***
Том валялся на диване в пижаме с изображением мультяшных змеек, болтал в воздухе босыми ногами и просматривал распечатки свежих биржевых сводок, время от времени делая краткие пометки на широких полях. Его волнистые волосы были в беспорядке растрепаны, колпачок от маггловской шариковой ручки зажат в зубах, и в этот момент он меньше всего походил на величайшего волшебника современности.
Сидящий в кресле напротив Тони, солидный, аккуратно причесанный, с модно постриженной бородкой, в светлых парусиновых брюках и легкой рубашке, составлял разительный контраст молодому волшебнику. Он лениво листал свежий номер газеты, потягивал из огромной кружки одуряюще пахнущий на всю комнату кофе и щурился от ярких солнечных лучей, пробивающихся сквозь полупрозрачные шторы. Ясное утро обещало такой же погожий ясный день.
Тони отхлебнул очередной глоток, смачно причмокнул губами, разрушая величие образа, и отставил остатки кофе на стеклянный круглый столик:
— Эх, хорошо! Только в газетах ничего интересного. Может, к Малфоям рвануть? Павлинов за хвосты пощипать? — мечтательно предположил он.
Том его проигнорировал. Ему было некогда — он зарабатывал деньги.
— Или наведаться в Лютный, попугать по старой памяти местную шантрапу?
Том недовольно дернул бровью.
Тони сладко потянулся, уронил газету на пол и решил:
— Нет, лучше в Нинбургский лес! Там сейчас хорошо. Сезон хоть и не грибной, но можно ягодок каких набрать, на цветочки полюбоваться…
— Пффф! — Том наконец изволил оторваться от своего занятия, смерил Тони уничижительным взглядом и высокомерно процедил: — Какие цветочки?! Так и скажи, что соскучился по Сивому, бухнуть не с кем, ибо в нашем приличном обществе…
— Да в каком месте оно приличное?! — тут же возмутился Тони. — Приличное — это когда все честь по чести: благородные дуэли, пирушки и сражения в одном зале, когда врага знаешь в лицо! А у нас теперь сплошной бюрократизм и малфоевщина. Даже партизанщиной не назовешь, потому что эти недоумки и не подозревают, что мы их уже ободрали как липку и заточили в гетто. Устраивают там какие-то мелкие перевороты, принимают смешные законы, обязуя их выполнять горстку идиотов, толкают пафосные речи в честь мифической победы… Я все жду, когда же у них глаза-то разуются?
Том надел на ручку колпачок, отложил бумаги в сторону, сел и зубасто улыбнулся:
— Не разуются, а откроются, Тони. Хотя мне нравится образность твоей речи. Думаю, скоро. Со мной возжелала встретиться госпожа министр, ни больше, ни меньше. Интересно, что предлагать будет? Должность в Хоге или место советника в министерстве? Знаешь, она далеко не глупа; в отличие от прежних болванчиков, должна бы уже осознать масштабы бедствия. Боюсь только, с ее-то зашоренностью картина окажется неполной. Тем интереснее окажется игра!
— Вся б тебе в кошки-мышки играть! — буркнул Тони. — Ну так что, отпустишь меня в лес-то? На пару дней. А?
Тут дверь открылась, и в комнату, почти уткнувшись носом в стопку бумаг, вошел светловолосый молодой человек в такой же пижаме, как у Тома. Волшебная палочка торчала у него из-за уха, а в руках был обычный зеленый маркер.
— Всем доброе утро! — рассеянно поздоровался он и отчеркнул что-то в распечатке: — Послушайте, вам не кажется, что от акций «Юниверсал» пора избавляться? Они сейчас на пике и что-то мне подсказывает, что в ближайшее время…
— Лично мне ничего не кажется, — перебил его Тони. — Галлюцинациями не страдаю. В котировках не разбираюсь. В политику не лезу. Так что… я пошел?
— Куда? — вошедший парень отвлекся от созерцания графиков и похлопал пшеничными ресницами.
— В лес, — кратко пояснил Тони и добавил: — Барти, ты пропустил завтрак. Сейчас одиннадцать.
Барти опустил бумаги и недоуменно обернулся к Тому:
— Что, уже так поздно?
Тот кивнул и обернулся к Тони:
— Иди уже, ирод! На два дня, не больше, и без шалостей. Никаких волков и красных шапочек! Ты понял? Если напьешься, то положи в карман записку с адресом, куда тебя доставить.
— До такой степени не напьюсь, — оскорбился Тони и слитным хищным движением скользнул к двери.
Том хлопнул в ладоши:
— Билли!
