Он знал, что она навещала не только его, «параллельно» минимум, ещё пятерых-семерых мужиков и парней, чего и не скрывала. Любовью тут и не пахло. Просто, по выражению Жанны, ей очень нравилось «часто и много трогаться». Как говорится, был бы, хоть какой, но мужик, пусть даже обезьяноподобный. Орангутангом или гиббоном Зуранов себя не считал, да и не походил на таковых. Он, если не красавец, то, вполне, симпатичный парень. Здоровяк.
Время неукротимо шло к вечеру. Через пятнадцать минут. Небольшие настенные говорящие часы китайского производства приятным женским голосом объявили: «Точное время – семнадцать часов, ноль-ноль минут!».
Зуранов закрыл изнутри входную дверь в свой небольшой офис, ключ положил в карман брюк. Потом прошёл в свой кабинет, набрал шифр сейфа и положил в него долларовый задаток и бумажку, в которой Козицкая подробно написала, где искать все её сбережения. «Чудит бабушка, – подумал он.– Как только она появится в офисе «Портала», верну ей эти координаты. Сначала посчитала меня киллером, а теперь вот – полным кидалой. Глупость!».
Его офис был, в принципе, очень удобным для работы. Бывшая «хрущёвка», только состоящая не из двух комнат, как его квартира, а трёх. Более чем достаточно. Но здесь, в бывшей квартире молодого человека, который, в срочном порядке, продал её и уехал в другой город, к маме; было темно, как у негра в заднице, и зимой, и летом. Зуранов включил в обеих комнатах свет.
Он сегодня не торопился ехать домой, где его никто не ждал, а решил побыть здесь часок-другой. Что называется, по свежим и первоначальным данным решил построить схему своего дальнейшего действия. Надо было определиться, с чего начинать следствие. Собрался запустить компьютер, но вдруг ощутил, что его, в очередной раз, бросает в «чёрную трубу» времени. Прошла секунда. Он зажмурился, а потом открыл глаза – и очутился неподалеку от своего жилья у Чёрных Камней. Ничего не изменилось. Зур, по-прежнему, оставался изгнанником в Племени Уходящих.
Зур присел на большой горячий валун, уже ни сколько не удивляясь тому, что гол, как сокол. «Не вовремя,– подумал он уже на языке местного племени,– только начал заниматься расследованием и… улетел». Неизвестно, сколько продлится его очередная «командировка».
Да, здесь полное одиночество. Ещё более жестокое, чем там, в будущем. Зур уже давно разграничил два мира своего обитание на «настоящее» и «будущее». У Чёрных Камней, как бы, незаметно прошли двенадцать лет его изгнания. Двенадцать лет, наполненных множеством самых невероятных приключений, опасностей, непредсказуемых событий… Его не щадила, не баловала судьба. Зуру временами было не по себе от мысли, что ему предстоит прожить вдали от родного племени до конца дней своих.
Старейшины, давным-давно, когда его, ещё мальчиком, изгоняли из основной стоянки, под названием Серые Камни, утверждали что это, прежде всего, решение Великого Бога Дагу Бо. Они лукавили, потому что им не дано было знать, о чём думал Бог Богов и как он решил. Другая жизнь, та, что начинается после физической смерти, являлась для Зура (да и Зуранова) великой тайной. Да и не думал он о ней, не путался в догадках. Одна забота лежала на нём – прокормить, обогреть, одеть и… сберечь себя. Но теперь он был силён и ловок. Двадцатипятилетний дикарь – уже зрелый мужчина.
Состояние одиночества научило Зура мыслить неординарно, уметь подмечать самые мелкие детали вокруг себя, в той обстановке, которая окружала его, и делать из всего происходящего и ещё не случившегося чёткие, определённые умозаключения. Ведь каждый день перед Зуром стояла дилемма: жизнь или смерть.
В своей небольшой пещере, у Чёрных Камней, последние два года Зур жил не один, а с молодой гигантской обезьяной, чуть повыше его ростом, коренастой и сильной. Дикая женщина, как называл её Зур, была покрыта длинной, мягкой и густой светло-серой шерстью. Узколоба, с мощными челюстями, с маленькими ушами и чёрными глазками… Почти человек, если бы не длинный хвост.
