К соседнему дому подъезжает машина. Мы с Гарри стоим у окна, наблюдая, как из нее выходит Вернон Дурсль и направляется в дом. Один. Жены с сыном нет.
— Наверное, они остались у тети Мардж, — тихо шепчет Гарри, меняясь в лице.
Я внимательно наблюдаю за ним. Расслабленные ранее плечи напрягаются, зубы прикусывают губу, а в глазах появляется страх.
— Поттер, мне проводить вас? — участливо интересуюсь я, кладя руку ему на плечо.
— Все будет хорошо, профессор, — вымученно улыбается он, на долю секунды касаясь меня своим плечом.
— Он мой родной дядя. Может, он не слишком добрый, но вряд ли мечтает меня убить.
— Что ж, Поттер, желаю вам удачного вечера с вашим дядей, — монотонно произношу я, убирая руку.
— Спокойной ночи, профессор.
Некоторое время ничего не происходит. Поттера спокойно впускают в дом, где пару раз оскорбляют и отправляют в свою комнату. Я расслабляюсь в кресле с очередным фолиантом по зельеварению, время от времени делая глоток сухого красного вина, подаренного мне Люциусом еще на день рождения. Рядом дремлет большой черный кот, сильно смахивающий на книззла. Часы показывают десять вечера. Вот и еще один день прошел. Полмесяца моего заточения в городе детства выливаются во вполне пристойный отпуск вдали от нравоучений Дамблдора, холодных подземелий и кипящих котлов с очередным зельем. И от людей, за исключением Поттера.
Абсолютно нормальный ребенок, трудолюбивый, неглупый, в меру рассудительный, немного взбалмошный. И чего я на него взъелся на первом курсе? Да, внешне похож на своего отца. Но характером, как выяснилось буквально недавно, пошел в мать. Гарри Поттер, наказание мое зеленоглазое…
Прослушивающая сфера на камине покрывается дымкой и предупредительно попискивает. Я нехотя вытаскиваю из рукава палочку и левитирую ее на столик по соседству с креслом. Включаю звук. Слышу, как кричит Поттер, срываясь на истерику. Что там у него опять стряслось? Делаю звук громче.
— Не смей прикасаться ко мне, слышишь? Я заколдую тебя, и мне плевать, что меня исключат! Не трогай меня, подонок!
В комнате что-то падает, разбивается, ломается. Чуть позже я различаю противный голос Дурсля:
— Что, щенок, говоришь, заколдуешь? Мал еще, дорасти сначала.
— Отпусти, сволочь, мне больно! Я тебя в полицию сдам, извращенец! — Жалкий голос вперемешку со всхлипами заставляет меня поставить бокал с вином на стол и напрячься.
— Не сдашь, ты, мерзкий ублюдок! Думаешь, тебе снова удастся вырваться, как в предыдущий раз? Ошибаешься, я все предусмотрел. Сегодня твоя тетя нам не помешает. Никто нам не помешает. Не сопротивляйся, щенок, тебе же будет хуже! Если не будешь трепыхаться, я сделаю все быстро и почти не больно, обещаю…
Он… что? Я подрываюсь с кресла и уже через секунду аппарирую в дом Дурслей. Сцена, свидетелем которой я оказываюсь, вызывает у меня рвотный позыв, который я тут же подавляю. Гарри стоит на коленях около своей кровати, со спущенными штанами и задранной на голову рубашкой, полностью закрывающей его лицо. Над ним нависает толстая жирная туша его дяди, которая со всей силы вдавливает спину мальчика в матрас, вывернув его руки назад и сжимая их левой рукой. Правой рукой Дурсль торопливо выдергивает ремень из своих брюк.
— Эверте статум! Инкарцеро! — Мой голос дрожит от злости, когда я одним движением палочки откидываю насильника от испуганного ребенка.
Гарри скатывается с кровати, по пути натягивая штаны и, путаясь в рубашке, забивается в угол между стенкой и шкафом, размазывая по щекам слезы.
Я подхожу к пьяному мужчине, хватаю его за волосы и всматриваюсь в испуганные глаза:
— Боишься меня? Правильно делаешь, что боишься. Еще раз тронешь его, и ты — труп. Понял?
Дурсль усиленно кивает головой, и я со всей силы впечатываю его в стену. Спустя секунду он медленно сползает на пол, потеряв сознание.
Я оборачиваюсь. Гарри по-прежнему сидит в углу, подтянув колени к груди и обняв их руками, всхлипывая время от времени. Я опускаюсь перед ним на корточки и протягиваю наколдованный платок.
