— Шеф, дай стрельнуть, обещал ведь. Ты и так уже двух зайцев проморгал.
— Ну, раз обещал, так и быть, только осторожно… Кстати, где твой дружбан школьный подевался?
— Да-а-а… он пошел своего Моцарта ловить, тот куда то к мосту рванул:
— Держи, Витька, — даю ему ружье, сам за спиной на всякий случай спрятался, хер знает, что у него на уме. — Одного выстрела тебе хватит.
И, только собрался ему инструктаж провести, мол стрелять только по четко видимой цели, на людей не наводить, ладонь на срез ствола не ставить…, хрен там. Не успел даже рот приоткрыть — из кукурузы вдруг здоровенный такой зайчище как прыгнет, Витька, — бах! — и прямо в голову его положил.
— Ну ты снайпер, однако, — я аж офигел, — поздравляю, Виктор, с удачным выстрелом. Иди забирай трофей.
Витька к зайцу пошел и кричит:
— Шеф, иди глянь, заяц какой то неправильный. В ошейнике.
Я глянул и офигел еще больше:
— Это, Витя, — говорю, — не заяц. Это Моцарт, которого твой школьный друг Роланд у моста ищет. Тут даже на ошейнике табличка есть с надписью по немецки и номер телефона. Сейчас я позвоню.
— Подожди, шеф, не звони. — Витька взмолился. — что я другу скажу?
— Придумай легенду, мол, он на тебя напал, а ты защищался.
— Легенду?…, -Витька заметно взбодрился, — Легенда проста: потерялся Моцарт и все тут. Сейчас я его через канал вон в тот куст шиповника закину… Тут всего четыре метра будет. Пусть ищет, хрен найдет… Помоги раскачать, шеф.
— Еще чего. Всю жизнь мечтал дохлого пса на четыре метра кинуть. Это не мой вид спорта. Ты убил, ты и избавляйся от тела.
Витька пса за лапы взял. В правую руку — переднюю, в левую — заднюю лапу. Стал раскачивать. Я мысленно амплитуду просчитываю, похоже правильно качает — головой вперед полетит.
— А у тебя, Витек, хорошо получается, — смеюсь, — сразу видно почерк профессионала. Только бросай бережно. Японский мотоцикл как-никак.
— Мужики, вы тут Моцарта не видели… — это Роланд вдруг за спиной появился. — а что вы тут делаете…
Витька так на взмахе с Моцартом в руках и замер.
Будь Роланд не банальным кухарем, а живописцем или поэтом, непременно был бы очарован сложившейся композицией: волшебные синие горы, безмолвные белые поля, желтая стена кукурузы и на фоне этой красоты — возбужденный Витька с дохлым псом над головой.
— Понимаешь, Роли, тут такая клизма вышла… — Витька начал легенду развивать.
Но Роли живописцем не был, ничего понимать не хотел, и тем более слушать про клизму. Неожиданно выхватил ружье из моих рук и к витькиной башке приставил. Благо, я второй патрон в ствол не закладывал, иначе одним подсобником на Закарпатье стало бы меньше.
— Убью, падла!!! — кричит немецкий гость русским матом, — да я всю душу в эту собаку вложил!
— И девять тысяч евро, — это я масла в огонь подливаю.
— Ролик, успокойся, — Витька осторожно пальцем ствол от виска двигает. — У нас тут таких моцартов — полдеревни. Я тебе щас с десяток притащу. Могу даже им задние ноги сломать. Пусть немецкие ветеринары опять тренируются. Титановые шурупы в собачьи кости ввинчивают.
— Я тебе в череп шурупы ввинчу, — Ролик зубами скрипнул.