Сравнительно за короткое время она так научилась подражать действиям Зура, что ему порой казалось, что обезьяна обладает человеческим разумом. Но, к сожалению, его подруга Тан была не так смышлёна, как хотелось бы. Правда, на совместной с ним охоте она проявляла бесстрашие, ловкость, беспощадность и сообразительность. Удивляло Зура, что она не ела ни какого мяса – только растительную пищу: бананы, гроздья которых иногда по высоте достигали человеческого роста; плоды гигантского манго; стебли болотного камыша, какие иногда приносил в пещеру молодой охотник.
Особенно она любила дикие арбузы с жёлтой, чуть горьковатой на вкус мякотью, что росли прямо на склонах и уступах скал. Они не отличались большими размерами. Те, что были величиной с человеческую голову, считались огромными. Когда Зур ел мясо, Тан презрительно фыркала и долго пронзительно рычала, выражая своё категорическое мнение на этот счёт: «Гры-ра-р-ры!»
Их встреча произошла неожиданно. И если бы её не случилось, то обезьяне пришлось бы погибнуть, задушенной, примерно, семиметровым, средних размеров удавом, который плотно, двумя кольцами, обмотал крепкое тело Тан. Конечно же, Зур не столько желал выручить обезьяну из смертельного плена, сколько захватить двойную добычу. Ведь он знал, как вкусен обезьяний мозг, если его есть в сыром виде прямо из вскрытого черепа, ладонью. Да и мясо большой змеи, просушенное на солнце или слегка поджаренное на слабом огне – неплохая еда.
Зуру удалось подкрасться к удаву незамеченным и ловким ударом каменного топора сделать расщелину между двух сросшихся стволами деревьев, и тут же, вместо клина, ловко поставить между створок примитивного капкана собственную дубинку. Конец хвоста удава, которым большая змея уже собиралась ударить охотника, неожиданно появившегося невесть откуда двуного, разумного и опасного противника, попал в расщелину.
Расчёт Зура был точен. Он ударом пятки правой ноги выбил дубину из раздвинутых им стволов деревьев – и в один момент они сошлись вместе. Удав, непроизвольно расслабив мышцы тела, сам оказался пленником. Цепкая ловушка прочно зажала заднюю часть его тела… Зур хорошо знал, что сердце ползучего врага находится именно в хвосте, как и всех ему подобных тварей.
Молодой охотник уже наполовину праздновал победу. Но мощное, тёмно-зелёное живое «бревно», отпустив обезьяну, разжалось, почти расслабилось, потом снова импульсивно напряглось. Большая голова удава стремительно, словно на пружине, пошла на сближение с телом Зура. Охотник удачно ушёл от броска в сторону и успел нанести змее несколько мощных ударов каменным топором по носу опасного пресмыкающегося. После этого, пока ползучий враг не пришёл в себя, он торопливо сделал из прочной лианы петлю и накинул её удаву на шею (благо, что даже у змеи имеется таковая, правда, довольно условная). Потом он сделал ещё один точный удар топором по черепу ползучего врага – и битва завершилась.
Помогла Зуру уйти от смертельного удара не только природные ловкость и сноровка, но и долгие упорные тренировки, там, в другом мире, в будущем, по древней рукопашной индусской борьбе «Ковари». Он, как и многие в центральной городской школе единоборств, предполагал, что, скорей всего, и название этой уникальной борьбы именно и произошло от русского слова «Коварство». И, скорей всего, в древнейшие времена, на берегах Волги (она тогда называлась Ра), ещё далеко за долго до Христианских времён она и возродилась.
Давние потомки славян почитали Ра-Солнце, как и своего живого и реального Бога Раму («солнечный поток»). Рама был не только божеством, но и реальным историческим лицом, прекрасным вождём и полководцем, чьи воины покорили полмира, включая и Древнюю Индию, куда и принесли секреты одной из разновидностей рукопашного боя. Есть предположение, что и «карате» переводится не с японского языка, как «пустая рука», а именно от русского – «карать». Впрочем, все индоевропейские языки на столько связаны друг с другом и похожи, что теперь, что – либо трудно доказать. Остаётся только предполагать. Как ни странно, но именно об этом думал дикарь Зур, разглядывая обмякшее тело обезьяны.
