- Вов! Ну скажи, как ты это делаешь? Я никому не скажу.
- Капитана забыл выгнать из комнаты.
Гена с размаху бьёт себя кулаком по голове.
- А король?
- Что король? Я сам чуть не офигел.
16. Взаимопомощь.
Генерал был такой сволочью, что вторую такую в радиусе многих километров не найти. Каким-то боком он касался нашей бригады и регулярно приезжал с так называемыми проверками. Скорее всего, его просто выгоняла из дому генеральша. И он жил в нашей гостинице неделями, питался в нашей столовой. Причём из солдатского котла не ел. Брезговал. Просто каждый день заказывал прапорщику, заведующему столовой, того, чего ему хотелось бы откушать. Прапор со слезами жаловался нам, что уже и сам не может взять продуктов домой, потому что эта толстая скотина сжирает по курочке в день.
Насытив своё чрево, генерал усаживался в беседку посреди части, рядом с помещением дежурного и устраивал себе развлечения в виде чтения нотаций какому-нибудь офицеру, на свою беду посмевшего пройти неподалёку. Весь офицерский состав передвигался по части короткими перебежками, от одного угла к другому. Либо обходили опасное место через автопарк. И только солдаты веселились, глядя на эти новации.
Принесли черти этого генерала и на наши учения. Привычек он менять не стал. Закусив курочкой, опять сел в центре лагеря и ловил зазевавшихся офицеров. Я иду по своим делам и вижу группу офицеров, спрятавшихся за толстым деревом и мрачно переговаривающихся. Подхожу и выясняю, что генерал поймал опять офицера и "беседует" с ним, а они как раз хотели выкушать немного огненной воды из старых запасов.
- И сколько уже беседуют? - спрашиваю.
- Полчаса уже. И конца этому не видно. Хрен ли этому козлу, чем заниматься!
Я выглянул из-за дерева. Генерал, помахивая ладонью чего-то вешал на уши вытянувшемуся перед ним подполковнику. Дай, думаю, отличусь. И прошу офицеров дать мне какую-нибудь красную папку. Нашли. Затем снимаю свои погоны (наша полевая форма это допускала) и отправляюсь бегом к центру поляны. Генерал оживился сменой декораций и поднял вопросительный взгляд мне навстречу. Я, не представляясь, бросаю руку к околышу.
- Товарищ генерал! Штаб округа подполковника в секретку, - и, небрежно, большим пальцем показываю на вытянувшегося по стойке смирно офицера.
- Разрешите идти, товарищ генерал! - рявкает подполковник.
Получив разрешение, мы крутанулись на каблуках и с места взяли крупной рысью. Скрывшись за бугром, я хватаю подполковника за полу бушлата.
- Стоять, товарищ подполковник! Это была шутка. Народ там ждёт.
Тот протаскивает меня по инерции метра три. Останавливается, соображает и с размаху врезает ребром ладони по стволу дерева. Смеясь, мы присоединяемся к тем, что были в засаде. Некоторое время офицеры возмущённо обсуждают тему и затем подполковник протягивает мне руку.
- Спасибо, Володя! Ну, сука! Я ему сейчас покажу! Ты с нами примешь на душу? Приглашаем.
- Не, народ, я не пью.
Через пол-часа в лагере поднялась суматоха. Забегали солдаты в полном снаряжении, заревели моторы, а затем колонна выдвинулась из лагеря на большой скорости по разным направлениям, забыв генерала с его автомобилем, который, к тому же, категорически отказывался заводиться, не смотря на то, что два солдата по очереди крутили ручку. Генералу было лень пройти сотню метров пешком до уезжающих, чтобы спросить, что случилось, а посланный солдат, вернувшись, сообщил, что его послали на три буквы. Ужинал в этот день генерал гораздо позже.
17. Оскорбление.
