ВСЕ ДОВОЛЬНЫ, КРОМЕ…
Утром я так и не придумал, что сделать с забором. А в школе мне было не до забора. События развивались с космической быстротой. Совет дружины присвоил нашему классу первое место в школе. За что? Там было много пунктов, за что. Одним из пунктов был я. Я был, кажется, 12-м или 13-м пунктом.
Вот он, этот пунктик. "За то, что ребята не побоялись взять на перевоспитание трудного ученика Коробухина, от которого отказался 6 "А", вовлекли его в общественную работу и помогли ему исправить все двойки".
Ребята из моего теперешнего класса ликовали.
А Витька Мелюх крикнул:
— Давайте его качать!
Не успел я опомниться, как меня схватили и подбросили к потолку. Я опустился на сильные руки Мишки Зайцева, Тольки Дашкевича и других ребят. Я и не думал вырываться. Гордо и молча я летал от пола к потолку под дружные крики:
— Ура! Да здравствует Коробухин!
Если говорить честно, я люблю славу. Я люблю, чтобы на меня все обращали внимание и шептали за моей спиной: "Это тот самый, ну который… В общем — Коробухин". Я люблю входить в школу и видеть, как почтительно расступаются передо мной малыши. Еще бы, сам Коробухин шествует!
Все переменки я ходил задумчивый и гордо нес бремя своей славы, пока не налетел на Иру.
Я вежливо поклонился ей.
— Как поживаете, графиня?
Но у Иры не было настроения шутить.
— Почему ты не сказал никому, что я и другие ребята из нашего класса тебе помогали?
— Не все ли равно, — примирительно сказал я. — Все помогали. Ты, конечно, больше всех.
— И потом, как ты разговаривал с моей мамой? — гневно сказала Ира. Ее глаза метали молнии.
— Нормально разговаривал, а что?
— Нормально? — Ира вся клокотала. — Так вот, больше я с тобой не разговариваю и не занимаюсь. Все. Хватит с меня. — Она четко повернулась и зацокала каблучками в свой класс.
Я уныло смотрел ей вслед. Вот девчонки, думал я, вредные существа. Если у тебя хорошее настроение, они его обязательно испортят. Не могут без этого жить.
Ну и что, если я не сказал никому, что двойки я исправил благодаря Ире? Сам-то я хорошо это знаю. Ах, она захотела, чтоб все ее хвалили: "Смотрите, какая она молодчина, перевоспитала хулигана Коробухина".
Мрачный, я шел домой вместе с Семкой.
— Так что мы сделаем с забором? — спросил я у моего друга.
— Может, не стоит, Валерка? — жалобно сказал Семка. — Как они все работали! И дядя Кузьма, и…
— Но в середине двадцатого века…
— Ясно, — вздохнул Семка. — Но только я ничего не придумал.
Молча мы дотащились до нашего дома. И тут я сообразил, что надо делать.
— Сема, видишь?
Я показал на экскаватор, который работал прямо за нашим забором. Там на пустыре копали котлован для нового дома. И землю экскаваторщик сваливал в разные стороны. Забор ему здорово мешал.
— Ну и что? — спросил Семка.
— Сейчас все поймешь.
Мы перелезли через забор и стали перед экскаваторщиком. Он как раз выключил свою машину и копался в моторе.
— Вот, наверно, домина будет, — затянул я и подтолкнул Семку.
— Этажей пятнадцать, а может, и больше, — вторил мне Семка. Он был отличный парень, мой друг, и все понимал с полуслова.
— Человеку надо копать котлован, а тут забор мешает, — продолжал я, хитро глядя на экскаваторщика.
— Землю некуда девать, — поддержал меня Семка.
— Совсем некуда, — вступил в разговор экскаваторщик. Он был очень высокий, как и его машина. — Крутишься, будто в малогабаритной квартире.
— Мы только что были в домкоме, — соврал я, честно глядя парню в глаза. — Домком сказала, пусть ломает забор, если другого выхода нет.
— Ну нет же выхода, — развел руками экскаваторщик. — Вы же сами видите.
Мы кивнули.
— Ну, спасибо, ребята, — белозубая улыбка засияла на лице экскаваторщика. — Теперь и норму вытяну.
Он влез в машину, а мы отправились на чердак. По лестнице мы взбежали стремглав и прильнули к окну.