Обезьяна, почти что, находилась в предсмертном состоянии, поэтому охотнику пришлось нести её на себе, до самой пещеры у Чёрных Камней. Нелёгкая ноша. Гораздо тяжелее по весу, чем сам Зур. А потом он по кускам перенёс в своё жилище и тело удава. Благо, что его пещера находилась не так уж и далеко от того места, где произошла его битва с большой змеёй. Да и шакалы, и другие звери оказались, на сей раз, менее расторопны, чем Зур.
Убивать обезьяну он не стал и, даже наоборот, подкармливал свою умирающую… добычу плодами инжира, поил родниковой водой из чаши, сделанной из собачьего черепа. Посуда у Зура имелась самая разнообразная: от грубых деревянных чаш, сотворённых с помощью кремниевого ножа из кусков тополя и красной берёзы, у которой крупные тёмно-алые ягоды; до верхней части панциря карликовой черепахи.
Через несколько дней ухода за обезьяной Зур окончательно убедился в том, что она не собирается умирать. Это не только порадовало его, но и, одновременно, расстроило. Ведь за ослабевшей больной и с деформированными, а может, и переломанными костями, лежащей на большой медвежьей шкуре, приходилось ухаживать – в буквальном смысле слова, выскребать из-под неё испражнения, вытирать мочу. Он умудрялся, перекатывая её с места на место, даже менять под обезьяной подстилки, просушивать их. Благо, у охотника имелось их больше, чем достаточно. Но занятие не из приятных.
В то время, два года назад, Зур пожалел обезьяну потому, что увидел в ней не только зверя, но существо противоположного пола и почти подобное себе. Может быть, и одинокое, как и он. От «хвостатой женщины» шло, пусть неведомое, звериное, но, всё же, тепло. Конечно же, Зур часто встречал в лесных дебрях не только обезьян, но и своих одноплеменников. Но они усиленно делали вид, что не замечают его. Изгнанник для них должен был быть невидимым, словно дух. Таков закон. Зур тоже старался не замечать их, даже одиноких молодых женщин, которых встречал. Те иногда забредали далеко от стоянки Племени Уходящих, от Серых Камней, собирая съедобные плоды диких фруктовых деревьев в специальные мешки, сшитые из лёгких козьих шкур сухожилиями животных.
Зуру очень трудно было не замечать женщин, ведь ему очень хотелось сблизиться хоть с одной из них. Он бы и мог это сделать, но опасался не столько гнева соплеменников, сколько самого Великого Бога Дагу Бо.
Молодой охотник всегда помнил, что изгою нельзя было нарушать священного табу. Впрочем, откуда же было Зуру знать, что за женщины встречаются ему порой в непроходимых дебрях. Пусть Племя Уходящих великое, многочисленное. Но оно не единственное в этих местах. Наученные ни за одно столетие горьким опытом, мужчины брали себе жён, каких угодно и сколько угодно, но только не из своего рода. На кровосмешение был наложен величайший запрет, дабы от таких браков и совокуплений не рождались глупые и уродливые люди. Это было и священным повелением самого верховного и великого Бога Дагу Бо. Не нарушай запрета – и дети будут рождаться здоровыми, сильными и счастливыми. Ведь, встречая на людских и звериных тропах женщин, Зур не мог знать, из какого они племени. В любом случае он тоже не хотел идти против Великого Закона.
Пусть Зур был силён и бесстрашен, но он не собирался ссориться с богами. Конечно же, судьба изгнанника была нелегка, но он привык к ней и даже временами видел рядом с собой, как ему казалось, добрых и злых духов. А может, и не казалось, и они на самом деле, по каким-то, непонятным причинам приходили к нему. Особенно часто такое случалось после того, когда он съедал пригоршню горьковато-кислых листьев вьющегося дерева Манзу.
Разумеется, он уже попробовал как женщину молодую дикую собаку, после этого – свинью и ещё других животных, но только… женского пола. Всех осчастливленных своим мужским вниманием он с грустью съедал, усердно благодаря их мысленно (иногда и вслух) за то, что они доставили ему удовольствие. Ведь каждый умный и добрый человек должен уважать память тех, кто принёс ему радость. Ведь Зур был человеком из Племени Уходящих и гордился данным фактом. Правда, он знал и хорошо помнил, что является сюда из России двадцать первого века, не менее дикого, чем времена раннего неолита.
