— Нельзя так себя вести, — добродушно упрекал Витьку врач-травматолог, накладывая ему гипс на руку. — Надо уметь контролировать эмоции. Не раздражайтесь по пустякам, держите себя в руках. К Вам пристают, а Вы игнорируйте. Самоконтроль, внутренний самоконтроль.
— Во-во, прислушайся к доктору, — говорил сидящий напротив здоровенный гопник. Рядом лежали сплющенные наушники. Медсестра бинтовала парню голову и он морщился от боли. Похоже, "хобот" достиг таки цели и слегка сдвинул мозжечок у хулигана. — А то чуть что, сразу руки распускать…
Всю ночь Витька обдумывал слова доктора, осмысливал свой внутренний мир, развивал самоконтроль и с утра пораньше принялся всех игнорировать. Особенно умело он игнорировал Йончия, когда тот просил его замесить клей для плитки. К концу рабочего дня Витька научился игнорировать даже меня. После работы, ближе к вечеру он стоял с загипсованой рукой на автобусной остановке в Павшино когда его обступили несколько небритых парней.
— Семки есть? — поинтересовался один помельче.
Виктор молчал.
— Эй, загипсованый, ты че, бля, мумифицировался? — мелкий постучал костяшками пальцев по гипсу. — Смотрите, пацаны, фараон Тутанхамон….- все дружно заржали и один, в темных очках, вылил Витьке на голову остатки пива. У Витьки бешено колотилось сердце, он мысленно уже сломал два носа и выдернул один кадык, но виду не подавал.
"… Игнорировать, буду игнорировать, — думал Витька, — истинная сила бойца сокрыта не в кулаке, а в душе его. Всех в игнор, нах..". Тем временем пацаны стали слегка раскачивать Витьку из стороны в сторону, надели на него черные очки и что то плели про утреннюю эрекцию и резиновый член. Витька закипал, правая рука слегка подергивалась — это из нее рвалась Хануман. Самый мелкий шумно вдохнул в себя воздух и обильно высморкался на витькины джинсы. В груди у Витьки сильно жгло и мир, в очках и так темный, вдруг сузился и погас. Если бы один из подростков вовремя не поймал его на руки, то Витька падая разбил бы себе голову о бетонную урну.
— Инфаркт миокарда, — говорила женщина-врач, разглядывая длинную бумажку. — Что Вы так, Виктор Филипович, себя не бережете? Нервничаете. Хорошо что ребята сердобольные попались, привезли Вас в отделение.
— Ты это, …че не сказал, что нездоров? — спросил один из "сердобольных", стоя у стекляного шкафчика. — может тебя домой отвезти, Тутанхамон?
В течении следующей недели игнорирования Витьку еще два раза привозили к тетеньке-кардилогогу с остановками сердца, после чего она заявила:
— Послушайте, Виктор Филипович, если Вы будете и дальше подвергать себя таким стрессам, то до конца месяца не дотянете. Не держите в себе эмоции, выплескивайте их наружу. Выплескивайте.
Витя стал выплескивать эмосии. Мизинец сросся и "хобот" стал опускаться на "траву" с удвоенной силой. С разных концов города в больницу периодически поступали поврежденные гопники. Травматология была переполнена, городской хирург устал складывать бандитские черепа и зашивать порваные ноздри, но в сентябре уже можно было ходить по ночным улицам не тревожась. Мамы отпускали детишек в школу со спокойной душой и мысленно благодарили неизвестного блюстителя городского порядка.
Однако, этот район, Борок-Телеп, был еще Витькой неизведан, поэтому смуглая шпана начинала борзеть все больше.
— Кольцо сними, лысый, — вплотную ко мне приблизился длинный. — А то щас зубы выплюнешь в…
Однако, куда я выплюну зубы осталось тайной, потому что длинный вдруг получил оглушительный удар в голову откуда то сзади большим белым предметом. Двое пожмаканых резво кинулись в стороны как тараканы на кухне при включеном свете.
"О, Витька пришел, " — подумал я облегченно. Но это был не Витька. Большая яркая женщина виртуозно лупила длинного белым пакетом по башке и, судя по звуку, в пакете была пустая кастрюля.