Экскаватор торжественно нес ковш, набитый землей и какими-то железяками. Вот он замер прямо над забором. Ковш раскрыл свою пасть, и забор застонал под ударами земли и камней. Но выстоял. После второго захода он покосился. Третий и четвертый ковши его добили.
Пока это увидели жильцы, пока они сообщили Ириной маме, большая часть забора была поломана и засыпана землей.
Мы наблюдали из окна, как на бедного экскаваторщика налетели Ирина мама и другие женщины, как он им пытался что-то объяснить и, наверно, все свалил на нас. Потому что женщины стали озираться по сторонам — они явно кого-то искали.
— Спектакль окончен, — сказал я. — Теперь надо подумать, как выкрутиться.
Ирина мама, конечно, догадалась, что это наша с Семкой проделка. И мы ожидали основательной взбучки. Но гром не грянул. Наверно, потому, что назавтра в нашем дворе строили новый забор. Его строили уже не жильцы, а рабочие. И поднялся он почти посредине нашего двора, гораздо ближе к дому, чем прежний. Молодой инженер, который привел рабочих, сказал, что этот забор временный, пока новый дом построят, а потом его снесут и посадят здесь цветы и деревья.
— А заборы, граждане, — устаревшее дело, — сказал молодой инженер.
Вместе с рабочими охотно возился и дядя Кузьма. Он покрикивал даже, если что не так было. Его слушали внимательно и не вступали с ним в пререкания.
Все были довольны.
Мы с Семкой — потому что старый забор был разрушен.
Дядя Кузьма — потому что снова нашел работу для своих умелых рук.
Ирина мама — потому что какой-никакой, но забор стоит. "Когда забор во дворе, сразу уютнее становится", — говорила она.
Жильцы тоже были довольны. Потому, что не надо было снова возводить забор, — они и так устали.
Только Ира ходила надутая, она злилась на меня.
Я человек незлопамятный, и мне уже хотелось как-нибудь помириться с Ирой. Но пока ничего не получалось.
МЕЖДУ "А" И "Б"
Как помириться с Ирой? От этой простой мысли моя голова просто раскалывалась. Но тут произошло такое, что я забыл о нашей ссоре.
На одной переменке Витька Мелюх вошел в класс с очень уж кислой физиономией. Витька был вообще мямля и еле двигался. Я просто удивлялся, за что его избрали председателем совета отряда? Разве можно его сравнить с нашей Галкой? Галка — огонь, а Витька — это одно недоразумение. Но ребята мне сказали, что классная за него. Он ей очень нравится — тихий, спокойный и хорошо учится.
Так вот, Витька, еле переставляя длинные ноги, вошел в класс и сел за парту.
— Ребята, — жалобно протянул он, — нам опять не повезло. И все из-за Коробухина.
— Что такое? — крикнул я.
— 6 "А" протестует, будто нам неправильно дали первое место. Коробухин, мол, уже успел все двойки у нас исправить, а вы польстились на готовенькое, — передразнил Витька Галку и еще ниже опустил голову: — Нет, ребята, не видать нам первого места. Знаете, какие в 6 "А" горлопаны. Одна Новожилова чего стоит.
Ребята обмерли. Такого крутого поворота никто не ожидал. А казалось, первое место у нас в кармане вместе с поездкой в Беловежскую пущу.
Все поглядели на меня как на прокаженного. И никто даже не захотел вспомнить, что это я привел старика-чапаевца, что из-за меня назначили одиннадцатиметровый.
Что, подумал я, делать? Перейти еще в один класс? Но у нас в школе только два 6-х класса — "А" и "Б". Я пошел по коридору, грустно напевая песенку: "А" и "Б" сидели на трубе". Вообще-то песенки такой нет. Есть только слова. Но я на ходу придумал мотив. И так как мне было невесело, то и мотив получился унылый и неинтересный.
— О чем задумался, парень? — раздался над моей головой бодрый голос.
Я поднял голову и сразу улыбнулся. Передо мной, улыбаясь, стоял высокий широкоплечий Борис Михайлович, вожатый нашего класса. Он учился в пединституте, а в школе проходил практику.
— Не грусти, парень, — сказал Борис Михайлович, — дело в шляпе, понял?