Половая связь с каштановой медведицей-пестуном чуть не стоила Зуру жизни. Когда ему удалось повалить свою пленённую подругу на живот, прямо в траве, в лесных зарослях, и плоть уже потянулась к плоти, строптивая молодая медведица, то ли невзначай, то ли умышленно, а может быть, в порыве нежности звериной, ударила его растопыренной лапой в бок. Глубоко в тело вошли её когти. Тогда, рыча от нестерпимой боли, истекая кровью, Зур собрал последние силы и убил её ударом кулака в нос. Он знал, что морда – самое слабое место у животных.
После встречи с медведицей, которая не оценила его, возможно, очень настойчивых, но ухаживаний, Зуру пришлось долго залечивать тяжёлые раны от когтей «лохматой девочки». Он часто и тщательно промывал их солоноватой водой из недалеко находящегося от его пещеры горячего минерального источника… Прикладывая к ним листья различных целебных растений, присыпая порошком перетёртых корней, дающих силу; использовал и золу от костра. Тогда он очень хотел «прилететь» в будущее потому, что знал, что там сделается снова здоровым, и на теле не останется даже следа от страшных и… глупых ран.
Он желал перемести себя в двадцать первый век, но у него ничего не получалось. Одним словом, во время болезни, медведицу он постепенно съел, оставив шакалам лишь тщательно обглоданные кости. Сил не было ходить на охоту. Но выжил. Казалось, его молодой организм ещё более окреп, обновился после тяжёлого и опасного ранения. Неприятная встреча с медведицей, заставила его быть более осторожным и разумным и больше никогда не пытаться совокупляться с самками диких зверей.
Но обезьяна, здоровье которой пошло на поправку, искушала его своим видом, вызывающей вечно влажной впадиной между ног. «Входным отверстием для утех», изрядно обросшим шерстью, но всегда манящим. Он заметил, что и его подопечная испытывала к нему сексуальную страсть. А может быть, тут было обычное проявление благодарности со стороны животного человеку, спасшего его от неминуемой гибели. Но долгое время обезьяне было тяжело дышать, потому что удав, видимо, умудрился переломать в её могучем теле большое количество рёбер. Долго Зур не знал, как поступить.
Всё же, однажды утром он решился. Сняв с себя шикарную набедренную повязку из шкуры рыжей кошки, Зур осторожно обхватил за плечи лежащую на животе обезьяну. Потом похлопал её рукой по ягодице, провёл пальцами по часто манящему его влажному месту самки… Нежно сказал ей:
– Если обезьяна укусит Зура, то Зур убьёт её. Человек из Племени Уходящих не желает ей зла и хочет, чтобы она получила небесное удовольствие.
Обезьяна сначала ничего не поняла, но, на всякий случай, обиженно засопела. Она не сопротивлялась, боясь даже тихим урчанием обидеть своего спасителя – осознавала, что обязана ему жизнью. Справедливо приняв такое её поведение за добрый знак, Зур поставил обезьяну на четвереньки, грубо, а вместе с тем, и нежно, поглаживая её руками по заросшим шерстью ягодицам. Впрочем, он не применял к ней малейшего насилия. Она сама с удовольствием приняла такую позу. Ведь Зур, даже в порыве страсти, не забыл, что обезьяна сильней его, по меньшей мере, раза в два.
Наконец-то, она всё окончательно поняла и в ожидании застыла, стоя на четвереньках. Но теперь она предупреждающе урчала и то, и дело вертела головой. Но мощный телесный дротик Зура, данный ему добрыми богами, скользнув концом по мягкой и густой шерсти его очередной избранницы из мира животных, легко вошёл во впадину радости и блаженства. Длинный обезьяний хвост, вздрогнув, крепко обвил правое предплечье изгнанника из Племени Уходящих. Он, тяжело дыша, сказал:
– Обезьяна не должна беспокоиться. Зур сделает ей хорошо.
Резкие и быстрые движения пришлись по вкусу его подруге, и она хрипло застонала, произнося, как-то, жалобно: «Тан! Та – ан!». Зур, целиком отдавшийся страсти, был очень рад, что «хвостатая женщина» в миг блаженства открыла, наконец-то, своё имя. Теперь он так и будет называть обезьяну – Тан.