Штабные офицеры и прапорщики стояли на разводе штаба. Это такое мероприятие, где командиру удавалось увидеть всех своих управленцев трезвыми и непомятыми до того, как они попрячутся в своих кабинетах или других, принадлежащих им заведениях, в раздумьях, чем подсластить очередной день, защищая Отечество.
В отличие от солдатского строя в первой шеренге стояли не молодёжь, а самые старые и уважаемые лица. Во второй же переминались с ноги на ногу так называемые не уважаемые. Время было раннее, занудные рассуждения командира части и начштаба их не особо интересовали. Возраст позволял ещё делать шутки, равнозначные средней школе. Да, ко всем тому, до открытия магазина было довольно много времени.
Рассказав последние новости и анекдоты, молодые прапорщики обратили внимание на старого прапора, стоявшего впереди них, с руками, сложенными за спиной. Он был самый старый прапор нашей части. И знал командира ещё лейтенантом. Поэтому и мог себе позволить такую вольность. Даже, по команде "Смирно", он не размыкал рук, а только слегка приподнимал подбородок.
Перемигнувшись, один и молодых прапоров расстегнул ширинку и, дождавшись последней команды "Равняйсь! Смирно!", вложил содержимое в руку старому прапорщику. Тот машинально сжал ладонь, не поняв, что ему поклали, перехватил несколько раз пальцами и, только по последовавшей команде "Вольно! Разойдись!" повернулся поглядеть, что это такое несдвигаемое ему дали. Отдёрнул руку и захлебнулся воздухом от возмущения и вида двух покрасневших от натуги, чтобы не засмеяться громко, прапоров, один из которых методично продевал пуговицы в петли.
Большая часть офицеров уже удалилась и тут хохот вырвался наружу, добив и без того невысокое моральное состояние старого служаки. Когда же он брезгливо бросился к газону вытирать ладонь, прапорщики, еле держась на ногах, поспешили по своим служебным делам.
Старый прапор добежал до кабинета командира части, но в приёмной не нашёл ничего умнее, как сказал, что ему нужно по личному делу. Был тут же просветлён по части Уставов ВС СССР. Прежде всего, надо было обращаться к своему начальнику. Делать нечего, пошёл к майору, заведующему отделом.
- Товарищ майор, меня оскорбили действием!
Майор задержал дыхание, расслабил галстук, оттянул ворот рубашки, приподняв одновременно выпяченную нижнюю челюсть. Все эти процедуры позволили ему остаться невозмутимым. Затем он выпил воды из графина и произнёс:
- Будем докладывать об этом по команде.
И повёл несчастного прапора к начальнику штаба. Оставил его в приёмной и вошёл в кабинет. Минут через двадцать старый хрыч не выдержал и приоткрыл дверь молчаливого кабинета. На столе лежали в беззвучной истерике два старших офицера, махая друг на друга руками, чтобы не шуметь.
Прапорщик злобно хлопнул дверью, плюнул на пол и ушёл.
18. Разбор прыжков.
Капитан, приехавший с ГСВГ был крутее варёного яйца. Сразу нашёл общий язык с начальником спортивной команды и на первых же прыжках, уже примерял на себя Т-4 чужой укладки.
- Ты погляди, как он напяливает на себя подвесную, - буркнул один из солдат-спортсменов проходя мимо меня.
Капитан и в самом деле напяливал.
В самолёте, как обычно... начальник команды прыгает первым для того, чтобы было больше времени для укладки парашюта. Следующим я выпускаю капитана. Тот мешком вываливается из двери и его тут же забрасывает на сальто.
Скрестив руки на груди и сжав ноги вместе, он свистит вниз, делая уже седьмой переворот. Я и прапор глядим на него сверху.
- Пипец! - повернулся ко мне прапор.
- Нет, я ему прибор с превышением выставил...
Но закончить фразу я не успеваю, потому что капитан, уже изрядно приблизившийся к планете, рванул кольцо запасного парашюта. После того, последний раскрылся, сзади выпала оранжевая колбаса основного.
Сверху было видно, как с места сорвался уазик полковника. Ну, вот теперь, точно пипец, подумал я.
Следующим прыгал подполковник - заместитель командира части. Повернувшись к нему, я объяснил заход на круг. Потому что он тоже прыгал на Т-4. Очень внимательно рассчитываю прыжок и выпускаю. Подполковник раскрывается так, как положено. А уазик полковника уже стоит рядом с кругом приземления спортсменов.
Я, выпуская парашютистов, указываю на эту изменившуюся обстановку и напоминаю, что точность надо отрабатывать, как на госэкзаменах. Иначе.... кто его знает, что будет иначе.
Прыгая последнему, мне совсем не сложно зайти на пятак, но бить по нему ногой я не стал, потому что рядом с кругом стоят по стойке "смирно" все прыгнувшие офицеры и спортсмены. И ближе всех, уперев кулаки в бока, полковник.
Приземлившись на две ноги без падения, я картинно роняю купол в сторону и, узрев напряжённость на кругу, прикладываю руку к каске:
- Товарищ полковник.... выполнил очередной тренировочный прыжок на точность с результатом....!
Командир части выслушивает меня, приложив руку к фуражке. Затем поворачивается к начальнику команды и недипломатично;
- Ещё раз, нах, увижу, что боевые офицеры прыгают на спортивных парашютах... сам знаешь, что будет.
- Так точно! Понял! - рявкает начальник команды, обрадованный тем, что гроза начинает стихать.
Но тут отличается замкомандира. Тот, который заместитель:
- Товарищ полковник? А я в круг попал.
Полковник, уже занеся ногу на порожек "бобика", лениво поворачивает голову:
- Ну и что? Ещё раз увижу на этом парашюте, ты ко мне на х.... попадёшь. Понял?
- Так точно, товарищ полковник, - согласился зам.
И прыжки продолжились.
19. Упражнение номер один.
После того, как я перестал дружить с начальником спортивной команды, а того выперли с этой должности, задержали очередное звание и не перевели в ГСВГ, я стал бельмом в глазу у всего командования части и части разведотдела округа. Что не добавило радости моему комбату - нормальному мужику, хоть и с закидонами. Я же стал служить ещё радостней и ревностней, дабы тень моих возможных проступков не омрачала социалистического соревнования подразделений.
Комбат постоянно находил мне щель в заборе рогаток, наставляемых пьянью с большими звёздами с целью поймать меня на причинении ущерба обороноспособности в общем и родине в частности да и с шумом и треском выставить из армии. Во время всяких проверок и внезапных учений я успешно избегал контактов с полковниками-дебилами, находясь в дежурстве по связи, проведении сеансов связи с передвижных радиостанций, мини-командировках, в которые кроме меня, естественно, ехать было не кому.
Мои сослуживцы-офицеры единогласно приняли меня кандидатом в члены КПСС, что тоже не добавило настроения командиру части и его собутыльникам. А, будучи батальонным запевалой, я вообще радовал глаз командованию части, столпившемуся на трибуне плаца во время прохождения маршем.
В этот раз комиссия округа приехала на стрельбы. Чертыхнувшись, майор заставил старшину батальона оставить насиженное место начальника пункта боепитания и доверил его мне. Работа не пыльная: сиди себе и следи, чтобы солдаты правильно снаряжали "рожки" автоматов. Один трассер - два простых с сердечником - один трассер.... Ночные стрельбы. Упражнение номер один: пулемёт и две ростовые фигуры. Сижу. Ведомость расходов боеприпасов потихоньку заполняю. Появляется старшина батальона.
- Комбат приказал подменить начальника пункта. Похоже, что кому-то хочется видеть мастерство сверхсрочника.
Дохожу до комбата. Тот мрачно поглядел на меня:
- Опять из-за тебя всё это. Сидят козлы и ни до чего им дела нет. Подождали пока пол-батальона отстрелялось и чуть не хором про тебя вспомнили. Типа: а где этот ваш знаменитый сверхсрочник. Чувствую, что приготовили тебе гадость. Не подведи. Кстати, приказали, чтобы ты доложился при прибытии.
- Понял, спасибо!
Занёс я своё тельце на вышку и доложил.
- А-а-а-а! Так вот Вы какой! Ну, покажите, как Вы готовы Родину защищать. На рубеж бегом марш!
Хм! Чудики! Именно так мы и выиграли упражнение на Чемпионате Сухопутных. Побежал. Докладываю старшему по рубежу, а сзади в мегафон доносится: подайте команду "Газы!", капитан!
- Пидарасы! - вполголоса прокомментировал капитан и в полный голос:
- Газы! - и далее уже потихоньку, - Володя, не торопись, я подкорректирую.
Я выхватываю противогаз из сумки и, глядя на капитана, спокойно выдавливаю большими пальцами правое стекло. Надеваю намордник, приготавливаюсь и расправляюсь со всеми мишенями.
"Стрелок, бегом сюда и доложите о результатах стрельбы!" Снова мегафон из освещённой вышки. Похоже, что у них пульт заело и на нём ничего не видно.
- Отбой "Газы"! - громче, чем нужно, командует капитан на рубеже и протягивает мне заранее открученый свой противогаз. Я благодарю его, меняюсь и доставляю себя на доклад.
- Умеете стрелять! Вы там у нас ещё и чемпион, оказывается...
- Служу Советскому Союзу! - реву я, пресекая полупьяные размышления о моей подготовке. После этой фразы подчинённого обязаны отпустить. Жалко их там, вместо мишеней, не было, я бы ещё лучше отстрелялся.
20. Инициатива наказуема.
Вся спортивная парашютная команда метала гранаты. Учебные. Для зачёта в "лошадином упражнении" на соревнованиях, три гранаты надо было закинуть в коридор семи метров шириной на расстояние превышавшее 50 метров. У всех почти получалось. Почти - это значит одна попытка была успешной, а двум другим не хватало нескольких метров. Я, в основном, отдыхал, потому что мои гранаты стабильно ложились за нарисованной линией с флажком около неё.
- Смирно! - подал команду начальник команды и бегом побежал к незнакомому подполковнику с докладом. Тот выслушал доклад, подошёл поздоровался, выслушал хор в виде "Здра-жла-тарищ-лковник!" Это был новый заместитель командира части. Молодой ещё и поджарый. Чувствовалось, что спортивные телодвижения ему ещё как родные. Он отметил некоторые ошибки в технике метания гранаты, позанимался с нами отработкой движения, снял и повесил на металлический барьер из трубы, опоясывающий стадион, свою форменную рубашку и пошёл первым на рубеж метания.
Одну за другой он запустил гранаты на зачётную дистанцию и предложил нам повторить. Все начали усердно и успешно повторять. Получилось со всех попыток у всех, кто кидал раньше меня. Моя первая же граната очень высоко преодолела пятидесятиметровый рубеж и, отказываясь приземляться, продолжила путь на десяток метров дальше и рубанула своими гранями по рубашке и барьеру. Грохот был как от разрыва.
- Отставить! - заорал испуганный начальник команды. Все замерли.
- Да можно уже и не отставлять, - филосовски заметил подполковник, подошёл к рубашке, взял в руки и задумчиво пропросовывал пальцы в сквозные дыры на материи, - Инициатива наказуема, ё-ка-лэ-мэ-нэ! Только на прошлой неделе пошили.
21. Всегда готовы.
Китайцы напали внезапно. На Вьетнам. Поскольку наш южный сосед ещё с 1968 года сидел у нас в печёнках, тревога была объявлена во всех приграничных округах. Шла демонстрация силы. На границу спешно подтягивались танки, войска, а в тылу шёл массовый призыв военнообязанных. Боевые подразделения части занимались своими делами, а вспомогательные оказывали им необходимую помощь.