— Давай соберем твои вещи и уйдем отсюда прямо сейчас. Ты как, не против?
Он отрицательно качает головой, старательно пряча красные от слез глаза.
— Акцио чемодан Гарри Поттера!
Массивный чемодан прилетает откуда-то снизу, напрочь снеся по дороге межкомнатную дверь. Гарри вздрагивает от грохота и на несколько секунд замолкает.
— Акцио вещи Гарри Поттера!
Уложенные его вещи занимают едва ли половину огромного чемодана. Кидаю сверху обнаруженную на подоконнике волшебную палочку, мантию-невидимку и учебник по трансфигурации, поворачиваюсь к нему:
— Это все?
— Да, сэ-сэр.
Я протягиваю ему руку:
— Пойдем отсюда, Гарри.
Он хватается за мою руку, и через секунду мы уже стоим в гостиной дома напротив. Усадив его на диван, я что есть мочи несусь в ванную за успокоительным зельем со снотворным эффектом, которого у меня в избытке.
— Выпей, Гарри, — протягиваю я ему флакон.
Гарри безропотно проглатывает содержимое, ставит пустую склянку на стоящий рядом журнальный столик, и вдруг резко обхватывает меня руками, вжимаясь в грудь. Первые несколько секунд я практически не дышу, приходя в себя от шока, а потом осторожно обнимаю прижавшегося ко мне ребенка и начинаю гладить его по спине, успокаивая. Через некоторое время я чувствую, как он перестает дрожать. Всхлипы сходят на нет и превращаются в мерное посапывание, а руки, до этого обнимающие меня, разжимаются и повисают вдоль тела. Поттер спит.
Тихонько выбираюсь из его объятий, укладывая на диван. Накладываю на часть комнаты заглушающее заклятие и ухожу на второй этаж собирать свои вещи. Ноги моей больше не будет в этом доме!
Мой чемодан появляется рядом с чемоданом Гарри минут через десять. Бросаю взгляд на спящего ребенка. Невербально призываю лист бумаги и перо, и начинаю сочинять письмо Дамблдору:
«Альбус! Твой Золотой мальчик и я сегодня вечером покидаем этот гостеприимный дом. Все подробности сможешь узнать у Вернона Дурсля. Советую не откладывать свой визит к нему. Напоминаю, что у Поттера каникулы, а у меня — заслуженный отпуск. И не надо нам его портить.
Северус.
P.S. Кому-то придется кормить кошек, пока не вернется миссис Фигг. Так как ты неоднократно заявлял, что моя непосредственная задача — быть телохранителем Гарри Поттера, то эта важная миссия возлагается на тебя.»
Перечитав письмо дважды, я привязываю его к лапе своей совы:
— Директору Дамблдору. Ответа не жди.
Проводив сову взглядом, я подхожу к чемоданам, заклинанием уменьшаю их и кладу в карман мантии.
Гарри спит, подложив руку под голову. Следов слез и переживаний уже не видно, дышит он ровно и спокойно. Наклоняюсь. Одну руку просовываю под его спину, вторую пропускаю под коленями. Аккуратно приподнимаю и прижимаю к себе.
— Аппарейт!
========== Глава 4 ==========
— Поттер, подъем! Сколько можно спать! Одиннадцать часов дня!
Одним махом стаскиваю одеяло с заспанного взъерошенного ребенка, наблюдая его растерянность.
— До-доброе утро, профессор. Простите, я сейчас встану, сэр, я быстро!
Заикающийся, щурящийся от яркого солнца Гарри тщетно пытается нащупать на тумбочке возле кровати свои очки.
— Их нет, Поттер, — радую его я. — Я не смог найти их вчера. После завтрака сварю вам зелье, неделя ежедневного приема — и очки вам больше не понадобятся.
— Это было бы здорово, сэр, — ошарашено смотрит на меня Гарри. — Я постоянно их теряю. Или ломаю.
Я удовлетворенно киваю. Без очков он мне больше нравится. Уж сходство с Джеймсом теряется точно.
— Так, Поттер, ванная и завтрак. Не заставляйте меня ждать! Иначе вы быстро пожалеете, что согласились пойти со мной!
— И не надейтесь, профессор! — бормочет Гарри, скатываясь с кровати, и скрывается в ванной.
Я усмехаюсь ему вслед и выхожу из комнаты. В голове крутится возникшая практически на ровном месте мысль: интересно, а почему Альбус до сих пор не озаботился здоровьем своего Золотого мальчика? Зелье зрения не такое уж и редкое, да и готовится быстро. Почему же директор ни разу не попросил зельевара приготовить его для своего протеже? Забыл? Или же не захотел? Может, ему не так уж и важен этот ребенок?
