис забился в цепких холодных объятиях, захохотал, уворачиваясь от ловких пальцев, щекотавших его под мышками, на шее и ребрах. Он выкручивался угрем, пробовал убегать, но они снова ловили его неводом рук. Хохоча, они пронеслись по поляне, ударились о кучу дров для костра, развалили ее. Лешачки заворчали и принялись укладывать дрова заново. Из неясного гула их голосов, напоминавших стук палок, писк мышей и шелест трав, раздался хриплый лай:
- Бесы да водявы - хуже напасти в лесу отродясь не было.
Ответом ему был новый взрыв смеха.
- Ишь, сучки, затрещали, - крикнул Лис.
На небе появилась большая черная птица. Подлетела к Лысой Горе, начала спускаться, становясь хорошо различимой в наступающих сумерках. Сильные крылья захлопали у самой земли. Птица покатилась лохматым черным комком и встала девушкой. Ее волосы цвета воронова крыла обнимали веточки яблони.
- Лелька, Лелька, - закричали радостные русалки и побежали к новоприбывшей.
- А что не на метле? - загалдели.
Леля пожала плечами, мол, а какая разница.
- Похорошела ты, - водявы с радостью рассматривали подружку. - А помнишь, как в прошлый раз ты Короеду усы к березе привязала, чтоб он за тобой не таскался?
Девки завизжали от радости.
Лис смотрел на них издалека, не приближаясь. Лелька подошла к нему сама.
- Здравствуй, Лисенок.
- Здравствуй.
- Давно здесь?
- Нет, только и успел, что свару с водявами затеять.
- Шумный ты, бес.
Он нравился ей, и она это не скрывала. Лис же относился к ней ровно, как и ко всем лесным обитателям. Леля была ведьмой, ее далекие предки были шаманами. Люди в селе ее боялись, но вида не показывали. Только бабки у ворот перешептывались, что видели, как из трубы ее дома вылетают вороны. А кто-то даже видел, как она сама вылетела на метле голая и полетела к луне, блестя, как рыба, в ее свете. Все это было правдой, и на метле она летала, и в птиц обращалась. Умела и кости вправлять, и роды принять, и порчу навести, и сгубить урожай. Последним, правда, никогда не занималась, нужды не было. В селе ее никто не задевал, побаивались.
Девкой она была красивой, а потому женихов к ней сваталось немало. Всем им без разбору она отказывала. Лис понимал ее. Хоть Леля и жила с людьми, ее душа была в лесу. Только здесь она жила по настоящему. Только здесь вокруг нее были такие же, как и она. С обыкновенным человеком она жить бы не смогла, через несколько дней сбежала бы от него - скучно. Было у нее несколько знакомых колдунов и оборотней, живущих неподалеку, но что-то не нравились они ей. Женихи из людей часто подкатывали к ней, несмотря на худую славу. Известное дело, чем опаснее путь к сокровищам, тем ценней они кажутся. Один такой жених как-то раз залез к ней ночью в открытое окно. Уже через секунду он вышел из двери. Вышел не один, а с голой Лелькой на плечах, и потом всю ночь напролет катал ее на себе. На рассвете, когда он от усталости упал на траву, она положила ему ладони на виски и спросила:
- Ну, что, хочешь на мне жениться?
Парень вскочил и, спотыкаясь, побежал прочь. Вслед ему сорокой летел озорной хохот ведьмы.
На Лысую Гору продолжали прибывать новые существа. Одни падали с неба сойками да иволгами, другие лосями и медведями выходили из чащи, третьи прорастали травой, выползали кротами. Кто-то из них менял обличье, кто-то не мог, привыкнув быть таким. Когда совсем стемнело, из леса вышел Мухомор. Сейчас он был юношей с бледным лицом и печальными глазами. Подошел к беззаботно болтавшим Лису и ведьме. Кивнул им и присел в темном углу поляны.
- Грустный он какой... - удивилась Леля, - но светлый.
Потом повернулась к Лису и спросила:
- Что это у тебя за венок такой?
- Обычный веночек, из папоротника.
Зеленых веточек бес не нашел, а потому сплел сухие, тихо шуршащие при каждом движении.
- Сколько помню, никто еще венков из папоротника не делал. Опасно...
Венки из папоротника делают только те, кто хочет чуда. Кто хочет, чтобы случилось что-то небывалое, неслыханное, что может перевернуть жизнь, дать то, что можно искать вечно и не найти. Но как известно, каждое чудо охраняют сто драконов. И потому, оно всегда идет рука об руку со смертью, как зима с летом, а день с ночью. Идя к нему можно тысячу раз оступиться и пропасть, и все же оно того стоит. Ведьма не спрашивала его о том, какого чуда он хочет, об этом нельзя было спрашивать. Это было что-то такое, о чем сам загадывающий мог и не догадываться. Никогда ведь до конца не знаешь, что тебе нужно в жизни.