Я ничего не понял, но кивнул. Говорил Борис Михайлович всегда очень непонятно, но мы его любили. Он был чемпионом института по боксу и обещал при первой возможности научить нас боксировать. Но эта возможность все не появлялась.
— Пойдем в класс, — Борис Михайлович взял меня за плечо, — у меня есть новости.
Когда мы вошли в класс, то застали ребят в тех же грустных позах.
Два дня оставалось до конца учебного года, и разве успеешь тут совершить что-нибудь выдающееся, чтобы тебе присвоили звание лучшего отряда в дружине?!
При виде Бориса Михайловича все вскочили, захлопали крышками парт, закричали: "Здравствуйте, Борис Михайлович!"
— Ребята, — улыбаясь, начал вожатый, — значит, так будет. Наши два класса — 6 "А" и 6 "Б" — отправятся в туристский поход-соревнование. У каждого отряда будет задание. Кто его быстрее выполнит и придет в условленное место, тот и победит. Тому и присвоят первое место в дружине.
— Ура! — зашумели ребята.
Потом начались расспросы:
— А когда пойдем в поход?
— А куда пойдем?
— Как только занятия кончатся, — едва успевал отвечать Борис Михайлович. — Маршрут еще разрабатывается, но надо уже готовиться. С вами пойду я.
— Ура! — снова закричали ребята.
— Мы обгоним 6 "А"! — завопили ребята.
— Мы будем самыми первыми! — заорали ребята.
— Ой, девчонки, а приключения будут? — воскликнула Лена Кублицкая.
При слове "приключения" все на минуту затихли, а потом зашумели и заговорили с новой силой. Все ребята обожали приключения, жить без них не могли. Но так до обидного мало было приключений у каждого в жизни, что все начали их потихоньку выдумывать.
— Я был в Беловежской пуще, — сказал Сашка Акулик, — и видел там живых зубров. Я ни капельки их не боялся и даже кормил и гладил самых маленьких. — Тут глаза у Сашки предательски моргнули.
— А я лазила по Кавказским горам, — сказала Лена Кублицкая, — они такие высокие, что пароходы на море похожи на чаек. Правда, правда.
— А у меня на спиннинг попалась щука, — принялся сочинять Мишка Зайцев. — Она была такая огромная, что я не мог ее вытянуть. А потом, честное слово, щука потащила мою лодку по реке. Я много километров проехал, как на водных лыжах, за рыбиной, пока меня и щуку не перехватили у моста рыбаки.
Борис Михайлович попробовал было перебить этот ровный, как дождик, гул воспоминаний, но у него ничего не получилось. Тогда Борис Михайлович крикнул:
— Тихо, ребята, вы еще в школе.
Мы знали, что мы еще в школе. Но уроки уже кончились, и можно было наконец пошуметь вволю.
Борис Михайлович попробовал еще раз крикнуть: "Тихо, ребята!", но шум не улегся. Тогда вожатый махнул на нас рукой и вышел из класса. Он, наверно, хорошо помнил свое детство и помнил, какими бывают ребята, а поэтому не стал нам мешать. Хорошо, когда взрослые помнят свое детство. Мы таких сразу узнаем и любим по-настоящему.
А воспоминания о приключениях не прекращались. Только я тихо сидел и не встревал в разговор. И когда ребята охрипшими голосами досказывали последние воспоминания, я спросил:
— А кто одной спичкой может зажечь костер?
Дождик воспоминаний иссяк. Ребята стали глазеть друг на друга — а кто и вправду сумеет зажечь костер одной спичкой? Оказывается, на Луну легче слетать, чем костер одной спичкой зажечь.
— А ты умеешь? — ехидно спросил Мишка Зайцев.
— Запросто, — улыбнулся я.
— Врать ты умеешь, — скорчил рожу Мишка.
И все засмеялись. Им понравилась Мишкина глупая шуточка. А на меня совсем перестали обращать внимание.
Я запихал книжки в сумку и отправился домой. Два класса против меня. А я ни в чем не виноват. Просто так все получается, что я виноват.
У входа в парк я заметил Галку Новожилову. Она прогуливалась туда-сюда и поглядывала на фонарь. Когда она увидела меня, то очень обрадовалась. Или мне так показалось?
— Что ты мрачный сегодня? — спросила она.
Я посмотрел ей в глаза и вдруг ни с того ни с сего все рассказал. Что на меня взъелся 6 "Б", как когда-то 6 "А", и теперь я не знаю, куда податься?