Гарри, умытый и причесанный, с жадностью поглощает свой завтрак, запивая его апельсиновым соком. В очередной раз наблюдая, как он быстро заглатывает очередную ложку овсянки, я делаю ему замечание:
— Куда-то торопишься?
Гарри отрывается от тарелки и с ужасом смотрит на меня:
— Нет, сэр. Простите. Это больше не повторится.
— Хорошо. Потому что я не горю желанием спасать тебя, если ты ненароком подавишься.
Гарри покрывается краской и утыкается в свою тарелку.
— Какие планы на оставшееся утро? — стараясь сгладить ситуацию, обращаюсь я к нему.
— Ну, я мог бы помочь вам. Сделать что-нибудь. Вымыть посуду. Или обед приготовить. Я многое умею! — оживает Гарри.
— Поттер, у меня уже есть домовой эльф, — хмыкаю я в ответ на его заявление. — И он прекрасно справляется со своими обязанностями. Второй мне не нужен.
— Тогда придумайте что-нибудь сами, сэр, — пожимает плечами он.
Я ненадолго задумываюсь.
— Уговорили, Поттер. Идите в свою комнату и разберите вещи. Да, я не желаю видеть вас в обносках своего кузена. Выбросьте их немедленно. Все. Через час приду, проверю. Свободны.
Спустя час я застаю Поттера сидящим на кровати и гипнотизирующего свой полупустой чемодан. Ну, как сказать, полупустой. В нем лежат джинсы, две футболки, клетчатая рубашка, мантия, трусы, носки и кроссовки. Вся остальная одежда, количество которой превосходит лежащее в чемодане раза в три, кучей валяется на полу.
— Вот, — разводит руками Поттер. — Мое только это. — И кивает на чемодан.
— Инсендио! — Я направляю палочку на одежду, валяющуюся на полу, и испепеляю ее.
Гарри вздрагивает и напрягается.
— Завтра купим тебе новую, — обыденным голосом произношу я. И протягиваю ему фиал с зельем. — Пей. Это зелье, о котором мы говорили утром.
Он молча выпивает содержимое и отдает флакон мне.
— Спасибо, сэр. И. Извините за вчерашнее. Я не знал, что… так получится. И вы вмешаетесь. А теперь вот еще вынуждены терпеть своего нелюбимого ученика рядом с собой. Я не хотел портить вам вечер, сэр…
Я хватаю его за плечи и разворачиваю к себе:
— Поттер, вы в своем уме? Вас чуть было не изнасиловали, а вы сокрушаетесь по поводу моего испорченного вечера? Вы ударились головой, и у вас случилось размягчение мозга? Нет? Тогда что вы несете?
— Но… Но…
Голос мальчика дрожит, и хорошо бы еще не сорвался на плач.
— Иди сюда, глупый ребенок. — Силой усаживаю его на кровать, сам опускаюсь рядом и взъерошиваю рукой непослушные черные волосы. — Давай с тобой договоримся. Ты перестанешь извиняться за каждый свой шаг и примешь к сведению то, что если бы я сам не захотел видеть тебя рядом с собой, то тебя бы здесь не было. Это первое. Второе: если тебя что-то не устраивает, ты хочешь уйти отсюда, написать письма друзьям или же взорвать к чертовой матери дом своих опекунов, ты обсуждаешь это со мной. И третье: Поттер, я не монстр! Прекрати уже бояться меня и веди себя, как взрослый!
Гарри вытирает кулаком блестящие в уголках глаз слезы и улыбается:
— Да, профессор. Я вас понял. Я попробую.
— Больше уверенности, Поттер! Ваши попытки должны увенчаться успехом в ближайшем будущем!
— Да, сэр, как скажете!
Зеленые глаза сияют, я на минуту теряю контроль над собой и улыбаюсь этому несносному ребенку. И тут Гарри придвигается ко мне и обнимает за талию. Пока я придумываю, что же такое ответить на его жест, это недоразумение разжимает объятия и невинным голосом спрашивает:
— Профессор, а вы не могли бы звать меня по имени? Хотя бы в то время, когда рядом никого нет? Вы ведь уже делали это вчера. Пожалуйста!
— Не много ли вы просите, мистер Поттер? — грозно спрашиваю я.
— Но вы же сами только что сказали не бояться обсуждать с вами все мои пожелания. Сэр, — пожимает плечами Гарри.
В его глазах мерцают веселые искорки.
