Голые не лгут - Лекомцев Александр 2 стр.


– Ну вот, товарищ генерал, теперь вы меня укоряете за то, что я…

– Не укоряю, а констатирую, что в академию после, простите, военной кафедры путь у вас был закрыт. Так вот потому вы и попали под… сокращение. Но ведь и пенсия у вас будет неплохая. Ведь вы до майора дослужились быстро и без проблем. Вам нет и сорока, а вы вот… уже…

Спорить с молодым командиром дивизии Палахов не стал, да и больше не хотел. Бесполезно. Ведь лучше вступать в дискуссию с городским троллейбусом. Но генералу – генералово, а майору – майорово…

Полушёпотом генерал Курмечкин сообщил бывшему сослуживцу и в недавнем прошлом своему подчинённому Палахову, что «у нас и наших друзей имеется такое оружие, что…». Одним словом, этим господам, которые весь мир обобрали, обгадили и многие страны разбомбили, будет достаточно и того, что имеется… Применение атомного оружия уже и не предвидится.

– Великая держава Россия со всяким чмырями оборзевшими разделается

очень быстро и совсем другим, более эффективным способом,– не без гордости заверил Палахова командир дивизии. – Уже даже многим полякам, с их эксклюзивным мнением, понятно, что Земной Шар устал от наглости англосаксов. Пора бы… Впрочем, мы за мир!

– Это правда,– согласился с ним уже майор в отставке. – Мы за мир! Если что…

Кроме того, генерал сказал, что хоть и русских рисуют «в разных голливудах» алкашами и зверями, он готов поспорить и заверить мировую общественность, в числе других начальников и политиков, что Аляска после этого останется за американцами.

Ведь где-то же им надо будет потом существовать, если что-то не совсем обычное произойдёт. Да и не только им, но и господам из отечественной «пятой колонны», которые, может быть, успеют слинять с награбленным народным добром за «бугор».

– Но вот мы не позволим им успеть! – Курмечкин ударил ладонью по столу. – Нам рабочие руки нужны. Кто-то ведь трубы для газопроводов должен же на своих хребтах таскать и в траншеи укладывать. Эти господа, как раз, и пригодятся.

– Проще, Михаил Ефремоич, подоить быка или там… козла, – возразил Палахов, – чем научить этих голубей либерально-демократического мира работать.

Но Курмечкин распалился. Он был категорически против выкрутасов всяких там Чуйбаксов. Таких интернациональных бандюг непременно следует оставить в России. Конечно, на лесоповалах от них толку будет мало, но ведь для пяти-шести пожизненных сроков они, вполне, созрели. Но пока об этом скромно молчит отечественное правосудие. Чего-то недопонимают или им некоторые мутные личности не дают возможности «допонимать»? Видать, плотно подсели на всякого рода хот-доги и пепси-колу. Ничего бродячим собакам не оставили. А ведь «Гринпис» ругаться будет.

Эти господа жучков да паучков жалеют и защищают, а гибнущих под снарядами и бомбами детей на Донбассе в упор не замечают. Странная и жуткая получается борьба за… экологию и так же демократию.

Очень было бы справедливо таким вот «экологам» резать мошонку, причём, по самое горло. Такой акт доброй воли станет выражением настроения и пожеланий, пожалуй, не сотен миллионов, а миллиардов жителей Земли. Придёт время – и они заставят, чтобы не такие уж и многочисленные недоноски самых разных национальностей прислушались к их мнению не на этом, так на том свете.

– Ты, Аркадий политически подкован, и умеешь отличать шило от мыла, – похвалил Плахова генерал-майор. – Но в армии я, всё равно, тебя оставлять не намерен. Но разговор полезный для нас, осиян, всегда поддержу. Всё так. Погрязло по уши в собственной «демократии» международное мракобесие и беззаконие.

– Да при этом не просто в чужой монастырь со своим уставом лезут, но убеждают всех и вся, что только они имеют право вершить «добрые» дела. Впрочем, сколько верёвочке не виться – конец будет.

В общем, расстались они, Курмечкин и Палахов, друзьями, и объединило их глубокое презрение к мерзавцам, живущим за счёт всех народов Мира.

А на прощанье Палахов сказал своему бывшему начальнику, что всяких… продуманных господ хватает не только за океаном, но в западной Европе их предостаточно. Сами, можно сказать, рабы заокеанских разбойников, но вот и своих имеют… Подмяли по себя те страны, которые в их довольно странном и очень условно демократичном Евросоюзе просто являются мальчиками на побегушках и одновременно для… битья.

Однако же, во время беседы их временный патриотический союз положительных результатов не дал. Аркадия Дмитриевича отправили на «гражданку» окончательно и бесповоротно, если, конечно, не начнётся Третья Мировая война.

Рамеш и Дейзи

Пассажир Палахов с некоторой грустью посмотрел в окно вагона, где стремительно мимо движущегося поезда, как бы, пролетали деревья, дома, поселки, города… Иллюзия покоя поезда, а не его движения. Ему казалось, что всё стояло на месте, а рвался на восток лишь пассажирский состав.

Почесав подбородок, Аркадий Дмитриевич погрузился в личные воспоминания более раннего периода своей не очень понятной жизни. Конечно, надо было ему в своё время на военной кафедре, а продолжить образование. Возможность имелась, но он её не использовал. Ведь можно было поступить и в академию. Вот тогда, ещё неизвестно, кто бы из них был генералом: Курмечкин или он, Палахов.

Внезапно из воспоминаний его вырвал голос попутчицы, соседки по купе. Она чуть раньше уже сообщила ему, что её фамилия – Ирина Трофимовна Лемакина. Преподаватель рисования одной из средних школ Приморья. Аркадий Дмитриевич внимательно посмотрел на молодую женщину. Симпатичная, крашеная блондинка лет тридцати-тридцати пяти, в цветистом халатике. Он переспросил:

– Что вы сейчас сказали? Не понял.

– Я говорю, что вы так замерли над кроссвордом, и мне показалось, что… Мне, простите, почудилось, что вас уже нет, а за столиком сидит только окаменевшее тело. В такой задумчивости может находиться только жена магната… Часами… в остолбенении.

– Почему?

– Потому, что она не знает, куда бы и как потратить… карманные деньги.

– Не согласен с вами. Любая женщина, всегда ведает, куда, сколько и как потратить…

– Не будем спорить. Эти дамы… не знают. А может быть, кроссворд попался вам под руки очень сложный? Вот вы и впали в анабиоз.

– Нет! Что вы! Настолько простой кроссворд, дорогая моя соседка по купе, – Палахов широко улыбнулся,– что я абсолютно уверен – с ним справится даже школьник младших классов и даже те юные граждане, которые прекратили получать в школах образование и перешли на ЕГЭ. Я имею в виду довольно сомнительную систему единого государственного экзамена. Этакая… лотерея.

– Да бросьте, Аркадий Дмитриевич,– возразила Лемакина.– Сейчас молодёжь совершенно ни чем не интересуется: книг не читает, классическую музыку, как и живопись, не признаёт, не понимает… Поэтому для них, юных, да ранних, любой кроссворд – загадка. Кроме компьютерных игр, мощной музыки, пивасика и секса ничего не признают.

– Что вы такое говорите, Ирина Трофимовна! Какая там живопись или классическая музыка? Я встречал юных огольцов, которые не сомневаются в том, что Наполеон Бонапарт двоюродный брат Александра Невского. При этом они обоих считают друзьями Ленина, о котором тоже имеют смутное представление. Некоторые считают вождя мирового пролетариата шведским хоккеистом, но малоизвестным.

– Зарубежные мудрецы делают всё, чтобы подрастающее поколение в России стало кучей недоумков и полных идиотов. Я ведь педагог. Но очень многое моё сознание отказывается воспринимать.

– Понятно. Пропагандируют нетрадиционные сексуальные отношения…

– О-о! Дорогой мой, Аркадий Дмитриевич! Разве только это!

– Должно же, всё-таки, существовать какое-то мощное противостояние такой вот… культуре и, как бы, свободе. Время пришло открыто обращать внимание на самые нормальные сексуальные отношения между мужчиной и женщиной. Если и этот момент будет упущен, то… Просто мне страшно представить то, что может произойти.

– Вы не совсем правы, Аркадий Дмитриевич, насчёт нормального секса. Вполне, ведь можно обойтись и, вообще, без этого.

– Ирочка, я согласен. Малых детей надо оградить и от такого. Подрастут и тогда… всему своё время. Но взрослых обижать не следует. Как говорится, человеческий, а не всякого рода звериный секс – это хорошо, – сразу двумя глазами подмигнул ей отставной майор. – Взаимное притяжение двух противоположных полов всегда считалось нормой, приветствовалось во все времена, в цивилизованных народах и диких племенах.

– Вот вы и пытаетесь от воспитания подрастающего поколения к нашему с вами тесному знакомству.

– Я тебя не понимаю, Ирина. Ведь этому надо уделять пристальное внимание. Ведь в ряде стран существует замечательный Праздник Фаллоса. Кстати, если есть желание, то мы можем устроить такой праздник с вами вдвоём. И ни одна чёрная сила нам не помешает!

– А где мы возьмём этот самый… фаллос?

Отставной майор с недоумением посмотрел на Ирину. У него даже возникло острое желание произнести какое-нибудь бранное слово, но он удержался. Он не был любителем и почитателем ненормативной лексики. Аркадий Дмитриевич передумал пускаться в довольно подробные объяснения на эту тему.

Трудно было Палахову не говорить на излюбленную тему, но попытался наступить на «горло собственной песне». Но трудно даже самому себе признаться в том, что пусть не с раннего детства, но уже изрядно давно он зациклен на сексе. Он первым нарушил на короткое время наступившее молчание. Решил немного поделиться с приятной дамой своим психологически состоянием.

– Мне вот, например, уже почти полгода снится незнакомая, – он, всё-таки, вернулся в беседе к близкой и знакомой теме, – но довольно интересная женщина из Подольска по имени Жанна. Она, как бы, голая прилетает ко мне по ночам. Я её не знаю. Но я совершенно не против таких встреч… даже во сне. Секс – продолжение рода, а если сказать, в конце концов, без юмора, и физическая зарядка, и удовольствие…

– Но секс без любви – не здорово. Беспорядочные половые связи до добра не доводят. Вы знаете, о чём я говорю: о страшных не излечимых болезнях, о трагедиях после них, нежелательная беременность… и прочее Я, Аркадий Дмитриевич, придерживаюсь, совсем другой морали.

– В какой-то степени, ты говоришь правильно. Но не лги себе, Ирочка. Всё же, я прожил на земле, вот уже, почти четыре десятка лет, и в людях немного разбираюсь.

– Ты хочешь сказать, что я…

– Господь с тобой. Я только хочу сказать, что ты сильная, темпераментная женщина. Может быть, тебе не всегда везло с мужьями и любовниками. Они были слабее тебя. Это явно. Я вижу, я чувству… я знаю.

– Ты – прямо экстрасенс какой-то, а не подполковник в отставке.

– Нет, Ирочка, я, всего лишь, майор мотострелковых войск. Не такой уж и молодой, но еще, очень даже, способный носить оружие.

– Оружие не носить надо, а уметь пользоваться им, достойно применять его на практике… в случае необходимости. Видишь, Аркадий Дмитриевич, я так чётко сформулировала пожизненную задачу всех суперменов, что получилось не хуже, чем в воинском уставе.

– Что ж, Ирочка, я готов… оказать тебе сексуальную поддержку. Не обижайся, но я обратил внимание, что под халатиком у тебя не имеется никакой одежды – ни бюстгальтера, ни плавок.

– Наглость твоя, дяденька, не имеет предела! Но ты прав. Мне тут некого стесняться. Не парня же юного и девушки не разговорчивой, которые шарахаются по всему поезду в поиске сексуальных приключений. А ты, Аркадий Дмитриевич, уже, как говорится, возможно, и выпал из эротической обоймы. Уверена, что там, в штанах, у тебя уже давно ничего нет. А если и есть, то в висячем положении, «на полшестого».

– Обижаешь, Ирочка, – Аркадий Дмитриевич сунул руки в карманы брюк.– Да, вроде, чего-то пальцами ощущаю. На наш век с тобой хватит. А был бы я не культурным и не воспитанным человеком, то сказал бы: «Слава Богу! Бог даёт!» и так далее. Но я такой пошлости не произнесу, потому что скромен и застенчив с раннего детства.

Сказав это, Аркадий Дмитриевич, встал с сидения, расстегнул брюки и вывалил своё «хозяйство» прямо на столик.

Сначала глаза Ирины расширились, как бы, от удивления и негодования. Но потом взгляд её потеплел, и рука инстинктивно потянулась к «инструменту». Он почувствовал тепло её пальцев, от чего фаллос стал более твёрдым и… готовым к работе.