— На Луну? Но там нет атмосферы.
Галка молча выслушала мою скорбную речь.
— А может, ты к нам вернешься? — тихо сказала она.
Я скривился.
— Два дня осталось, все равно.
Мы пошли по улице.
— Ты бывал когда-нибудь на Белом озере? — спросила Галка.
— Нет, а что это за озеро?
— Чудесное! — Галка даже причмокнула губами. — Там сосны к самой воде подходят, а пляжи какие — один песочек. И дно — сплошной песочек. И малины там сколько! Мы туда пойдем в поход.
— Я, наверно, не пойду, — уныло сказал я. — Все меня ненавидят, так чего я буду стараться для них первое место зарабатывать.
— Зря, — грустно сказала Галка. — Но, может, ты передумаешь? А?
— Не знаю, — пожал я плечами. А самому вдруг страшно захотелось пойти в поход к такому замечательному озеру. И обязательно — вместе с Семкой, Галкой и другими ребятами из 6 "А".
— Пока, — сказал я Галке у ее дома.
— До свиданья, — Галка протянула мне руку. Я пожал ее. Рука была крепкой и сильной, и это мне понравилось.
КОСТЕР ПОКАЗЫВАЕТ ЯЗЫК
Но я все-таки пошел в поход. Я рассудил так — занятия окончились, я перешел в 7-й класс без переэкзаменовок (крикнем дружно "ура"), до того, как ехать в пионерский лагерь, оставалось еще две недели. А что делать во дворе, если все ребята идут в поход?
Пошел я с 6 "Б". Ведь именно этот класс я закончил.
Ребята смотрели на меня, как будто не я перед ними стоял, а шкаф какой-нибудь, забрызганный чернилами.
Ну, ладно, я человек не гордый, я просто очень хочу увидеть Белое озеро. Но я еще покажу вам, на что я способен. Вот только бы какого-нибудь зверя повстречать. Волка, например. Конечно, лучше всего зубра. Тогда я посмотрел бы, как улепетывают во все лопатки эти храбрецы Мишка Зайцев и другие. Только я бы не дрогнул. Один на один остался бы с лохматым и страшным царем пущи. Нет, конечно, и Борис Михайлович не струсил бы. Мы бы вдвоем остались против зубра.
А что было бы дальше, я не успел сочинить, потому что мне крикнул Борис Михайлович:
— Не отставай, Валерий! А то заблудишься!
…Второй день мы пробирались по лесу, вылезали на холмы, сверяли направление по компасу и снова шли вперед.
Начали мы довольно бодро. Настроение у всех было, как после шестого урока, — отличное. С первых шагов мы запели. Знаете, вот эту песню — "Глобус крутится, вертится, словно шар голубой". Хорошая песенка. Я ничего против нее не имею. Но когда за плечами рюкзак, а в нем спальный мешок, консервные банки, булки, хлеб и еще десяток разных штуковин, не очень-то поется. И скоро ребята замолкли.
На втором привале выяснилось, что Мишка Зайцев натер ногу. Борис Михайлович сказал нам взять в поход старую разношенную обувь. А длинноногий Мишка обул старые ботинки, которые он носил, наверно, лет пять назад. И вот вам результат: на Мишкиных пятках вздулись белые водяные мозоли.
— Ну что ж, — вздохнул Борис Михайлович, — дальше идти нельзя. — Он стал рассматривать схему маршрута. — Мы совсем недалеко от реки, Птичь называется. — Борис Михайлович обернулся к Мишке: Пару километров пройдешь?
— Угу, — скривился Мишка.
Поддерживаемый Толькой Дашкевичем, он кое-как доковылял до реки.
На высоком берегу Птичи, под золотостволыми соснами, мы разбили палаточный лагерь. Сбегали искупались, вода была чудесная и не хотелось вылезать, но Борис Михайлович по одному всех вытащил на берег.
— Простудитесь, черти, и не дойдете до Белого озера, — шумел он.
Одним из условий соревнования было — всем прийти к озеру. Болеть не разрешалось.
Вечером долго не разгорался костер. Утром прошел дождик, и хворост еще не успел высохнуть. Уже целая гора поломанных спичек и два разодранных коробка валялись около наших вспотевших костровых. Вдруг один из них, Димка Чехович, обратился ко мне: