Предчувствие
Умирающий летом
не способен на смерть.
Чаще он как примета
покачнувшихся стен
от стоящих напротив
или – утром в толпе,
знак распахнутых окон
к синей, с зыбью реке.
Умирающий в позднем
сне, по дням изучив,
как качаются звезды,
ритм строки и мотив:
часто с вечера утром
ярче свет в темноте
и способен
плыть в руки,
если небо везде.
Если охрой, едва ли
будут в нем облака
плыть от синих окраин
через их берега
и для яркости красок
будет лишним мазок.
Из неоновой маски
даже желтый листок.
Бесполезны все даты
утра, с вечера дня.
Те,
что мне благодарны,
знают вас, не меня
или – ближе Постолке!
Я так летом хотел
прокатиться на тройке,
сам не зная зачем
по лугам, где вихляет
руслом, вспыхнув река.
Там шатает, гуляет
и – трава в ветряках.
И готов я до взлета
встать под душ и удар
вод и винт самолета
если тройка к чертям,
опираясь на крылья,
не влекомый никем,
их из омута вырвав,
на любом сквозняке.
И на милость надеясь…
на себя – в сотый раз
от осенних апрелей
и – до зимних утрат,
вверх,
до новой стоянки,
где уснул караул…
Все темно на экране.
Может кто-то уснул!
Или – холод рискует
стертым и в витражах:
молча краски тусует
в темно-белых тонах.
Зима не в эту осень
Я опоздал. Билет просрочен.
И дни не в рифму, часто в прозу.
По ним из выщербленных точек
подстрочник и строка к истоку!
Любой строке как дням на вылет:
и – той что тенью перед мыслью
или – другой, когда нет крыльев,
чтобы упасть, достигнув выси.
Где листья ворохом – к дороге!
И – ветренником искать удачи
от рифмы к прозе, быть в итоге
заложником холодной дачи!
Одни плотней, другие настежь!
И дверь захлопывать с порога.
В днях аритмии близкой к астме
часть рифм, и поводом погода!
А что от строк! Одна снаружи,
записанная к кадрам – Морзе,
другая – к плавающим в лужах,
запоминает к листьям, осень.
И – каждая следит как к краю…
растерян я! И – спутал сроки:
не в рифму подлинник читаю
с подтекстами на много копий.
И если текст застыл – дыханье
все исправляет на морозе…
и дождик сыплет на прощанье
запрет на зиму в эту осень.
Меняю буквы, строки, знаки,
и то, что мне летит под ноги.
Я раньше вписывал в тетрадки
непостоянство блеклых окон.
Теперь – мозаичней картины:
в тех окнах прописью детали:
по контурам, мазкам унылым
из рифмы строки выпадают.
И – я без них! По кальке неба
ввожу в подстрочник запятые.
Я слышу как скрипит телега
как строки ровные – кривые.
И – безучастной к ним бумага
лжет: не молчит она часами!
Не оттого ли в окнах влага
правдивее, чем стекла сами.
Окна
Как озаренье, то – внутри,
что и в глазах при виде поля:
ме-ня-ю-щи-е-ся дожди
и каждого, чем тише, соло.
Сквозь звуки и через мираж,
за окнами, за плотной дверью
размытый красками коллаж
оттенков с будущей метелью.
Протяжнее, чем – в пустоте
игра высот в пределах взгляда,
когда их нет, а те, что есть,
доказывают: света мало.
О том пейзаж и сверху знак,
если принять дождей уловки:
затишье, взвешенное на весах,
и ветра резкие перестановки
в напоминание: с дождей
круги, в порывах карусели
мозаика простых вещей —
из дней фантомные недели,
когда дни собраны не так…
И без сюжета не по строчкам
ты видишь свет по пустякам,
не к месту выпуклая точка.
На каждый повод – зеркала
луж. Даже неба отраженья
в кругах и серых сквозняках…
От ветра мнимей отраженья
сюжета в будущий провал
в метель или
потусторонний,
мир, чтобы ты не узнавал,
себя, его у стекол сонный.
Все потому, что все в наклон
в кривом и падающем доме.
Неравенство его сторон
в дожди холодные о том же,
когда снаружи – не зима
и не совсем глухое время.
В часах не стрелка замерла,
а маятник устал смертельно,
как монотонная вода —
от звуков, падающих
с крыши,
тем, что они уже с утра
назойливые, стали тише
и – мелкой рябью пелена,
её же цвета – скверы, дали.
Их видимость изменена.
Уставшие ясней детали
тех озарений, в том сейчас,
что и без них, не через окна —
по крышам и внутри звучат,
едва не разбивая стёкла.
И – медленнее, по частям
восстановление коллажа…
когда все краски вычищал
дождь и менял лицо фасада.
Не заслонял обзор в окне,
но медленные длил минуты…
как по стеклу, темнея в нем,
текла вода, смывая утро.
Я не знаю
Листья повсюду, а тучи,
в белых проемах зимы,
но – простор не озвучен,
и, значит, вверху не они,
а то, что без них. Утро!
Но странно,
кругом ни души
и – неожиданно пусто,
и – никуда не спешит
время.
Как не было ветра!
Может начать не спеша
с прикосновения к свету
ранней прохладой дыша…
но опыт и утром
печальный
– некому мне передать…
За поворотом недальним
некого в поле искать.
Не вдохновляет познанье,
дней не оправдан итог.
Если они не в изгнании,
то почему – всему срок?
Может такая вот осень.
Мой ответ на ее рефлекс:
утро, которое в восемь
резко толкает в шесть…
и до восьми от бессилья
круги кругами. Друг мой,
я не способен осилить
ночью расклад ветряной.
Ни листву под ногами,
ни ту, что одна. Ко мне
взгляд удален от далей.
От – темноты в синеве
я
удален. Все теряю!
И – никакой не игрок,
если все карты не знаю…
даже – к игре предлог,
свет, в какой полусфере…
И – я закрываю глаза.
То – с чем утро и ветер
знать и при свете нельзя.
Так перемешаны краски,
что не понять, где я сам:
через – воздушные арки
я с шести в сквозняках.
Редкая птица «оттуда»
если и высмотрит свет,
то поглядеть как посуда
вдребезги – и улететь.
Вот и ответ! Не с кем
даже вести разговор…
Осколки и свет на ветер.
И откровений – повтор.
Осенью то же, что летом.
Видишь, какой же воде
отданы игры со светом,
свет если сам по себе
и не по стрелкам время…
Но, если судить по ним
то, прошивает мгновенно:
ветер стал всем чужим.
даже к пейзажам мокрым
в серых разводах стекла,
легким на белый воздух
раньше – за час до утра
на шорохи, почерки света.
Так тихо, что не знобит:
в прошлое кинуться лето
или сознательно плыть
без ветра, в иной карусели,
той, что не видно в окне,
к листьям, когда улетели
и те, что лежат на дворе.
Поиски освещения
День неяркий, к закату остыв, изнутри
посветлел, чистым небом меня озадачил.
Не темнел. Даже ветер, не ищущий дым,
исчезая, за красной чертой обозначил
темноту. Он, дыша этим небом, светлел:
и – рассеивал дым, и – являлась обитель…
Не входя в темноту, он на листьях горел,
и она отзывалась. И чувствовал зритель
поздний свет, трепетавший на сквозняке,
– то, как ветер стирал звуковые повторы,
множил тени, был им на чужом языке
и контекст оставлял: темнота без опоры.
В ней не он. Отраженьем от теней всего
сам источник ее. И – жалеешь в приходе
этой тайной вечери. Он к ней – не зовет…
Это – красное небо от лампы напротив.
И – ее ты зажег. Так пытался отвлечь
– от себя темноту. И – она откровенней:
свет еще обреченней, чем строки и речь,
чем окно, за границами неба. Не зренье
изнутри, а предчувствие: небо видней
– из окна. Повтореньем – вновь круги:
тени помнящих лето – не души людей,
темнота – не пугающей комнаты угол…
Для нее нет причин. И окно не о ней:
и источник внутри, и она перед нами…
Это воды – темнели: вода – к тишине
уплывала от нас. Темнота с облаками…
Ветер был в перекосах окна и – игрой…
Не оно искажало предчувствия звуков.
Ты боялся: в погоне за новой строкой
даже точки. Строка если памяти учит,
– ни к чему…
В сквозняках одинокого дня
Конец ознакомительного фрагмента.