— Ролик, ты только не нервничай, — Витька голубые глаза на ствол скосил, — от нервов заболеть можно. Вот у меня соседка, тетя Лида, тоже разнервничалась, когда от нее дядя Петя ушел. Так страдала, что к утру у нее настоящая борода выросла. Ты не поверишь, есть такая болезнь: у некоторых женщин от стресса начинает борода расти. Прикинь, подошла утром к зеркалу — а на лице борода. Теперь уж дяди Пети точно не видать. Ну, она по глупости ее сбрила, и зря. Доктор потом объяснил, что не надо было этого делать. А дядя Петя на следующий день вернулся. Оказывается он и не уходил совсем, а пошел в лес за грибами и заблудился. Но уже поздно, хули делать: тетя Лида с бородой теперь. Она ее поначалу брила, а потом перестала, оно и понятно — не женское это дело, бриться. Стала с бородой жить. Тетя Лида с бородой, дядя Петя с бородой: Так я этих соседей через год перестал различать. Так и говорю теперь обоим — "Здравствуйте, тетя Лида"…
Не ясно, то ли вербальные технологии подействовали, то ли витькины глаза цвета адриатического моря, но Ролик вдруг обмяк, отдал мне ружье и отобрал у Витьки Моцарта.
— Похоронить надо, — Роланд ошейник с пса снимает, — все таки геройски погиб. На охоте.
— Кстати, Сальери, можешь расслабить сфинктер — ружье незаряжено. Повезло тебе… — успокаиваю Витьку.
Пошли к охотничьму домику место для могилки выбирать.
— Ты, Виктор — изощренный маньяк, — донимаю своего оруженосца по дороге. — Если до этого на тебе висела Линда, белая коза и еврейская курица, то теперь можешь еще и невинно убиенного Моцарта добавить. Кто будет следующим?…
Пока Роланд старой лопатой ковырял ямку за домиком, мадьяры уже костер развели, лука с перцем начистили, котелок с водой на огонь поставили и вовсю горланили венгерские песни. Красное вино, аккордеон и три убитых зайца были прекрасным завершением зимнего дня. Допрошеный Витька после короткого, но справедливого суда был приговорен к исправительным работам на кухне.
— Будешь зайцев потрошить, — кузнец ему свой кованый нож из инистого железа дает, — только не порежься. Он очень острый. Я им двух кабанов за раз ошкуриваю.
— Все будет джуки-пуки, пацаны. Я ж без пяти минут хирург.
Увидев Витьку с ножом, я решил не искушать судьбу и отправился за сарай помогать Ролику рыть могилку. Роланд с завидным упорством царапал мерзлый грунт и яростно чертыхался:
— Забрал бы дьявол этого Витьку-черта. Он, скоморох дешевый, со школы мне портит кровь. Если все его фокусы вспомнить, книгу можно написать… Теперь, мерзавец, Моцарта моего в могилу загнал.
— Да плюнь ты, Роланд, он ведь не специально, — оправдываю Витьку, — идем лучше горячего бограча покушаем. Рецепт себе зарисуешь… Успеем твою псину похоронить.
Роланд печально вздохнул, отложил лопату и направился к охотникам. Разделанные зайцы один за другим попадали в кипящий котел и аромат прянностей щекотал ноздри. Витька при свете фар ловко ошкуривал последнего зайца.
Первый тост подняли не чокаясь. За упокой собачей души Моцарта. Слегка погрустили. Второй тост был за тех, кто еще жив, вопреки законам природы. При этом все почему то посмотрели на Витьку. Ну, третий традиционно — за любовь. После четвертого Ролик слегка повеселел и даже пытался напеть какую то тирольскую песенку. При этом все активно уплетали вкуснейший бограч-гуляш и жизнь становилась прекрасна…
— О! Похоже мне дробинка попалась, — вдруг радостно воскликнул Роланд.
— Это к счастью, — кузнец говорит, — ну ка дай гляну, что за калибр.
Взял, крутит в руках:
— Что то странная дробинка, — об штанину вытирает. — На шуруп смахивает. Причем, непростой шуруп. Легкий и крепкий, похоже на титановый сплав, я в металлах разбираюсь.
— Вы че, мужики, шурупы вместо дроби в патроны сыпете? — Витька смеется.
Но смеется как то неестественно, чересчур натянуто. Тут опять все на Витьку посмотрели, а я спрашиваю вкрадчивым голосом:
— Витюша, дружок, а ты куда мертвого Моцарта положил?
— Как куда, шеф, к зайцам: но там темно, сумерки, в темноте их хрен разберешь, а у меня куриная слепота…и нож острый…из инистого железа… я предупреждал…
В морозном воздухе повис терпкий запах мордобоя.
— Ах ты ж гнида!!! — вдруг кинулся на друга Ролик с миской через весь стол.
Никто его сдерживать почему то не стал.
Далее последовала некрасивая сцена, после которой я в корне изменил свои представления о немецкой методике воспитания. Роланд усердно колошматил Витьку миской по голове, мадьяры плевались, а меня слегка подташнивало.
— Если раньше, Виктор, меня интересовала ударная сила сопли при вылете из носовой пазухи, — я наблюдаю за процедурой насилия над подсобником, — то теперь меня занимает твоя способность столь длительное время оставаться в живых. Ты просто какой то мультипликационный персонаж, которого все пытаются убить, но безрезультатно.
После сеанса целительных побоев к Вите ненадолго вернулся разум. Почесывая ушибы на голове, он изрек философскую мысль:
— Охота — жестокая штука…ну ее в пень… Может, шеф, на зимнюю рыбалку махнем. С ракетницы постреляем, я у бати возьму. Уху сварим. Я озеро хорошее знаю с крепким льдом.
— Видишь ли, Витя, я на пару секунд представил тебя на льду с ракетницей и ледорубом в руках и мне вдруг расхотелось рыбачить. Пожалуй, самым безопасным развлечением для тебя будет просмотр футбола по телевизору. Сегодня вечером "Карпаты" с "Металлургом" рубятся, полчаса до матча осталось. Если быстро доешь свой "хот-дог", то может быть успеешь.
— Так можете у меня посмотреть, — кузнец говорит, — я сейчас дочке позвоню, пусть антенну настроит.
А Моцарта мы все же похоронили, не целиком, конечно, только кости и шуруп. Остальное у охотников по организму рассосалось. Витька было открыл рот с целью озвучить одну идею, но я это пресек на корню. Кстати, мне в миске скоба титановая попалась и, что бы вы не подумали, что я вру, вот, смотрите: она у меня на ключах вместо брелка теперь.
— Ну, а че дальше то было, — Патефоныч титановый брелок изучает.
— А дальше было совсем зашибись, — отвечаю, — Поехал Витька с Роликом к кузнецу футбол смотреть. Кто выиграл я не знаю, да это и не важно… Кузнец с Витькой напились пива и поочереди стояли на воротах. Воротами послужил плазменный телевизор с большой диагональю, а мячом пивная бутылка. Роланд же сначала помогал кузнецовской дочери на чердаке антенну настраивать, а поутру был обнаружен абсолютно голым в ее кровати. Кузнец сначала вспылил, но Роланд, оказался человеком честным и благоразумным, поэтому сразу, не одевая трусов, попросил руки его дочери. Так и уехал в Германию Ролик с молодой невестой вместо собаки. А Витька был свидетелем на свадьбе. Так, Витюха?
— Истинная правда, шеф. Женили дурака…Так что, нам пожрать дадут?
(фрагмент)
© Copyright: Валдис Йодли, 2012
Свидетельство о публикации № 21204041838
Горы, баня и суровая старость Розалии Карловны
Над снежными Карпатами сияло ледяное солнце, а мы катились в катафалке на лыжный курорт Буковель. Мы — это я, Витек и Роланд. Мой верный Йончи остался дома с молодой женой, а Витька вполне мог справиться с работой, которую поручил нам Патефон. Работа была проста: установить подоконные плиты и затереть аккуратно швы на собраном камине. Камин был давно сложен в нужном месте, а именно в гостиной небольшого домика с рубленной банькой, оставалось лишь навести гламур. Ну, по наведению гламура мне нет равных. Тем более если рядом Витек… Для разнообразия Витька взял с собой лучшего школьного друга Роланда. Роланд тоже был не один — с ним передвигалась небольшая псина. Чувствуя угрызения совести после непредсказуемой гибели несчастного Моцарта Роланд усыновил, вернее удочерил некрупную собачку по имени Эльза.
— Настоящая китайская чихуа-хуа, — уверял Роланд, поднося собачку к самому Витькиному носу, будто тот мог различать породы по запаху.
— Не матюкайся, — говорил Витька и морщился. С собачками у него не складывалось. Собаки тоже плевать хотели на Витьку. Как правило, их встреча всегда заканчивалась печально и, конечно, не для Витьки. Балерина с домкратом смотрелась бы более органично, чем Витька с собачкой… Но только не в этот раз. В этот раз, пацаны, скажу Вам прямо — собачка вернулась назад в Германию целой, невредимой и даже посвежевшей. И это благодяря мне. Предполагая последствия нежеланного контакта, я старался постоянно держать Эльзу и Витька на расстоянии, поэтому в машине мы ехали так: Витек за рулем, я посередине и Роланд справа с Эльзой в рюкзаке. В горах стоял крепкий мороз, поэтому на Эльзу был натянут изящный бирюзовый свитерок.
— И чего это Патефон забрался в такую глушь? — ныл Витек крутя баранку, — какого лысого ему камин в горах приснился?
— Это он для любимой тещи старается, — объяснял я Витьке, — Лечебную избушку ей в горах построил, баню с процедурным кабинетом, ингаляционную камеру…. че там, бабла есть немеряно — можно повыеживаться.
А теща у Патефоныча была непростая. Суровая мадам с железной волей и несгибаемым авторитетом. Правда, здоровьем хилая. Но сердобольная. Очень любила зятя и очень о нем заботилась. Следила чтобы он держал вилку в левой руке, сморкал сопли в платочек и писял на унитазе сидя, чтобы ночевал дома и все честно украденое бабло приносил опять же домой. Чтобы ел, но не пил. Чтобы цвел, а не гнил. Спал, но не храпел. Срал, но не пер… ну, Вы поняли… Патефон от этой тещиной заботы не то, чтобы сильно страдал, но был в напряге. Здоровье у Розалии Карловны было слабое, а нервы у Патефоныча — крепкие. Он любил Ленку и потому терпел. Еще бы — у всех корешей были тещи как тещи. Непритязательные. Скромные. Понятливые. Быстренько состарились, покашляли и вовремя умерли. Эта же надумала неприлично долго хворать. Если у нее не болела печень, то у нее стреляло в ухе. Печень пришили новую, ухо продули. Если не щемило под лопаткой, то пощелкивало в локте. Под лопаткой помассировали, в локте поскребли. Если не тянуло в позвоночнике, то дергался глаз. Позвонок отрегулировали, глаз подшили. Ничего не помогало — теща интенсивно болела и хирела. Когда не болела, то хирела еще быстрей. Пока хирела успела оплакать трех мужей, кстати, умерли здоровыми, и двух племянников. Теперь собиралась замуж в четвертый раз, но после того, как разгрузила на даче шесть тонн бетона при помощи одного оцинкованого ведра совсем ослабла. К тому же у нее стало скрипеть в левой коленке. Патефон, благородный зять, продал ломбард и отправил тещу в Израль ремонтировать колено. Доктора-евреи поставили синтетический уплотнитель и смазали мениск, но нашли ожирение правого полушария мозга и инородные тела в деснах. В коленке пропали скрипы, зато от морской воды у Розалии Карловны стало ломить суставы. Провели липосакцию мозга, десны имплантировали новые, в качестве бонуса нататуировали давно выпавшие брови, однако заменить все суставы современная медицина не решалась и Петифан понял, что если он скоропостижно не вылечит любимую тещу, то Розалия Карловна будет еще скрипеть, дергаться и щелкать лет эдак пятьдесят.
Тогда Патефоныч продал казино и автозаправку в городе и построил домик в горах. С баней и колыбой. В бане было все: процедурные кабинеты, позвоночные вытяжки и бальнеологические ванны. Грязь завозилась специально из Турции, вода из Баден-Бадена и специальные врачи из Америки. Те, которые лечили Майкла Джексона. Оставалось шлифануть мелочи и можно было переселять тещу. Вся надежда была на нас…