- Боюсь я за тебя, Лисенок... - сказала Леля погрустнев, зеленые огоньки ее глаз даже потускнели от этих слов. - Может не надо? Оставь венок, пока костер не разожгли.
Лис улыбнулся, завертел головой. Венок зашуршал.
- Ну, что ты? Все будет хорошо, не бойся. Я ж бес, кто со мной справится.
- Тоже верно! - Леля засмеялась, стряхивая с лица грусть. Ведьма вскочила на ноги, ее чуть влажные волосы взметнулись вверх, как черное блестящее пламя. За ней следом взвился Лис.
- Эге-гей, - закричал. - Лето идет! Пали костры!
- Пали костры! - отозвались со всех сторон оборотни, домовые, лешие, бесы и другие существа лесного народца. Поляна ожила и задвигалась.
Могучие седые колдуны схватили в руки толстые палки и принялись колотить по стволам деревьев лежащих неподалеку от дров.
- Бум-бум, бум-бум, - разнеслось по поляне. Собравшиеся задвигались в ритме. Лешие затянули низкими голосами мелодию. На нее, как на основание, вставали другие, более высокие голоса.
- У-у-у, - поплыло в воздухе.
По мере того, как вступали все собравшиеся, песня становилась все мощнее. Последними вступили русалки с затейливой вязью высоких голосов. Песня задрожала над землей и вдруг, словно пробив дыру в небесной тверди, рванулась вверх. Все почувствовали такую легкость, какая бывает только во сне, когда летаешь.
Лешие подожгли дрова. Пламя, будто бы неохотно принялось лизать нижние ветки, потом, окрепнув, поднялось выше, и костер загудел, присоединив свой голос к общему хору. Свет озарил собрание лесного народца. Темнота вокруг сгустилась, бросив неверные тени на лица и тела. Несколько крупных оборотней встало по разные стороны костра, им на плечи забрались другие, помельче, и так до тех пор, пока возле костра не появились два живых столба. Эти столбы неожиданно начали падать навстречу друг другу, казалось, еще немного, и они упадут в огонь, но они встретились верхушками в воздухе, и над пламенем повисла живая арка. Стоящие внизу закричали от радости, но строя песни не нарушили, крик лишь вплелся в нее как новый аккорд. Колдуны стали звонче бить по стволам. На арку, как на радугу, взбежал грустный и светлый Мухомор с тремя горящими сучьями в руках. На вершине он сложил их вместе и завертел перед собой. В темном небе огненным цветком расцвел огненный круг. Колесо света над озером пламени. От круга во все стороны летели красные брызги, их подхватывал поток восходящего воздуха и уносил вверх.
Солнце, солнце,
Ярче, ярче!
Хор пел, а Мухомор все быстрее раскручивал сияющий круг.
Домой, домой!
Вдруг закричали все, лешачок с размаха швырнул факелы вверх, вслед за искрами, и сам спрыгнул вниз. Там его схватили десятки рук и понесли по поляне перекидывая. Горящие ветки покувыркались в вышине и упали в ловкие руки празднующих. Арка тут же рассыпалась. Лешие, домовые и оборотни покатились ежами по земле. Здесь же носился Лис с факелом. Где-то неподалеку снова начали строить живые столбы. Теперь они были ниже первых, но зато их было гораздо больше. Выбрав один, повыше, Лис взлетел на его вершину и замахал веткой, подпевая хору. Другие колонны тоже быстро обзавелись огненными навершиями. Вокруг костра заходили зажженные свечи с дерево высотой. Бес услышал крик издалека:
- Лови! - Коростель швырнул ему свой факел.
Лис успел схватить его и кинул ему свой. Игра понравилась. Скоро вся поляна наполнилась летающими огненными птицами, носящимися вверх-вниз и рассыпающими искры.
Долго продолжался этот огненный переполох, но и он кончился. Лесной народец угомонился, расселся вокруг костра. От огня вверх поднимался широкий, со ствол большого дерева, столб дыма. Он уходил так высоко, что не видно было, где он кончается. Казалось, он смешивается с туманом Млечного Пути. Было такое чувство, что они сидят под деревом, ствол которого растет из огня перед ними, а звезды в небе - не более чем просветы в его кроне, сквозь которые видать синее небо.
Как часто бывало в такие минуты, Лис ощутил, что все вокруг не более чем ветки и листья этого великого древа, что все, что он знает о вселенной, не более, чем чешуйка на коре молодого побега от невообразимо большого ствола. Он почувствовал, как поднимается сок по древесным каналам, как закипает клейкая листва в почках.
- Вот и лето пришло, - подумал он.
Лесные существа встали, взялись за руки и повели хоровод вокруг белого столба дыма. Снова запели песню. Начали тихо, не торопясь, затем все быстрее и громче. Песня раскачивала круг, по нему проходили волны, как по воде от ветра. В какой-то момент песня стала самостоятельной, словно никто и не нужен ей был больше, так она стала сильна сама по себе. В ней слились все, кто ее пел. Никто уже не мог понять, где его голос, а где чужой. Музыка свила всех в один общий венок, где стебли цветов цепляются друг за друга, чтобы образовать круг. В песне слышалась переменчивость леших, озорство бесов, легкость летучих ведьм, вечная русалочья грусть и текучесть оборотней. Но в центре всего этого был огонь, он был той головой, на которую надет венок. Дым его уплотнился, стал белым, как молоко, казалось, его можно потрогать руками. Снизу его лизали горячие сполохи пламени.
Стараясь остаться незамеченным, к гуляющим приблизился поп. Он встал в лесной тени и издали наблюдал за праздником. Он пришел в дубовом венке. Никто не объяснял ему, что это значит, но он сам как-то догадался обо всем. Лесной народец сразу заметил его, от них вообще трудно укрыться. Озорные ведьмы весело поглядывали на тень, где стоял человек, перешептывались, подталкивая друг друга. А поп постоял-постоял, да и встал в круг. Рядом с ним оказалась молодая, живая ведьмочка с распущенными волосами, достававшими чуть не до колен. Она стиснула его руку своей горячей ладошкой и глянула глубоким зеленым взглядом. Поначалу человеку было странно и страшно водить хоровод с лесной нечистью, но до чего ж все это было интересно! Его давно забытое детство прошло при монастыре среди книг и служб, в темных кельях среди потемневших ликов святых, чьи прообразы сами зачастую проводили свою жизнь в лесах. Его детство ушло без лесных костров и песен у огня. Теперь, на Лысой горе, ему стало легко, чисто и свободно. Он в который уж раз увидел, как прекрасны огонь, ночь, звезды. Увидел, что ведьмы, лешие, оборотни страшны не более, чем деревья, солнце, вода. Они такие же дети природы, как и люди, а у природы нет ни чистых, ни нечистых детей. Всем дано поровну, всех она одинаково любит.
Действительно, даже в смерти нет ничего страшного, если жизнь прожита здесь, в этом прекрасном мире, а не в полутемных сараях с подслеповатыми окнами. Смерти не минует никто, но зачем же дожидаться ее среди каменных стен и мертвого дерева? Здесь, у костра в лесу было веселее.
Неожиданно та, которая держала его за руку, вырвалась из кольца, разбежалась и прыгнула через огонь в молоко дыма. С другой стороны она не появилась. Поп оглянулся вокруг. Никого это исчезновение не напугало и не удивило. Наоборот, из хоровода по одному стали вырываться то леший, то бес, то оборотень и прыгать через костер, пропадая в дыму. Никто из них обратно не выскакивал. Поляна наполнилась шумом и визгом прыгающих. Иногда через костер прыгали одновременно с разных сторон несколько существ, но это никого не останавливало, только кричали громче да задорней. Когда в белом столбе исчезла последняя русалочка, над Лысой горой воцарилась тишина, лишь сучья в костре потрескивали, швыряясь огненными брызгами. Поп остался один. Он боялся прыгать, хотя в глубине и понимал, что раз пришел и встал в круг, то прыгать надо. Тысячи мыслей пронесись в его голове одичалым табуном. Пронеслись и пропали. В голове, как на поляне стало тихо. Он разбежался и, не заботясь о том, чтобы поднимать полы потрепанной рясы, полетел над высокими лохмами огня. Ему показалось, что он попал в пургу или сильный туман. Глаза не видели ничего, только белизну, чистую, как лист бумаги. Он даже успел залюбоваться этой белой тишиной, когда на молочном фоне стали прорисовываться, словно выходя из тумана, контуры танцующих. Послышались голоса, и он ворвался в мир красок и звуков. 'Как заново родился', - подумалось ему. Он выскочил с другой стороны костра на той же самой поляне, но здесь уже что-то изменилось, будто запахло по-другому. Его закружили веселые оборотни. Обнимали за плечи медвежьими лапами, хлопали по бокам волчьими хвостами. Он что-то запел с ними вместе и тут заметил, что венки у всех зазеленели. Из темных почек вырвались липкие листочки и цветы. Перед его глазами мотались маленькие дубовые листики. Венок распустился. Вокруг его головы наступало лето.