— А тэ боссом курво!!! -грозно кричала разноцветная цыганка, — Дьоршон дере хозо!!! Отец его по всему району ищет, а он, фюэ, к порядочным людям пристает. А ну домой, подлец!!! А тэ курво!!!
Удары сыпались на длинного с такой скоростью и под такими углами, что Брюс Ли мог бы аплодировать стоя с расширенными глазами. При этом цыганка умудрялась свободной рукой качать коляску с маленьким ребенком. Мелодичный звон пустой кастрюли дополнял отборный русско-мадярский мат, выстреливающий из золотых зубов женщины как из крупнокалиберного пулемета. Прикрыв посиневшую голову руками, длинный на полусогнутых ногах шустро посеменил к дому.
— Пойдем, шеф, потянул меня Йончи за рукав, — не будем мешать семейной беседе.
Из под навеса донеслось досадное ерзанье. Волосатый опять принялся тыкать финку в арбуз. Мы ушли.
— Как думаешь, Йончи, — спрашивал я у Йонаса на следующее утро, — проскочил Витька через мостик?
— Стопудово проскочил, — ответил Йони, выкладывая на полу испанскую мозаику. — Вопрос только лишь в том: "хобот слона или Хануман"?
— Я думаю что "Хануман".
— А я — "хобот слона".
Ближе к обеду пришел Витька. На нем была новая кожаная куртка и на запястье золотые часы. Все наши вопросы он игнорировал.
Потом я узнал, что той ночью в травматологию поступило четверо пострадавших ромской национальности. У всех была одинаковая, но ранее не бывалая травма — проваленая грудная клетка и сломано несколько ребер. В заключении доктор написал, что удар был нанесен твердым тупым предметом круглой формы в область солнечного сплетения. Оказалось, что уже месяц как Витька перешел на третий уровень мастерства муай-тай и освоил сногсшибательный прием — " Цапля кормит ослабевших птенцов". Потом "птенцы" долго учились ходить, а "тупому круглому предмету" хоть бы хны — шапку одел и пошел за кефиром.
(фрагмент)
© Copyright: Валдис Йодли, 2012
Свидетельство о публикации № 21204041651
Искусство выживания в Одессе
…и ежики в кошачьем молоке.
Мир катился в бездну. Горели заводы, разбивались самолеты и тонули корабли. Над цивилизацией нависла черная тень экономического кризиса. Вчерашние короли планеты были на пороге дефолта и костлявая рука инфляции все крепче сжималась на финансовых артериях человечества. Купюры стремительно превращались в разноцветную бумагу, иссякали запасы нефти и газа, граждане пилили на дрова реликтовые голубые ели и лихорадочно скупали золотые изделия. Подорожала водка… А я и не знал.
Об этом мне рассказал Роланд, витькин школьный друг. Он сидел в железнодорожном купе напротив меня, держа в расцарапанной руке капающий на скатерть пакетик чая и грозно вещал:
— Скоро всем кранты, Валдис. Еще пару лет социум протянет по инерции, а потом все — рухнут основы общества, начнется анархия, небо потемнеет от дыма и улицы от мародеров. Наступит БП.
— Шо за хрень? — встрепенулся на верхней полке Витька. — БП — это Больная Печень, что ли?… А может — безалкогольная водка?
— Ага… Бритая Пилотка… дурак ты, Витюха, — надулся Ролик. — Это аббревиатура такая. Большой Песец означает. Конец всего. Амба. Полный хаос и развал. Деление на Ноль и зомби-Апокалипсис одновременно. Закончится календарь Майя и Земля превратится в бесцветную слизь. Жрать будет нечего. Понял, осел?
— Нифига себ-е-е-е, — протянул Витька и, почувствовав реальную угрозу жизни, принялся жевать кусок сала изредка сплевывая вниз кусочки целлофана. — Ролик, ты меня вгоняешь в депресняк. Не шути так.
А Ролик и не шутил. Он был до неприличия серьезен и излагал проблему с глубоким знанием предмета. Уже больше года Роланд штудировал тему скорого краха цивилизации и на некоторых интернет-форумах считался признанным экспертом. А так как Роланд был еще и хорошим поваром, то экстремальная куллинария была его коньком. На Ганзе он вел раздел " Ешь, пока шевелится. Жуй, пока растет". Но особое признание у сотоварищей он получил после того, как провел месяц с легендарным Беркемом на карельских болотах. Там, под наблюдением опытного инструктора, он жрал мяту с мошкарой, кипятил воду в презервативе и добывал огонь трением. Научился печь котлетки из сушеных кузнечиков и фильтровать воду через носки. Высасывал из пиявок кровь. Прожил бы, возможно, и дольше, но эксперимент пришлось срочно прекратить после того, как коварный Беркем попытался ночью откусить ухо у спящего Ролика. Откусить хотел, однозначно, с целью поедания. Этот Беркем аль-Утоми, скажу я Вам, был еще тот "фрукт": годом ранее сожрал непальского проводника в Гималаях, хотя всем наплел, что проводник упал в ущелье, а сам Беркем питался лишь орлиными яйцами и личинками мух. Спустившись с гор, он переоделся женщиной и прошел Монголию в шапочке из фольги, истребляя по пути всех мышей и ящериц, которых выкуривал из нор вонючим дымом. Затем, в Казахстане украл верблюда, пил из вены его кровь и, перейдя пустыню Кызылкум с анальным НАЗом, скушал верблюжьи внутренности прямо в сыром виде. Побродив по пескам, прибился к местным пастухам, долго пас уйгурских овец и так, с овечьей отарой, дошел до российских границ. Овец конфисковали русские пограничники, но Беркем, воспользовавшись суматохой, незаметно проник на одну шестую часть земли. На электричках, под видом буддийского монаха, пересек Россию и теперь давал "уроки сюрвивайла" для всех желающих выжить в Карелии. Правда, после того как по окончании курсов журналисты недосчитались нескольких участников проекта, гуру-Беркему пришлось быстрой походкой уйти на север, в сторону Финляндии. Однако Ролланд прошел карельские курсы успешно, съел ведро лягушек, спас собственное ухо, выжил и готов был делиться бесценным опытом.
Теперь он трясся с нами в сторону Одессы и поливал окружающих потоком шокирующей информации. Я пил горячий чай с сахаром и внимательно слушал. Йончи спал на верхней полке. Он всю ночь играл в карты с седым старичком из соседнего купе и теперь отсыпался. Рядом на вешалке висел выигранный трофей — велюровый пиджак сиреневого цвета.
— Финики, — убеждал меня Ролик, — прекрасные плоды. Не только мякоть, но и косточки можно употреблять в пищу. Еще грозный воин Мохаммад во время голода научил своих соплеменников молоть финиковые косточки в муку и печь лепешки… Кстати, американский спецназ тоже это взял на вооружение — от арабов переняли. И великий Фирдоуси упоминает в "Книге Царей": "…Суть в том была, что люди раньше не были избалованы, довольствовались простой пищей, ели коренья, злаки, молоко от скота домашнего, лепешки из финиковых косточек. Див же взялся готовить мясо — и птиц и четвероногих тварей, дабы…"
— Херня эти финики, — отозвался сверху Витька, — у меня знакомый был, спортсмен-вегетарианец, тоже вот на финики с изюмом подсел… Чуть не помер от этой финиковой диеты. Прикинь, шеф, нет чтоб пельменей покушать и на диван, так хули, режим у него. Полкило фиников проглотит и бегом на стадион, круги мотать. Я ему говорю: — Расслабся, Славик, пей пиво, а не то подохнешь… Так и получилось: начал у него живот болеть и раздуваться. Чем больше бегает, тем больше опухоль растет. Финики жрет, а рези в животе дикие… Отвезли в больницу. Доктор этому Славе брюхо вскрыл, а там, пацаны, вы не поверите — из финиковых волокон целый клубок скатался. Размером с кулак. Застрял в желудке, хрен высрешь… Еще бы пару дней и все — выросла бы на славиной могилке красивая финиковая пальма. Славик теперь опомнился: пиво, чипсы, телевизор — все как у людей. Клубок свой засушил и в сервант поставил… А ведь мог помереть, дуралей.