– Какая прелесть! – С явным одобрением заметила она.– Я держу его с удовольствием. А ведь это не в моих правилах.

Он раздвинул полы её халатика и засунул два пальца правой руки в её влагалище. Левой ладонью он крепко сжал одну из грудей, выпавшую наружу. Прижался губами к соску.

– Там… у тебя уже всё мокро.– Аркадий Дмитриевич тяжело дышал.– Ты, молодец, Ирочка! Ты – целеустремлённый… человек. Ничего, что мы давно уже с тобой перешли на «ты»?

– Нормально. Да ведь и тоже. Само собой, как-то, получилось. Но, может быть, пока нам не надо такого делать? – Истекая истомой, она закатила глаза и тяжело задышала. – Может быть, завтра.

– Нет, надо, и сейчас!

– Дверь в купе, хоть заперта?

– Да! Может быть…

Он наклонил её лицом к столику. Ирина легла на него грудью. Аркадий Дмитриевич умело и быстро всадил, куда положено, свой «дротик». Она, то ли от боли, то ли от удовольствия, не так громко вскрикнула.

Ирина Трофимовна застонала, активно шевеля своими, не столь уж и малыми, бёдрами. Половое соитие они завершили относительно быстро. Это было продиктовано «экстремальными» условиями их сближения.

Элегантно, на ходу вырабатывая милую и даже очень обворожительную улыбку, по коридору вагона шла с огромным подносом в правой руке проводница Маша. В синей форменной одежде. От роду – двадцать пять лет. Брюнетка. Да и надо заметить, что она была не дурна собой.

На подносе тихонько, в подстаканниках, позвякивало не менее двадцати стаканов с очень горячим чаем. Походка её почти грациозна. Никуда не денешься. Тут прослеживалось явное и неукротимое желание быть неотразимой, даже при исполнении служебных обязанностей.

Но поезд, будь он трижды не ладен, пошёл на поворот. И, как раз, в это время она собиралась левой рукой открыть дверь третьего купе… Разумеется, поднос со стаканами опрокинулся прямо ей на живот. Стиснув зубы, облитая кипятком, Маша стойко и мужественно упала на пол. На её теле меланхолично плясала груда стаканов и подстаканников. На пол по вывалившимся наружу грудям ручьями стекал горячий чай.

На шум и грохот среагировал только один человек, её напарник и сменщик, проводник Гриша. Гражданин с постоянно очумелым и пытливым взглядом. Когда по ночам иным господам и дамам снятся именно такие субъекты, то имеется множество случаев, что те уже и не просыпаются. Как бы, лень… открывать глаза. Да и стоит ли путешествовать из одного кошмара в другой? Ведь когда очнёшься, то не ровен час, увидишь и наяву нечто такое, от чего опять захочется резко и стремительно потерять сознание.

Образно сказать, её напарник Григорий, никогда не числился в «аполлонах» всякого рода и вида, но это не мешало ему честно трудиться проводником на пассажирских поездах РЖД. Долговязый, худой, с рябым лицом, с крючковатым носом, но двадцати семи лет… от рождения. Хотя, если привыкнуть к Грише, то и он покажется обворожительным. Ведь не просто парень, а молодой человек с пышными чёрными усами.

Одним словом, на полном бескультурье и подмосковная летучая мышь – политолог. При этом она ещё и с телеэкранов что-то ещё и говорит. Причём, её звать по-человечески. К примеру, там, Оксана или Мария. Да уж, пора привыкнуть к тому, что и заокеанские «сказки в России становятся кошмарной явью. Как будто, своих кошмаров мало.

Так вот, добрый и надёжный Григорий выскочил в коридор без… ничего, то есть абсолютно голый. Таких вот именно, обычно женщины и рожают. Не в одежде… Есть, конечно, исключения. Это те самые удачливые, что появляются на свет в рубашках и даже с огромными счетами в… зарубежных банках. Но те, по жизни, проходимцы и потребители. Так в народе говорят… Кто знает, может, и врут… огульно. Может быть, их папы и мамы, дедушки и бабушки совсем не воры и разбойники, а честные и добрые бизнесмены. При этом они – истинные патриоты Отечества, презирающие зелёные бумажки, обеспеченные только «ценностью» бомбардировок и угнетения многих народов Земли.

Назад Дальше