— Хорошо, Поттер, обещаю подумать над вашим предложением, — сдаюсь я. Знал бы ты, что в своих мыслях я уже давно зову тебя по имени, чудо ты гриффиндорское. — А теперь будьте так любезны, скройтесь с моих глаз на ближайшие часа три. На улице замечательная погода, и вам явно не помешает свежий морской воздух.
— Ой, море! — взвизгивает Поттер. — Да, сэр, я вас понял! Исчезаю! — И вылетает за дверь.
Интересно, на что я подвязался?
Выхожу из душа, промакивая мокрые волосы полотенцем, и смотрю в окно.
Поттер сидит на берегу моря в подвернутых до щиколотки джинсах, его босые ноги то и дело обмывает очередная волна, и что-то рисует на мокром песке. Кроссовки и футболка валяются в паре метров от воды.
Одеваю летнюю бежевую рубашку, закатываю рукава до локтя и застегиваюсь на пять нижних пуговиц, оставляя грудь открытой. Натягиваю на ноги светлые бриджи чуть ниже колена, расчесываю еще влажные волосы. Шлепанцы остаются в прихожей: не люблю, когда песок забивается в обувь. И выхожу из дома.
Бесшумно подхожу к сидящему подростку:
— Как тебе нравится море, Гарри?
Он оборачивается и… застывает с открытым ртом.
— Что? — рявкаю я, когда через минуту Гарри так и не сводит с меня изумленного взгляда.
— Отпад, — шепчет Гарри себе под нос, но я на слух никогда не жаловался.
— Поттер, объяснитесь!
— Э-э-э… Отлично выглядите, сэр, — отмирает Гарри.
Несколько секунд после такого заявления я недоумеваю, что же такого необычного углядел во мне мальчик. И только потом до меня доходит: он же никогда не видел меня вне Хогвартса! Тисовая не считается. И я, конечно же, не горел желанием довести до инфаркта своего ученика, когда так одевался, просто это мой обычный наряд здесь. Никаких сюртуков, черных мантий и классических брюк. Причина довольно банальна: жара. Ну, и море, конечно. Люблю плавать, а сюртук ты пока снимешь… То ли дело рубашка с бриджами.
— Не хочется вас разочаровывать, но это моя обычная одежда здесь.
— Мне нравится, профессор, — резюмирует Поттер. — И то, как вы одеты, и ваши прическа тоже. А почему бы вам не выглядеть так в Хогвартсе?
— Как вы себе это представляете, Поттер? — усмехаюсь я. — Если я в таком виде заявлюсь на уроки, как минимум половина студентов получит психические расстройства, а вторая половина умрет от разрыва сердца.
Гарри хихикает, прикрываясь рукой.
— Я немного не то имел в виду, сэр. Почему бы вам не одеваться не только в черный цвет?
— Имидж, Поттер. Я создавал этот образ много лет. И меня он вполне устраивает. Видя во мне злобного мерзавца, люди стараются обходить его стороной и не лезут в личную жизнь, которую я ненавижу выставлять напоказ. Я же могу позволить себе высмеять их, или заставить поступить так, как мне надо, не оправдываясь при этом за свои поступки. Тебе этого пока не понять, но поверь мне, в будущем ты не раз задумаешься о возможности такого поведения.
— Значит, сейчас вы сняли свою маску, профессор? — констатирует Поттер. — Но почему я? Почему вы решили сбросить ее передо мной? Я не понимаю.
— Ты знаешь, что я дружил с твоей мамой, Гарри?
— С мамой?
— Да, Гарри. С твоим папой мы были на ножах, а вот с Лили дружили с десяти лет и до самой ее смерти. Джеймса это неимоверно бесило, но твоя мама была упрямой, как стадо гиппогрифов. Устав от наших бесконечных ссор, она приструнила нас, однажды заявив: «Хотите поубивать друг друга? Вперед! Но без меня. Еще раз услышу, как вы собачитесь, прокляну обоих, сильно и надолго, поверьте, мало вам не покажется. Вы меня знаете!» С тех пор мы с Джеймсом соблюдали строгий нейтралитет в присутствии твоей мамы. Так вот, Гарри, когда я в очередной раз гостил у твоих родителей, Лили взяла с меня слово, что я присмотрю за тобой, если с ней и Джеймсом что-нибудь случится. Времена
тогда были неспокойные.
Я замолчал, искоса поглядывая на ребенка. Он принял свою любимую позу: колени подтянуты к груди, руки в замке, и смотрел куда-то вдаль.
— Почему меня отдали Дурслям? Почему именно им? — задает вполне рациональный вопрос этот не по годам взрослый ребенок.