После этих слов Витя свесился с верхней полки вниз и стал тыкать куском сала в круглую коробку из под шоколадного торта. Теперь там находились сладкие коричневые крошки и Витя ловко отправлял их в рот. Вчерашний торт был вкусен, съеден быстро, но, несмотря на это, я все же был невеселый и злой. По правде говоря, поселяя Витьку на верхнюю полку купе, я лелеял тихую надежду на то, что ночью он рухнет головой на столик, раскроит себе висок и у меня на одну проблему под названием "подсобник" станет меньше. С этой целью я даже расставил на столе пустые стаканы из под чая… мелочь, но шансы на летальный исход Витьки в потусторонний мир сильно возрастали. Но Витька не упал, голову не разбил и теперь кушал сало с шоколадными крошками. А я, потягивая чай, философски размышлял о том, что коль уж Творец выплеснул на поверхность бытия такое существо как Витя, значит где то должна быть сокрыта некая неведомая цель для которой сей гоблин с улыбкой дауна предназначен… Потому что с видимой целью было все понятно: мы направлялись в славный город Одессу к моему старинному другу Вениамину.
Мой приятель Вениамин был шутник известный на всю сырецкую округу. Хотя, почему "был"? Он до сих пор живой и даже шутит. А веселый нрав у него не потому, что он живет теперь в Одессе, туда его из Киева случайно занесло, а просто потому что он потомственный еврей. А впрочем, если ты больше месяца прожил в Одессе, то будь ты хоть румын, турецкий подданый, татарин или негр, неважно: …ты уже немножечко еврей. Но этот интересный факт я не сразу обнаружил: тогда, в конце восьмидесятых, не было еще межнациональной розни, этнических конфликтов и я по форме члена не делил друзей. А было нас три друга — я, Вениамин и Федя-Фантомас. Мы вместе поступили в институт, мы вместе тискали девченок по аллеям и вместе призывались в армию служить. В те времена служили и студенты. По возвращении домой мы оказались в новом государстве — Союз трещал по швам, гремел Нагорный Карабах, повсюду был бардак и стало модно нелюбить евреев. Я тоже, чтобы быть в струе, стал медленно евреев ненавидеть, а Федор, он оказался генетическим хохлом, меня, конечно, поддержал. И, однозначно, Веник за компанию к нам присоединился и каждый день развлекал нас новым анекдотом про самого себя… С моей идентификацией было чуть сложней и потому меня назначили кацапом. В лысом Фантомасе, напротив, резко выбились хохляцкие черты. К примеру, он мог нас пригласить на день рожденья и, прийдя к нему домой, мы обнаруживали на столе пустую упаковку от торта. А Фантомас тем временем лежал счастливый на диване и бренчал гитарой. Вот ведь ненасытливая сволочь.
— Апофеоз украинского жлобства! — огорченно говорил Вениамин, — Сожрать всухую торт! И без друзей!
— Ну пацаны… я ничего не мог поделать, — пел под ноты Федор, — Во мне взбурлила гетьманская кровь казаков запорожских…. А может быть и жмеринских жлобов. Я даже сам не знаю, как это случилось.
— Тогда во мне бурлит кацапская душа, — я открывал принесенную водку и начинал пить жадно из горла, — расейский нрав, простите пацаны…
— Ты, бля… моцкаль еще нашелся,… да по тебе Каунас рыдает. Все, мужики! Жидомассонство победило! — Веник доставал из поздравительной открытки две пятидолларовых бумажки, принесенные имениннику в подарок и клал себе в карман, — ты, Валдис, негодяй и ты пойдешь за водкой.
— А кто пойдет за водкой нам покажет поединок, — я вынимал колоду карт. — Фантоцци, не тяни, раскидуй преферанс.
Так, по ночам, за карточной игрой в нас росла этническая ненависть и злость.