В комнате материализовалась домовушка.
— Завтрак для мистера Крауча. Два круассана, какао, омлет и сок.
Домовушка с низким поклоном исчезла.
Барти присел на край дивана и растрепал и без того встопорщенные волосы:
— Так что ты думаешь насчет акций?
— Ты совершенно прав. Займись. И вот еще что… — Том снова зажал в зубах колпачок, пролистал собственную пачку листов и подчеркнул нужную строчку. — Смотри! Вот тут. Что ты об этом думаешь? И… — он недовольно поморщил нос, глядя на Барти, потом пригладил пятерней собственную шевелюру: — Слушай, тебе не кажется, что Поттер на нас как-то неправильно влияет? Причешись уже, что ли? А то мы становимся похожи, как близнецы.
***
Когда двенадцать лет назад под стенами Хогвардса разразилось сражение, в котором погиб герой Магической Британии Гарри Поттер, в какой-то момент Гермионе показалось, что все кончено. Но потом Невилл зарубил Нагайну, Лорд Волдеморт без движения рухнул прямо на тело Гарри, пожиратели растерялись… Некоторые еще продолжали кидаться заклинаниями, но самые сообразительные подхватили раненых и аппарировали вместе с телами своего повелителя и юного героя. Куда — неизвестно.
Все так завертелось, что сейчас уже сложно было вспомнить последовательность событий. Хотя Гермиона и пыталась. Позже. Только слитые годы спустя в думосбор воспоминания были нечеткими и отрывочными и их не всегда можно было сопоставить с воспоминаниями того же Симуса или Рона. Она искала Невилла — тот был в самой гуще событий и мог помочь, но Невилл пропал. Вроде бы уехал в экспедицию в Африку. Во всяком случае такой информацией располагали в Отделе связей, а совы, отправленные в особняк Лонгботтомов, возвращались ни с чем. Бесследно исчезла и Луна вместе с домом Лавгудов — в том месте теперь раскинулся пустырь. Как такое могло случиться, Гермиона не понимала, а миссис Уизли только хмурилась и не торопилась ей ничего объяснять. Но обо всех странностях Гермиона задумалась позже. Тогда же ей завладели эйфория от победы и горечь из-за гибели друзей. И что из них превалировало — понять было сложно.
Оставшихся в живых сторонников Волдеморта взяли в плен. Убитых опознали и похоронили. К сожалению, среди остатков «пожирателей» не оказалось никого из ближнего круга, сплошная мелкая шушера. Тело старшего Крэбба, сурово хмурясь, забрала его жена — почерневшая от горя немолодая приземистая волшебница. В том беспорядке, что творился после боя, никто не посмел ее остановить, и женщина беспрепятственно аппарировала в неизвестном направлении. Тел старшего Гойла, Эйвери и Мальсибера так и не нашли.
Совершенно неожиданно воскрес, точнее, оказался живым Дамблдор, и Гермиона, счастливо разрыдавшаяся у него на груди, радостно приветствовала его восстановление в должности директора Хогвардса и председателя Визенгамота.
Кингсли выбрали министром. Аврорат провел несколько рейдов и арестовал всех причастных к деятельности Волдеморта.
Гермиона отчетливо помнила заплаканное личико Панси. Ее отца признали виновным, хотя его никто никогда не видел на полях сражений, да и метки у него не было. Но некто анонимный дал показания, что Паркинсон заправлял казной Лорда, и мистера Паркинсона отправили в Азкабан, а все его имущество было конфисковано. Саму Панси тоже судили, приговорив к трем годам общественных работ, и что с ней потом стало, Гермиона не знала. Визенгамот провел несколько слушаний в сокращенном составе — отчего-то волшебников на скамьях оказалось совсем немного — и в Азкабан отправилось еще около дюжины арестантов. Малфоев среди них не было. Поговаривали, что те скрыли мэнор под Фиделиусом, так как никто не смог его найти. Нотты тоже как испарились.
— Ничего, долго эти крысы в своей норе не просидят, жрать захотят — вылезут! — бубнил озлобленный Рон. — Вот увидишь, месяц-другой, и объявятся. Поймают красавчиков! Буду рад поглядеть на голодного облезлого Хорька — как же он без новых мантий из «Твилфитт и Таттинг» обойдется?
Гермиона хотела было напомнить, что «Норой» называют как раз дом Уизли, а Малфой и в школьных мантиях выглядел, словно наследный принц, но посмотрела на свирепую гримасу Рона и промолчала.
Прошел месяц, другой, потом год, а ни Малфои, ни Нотты так и не появились. В министерстве поговаривали, что они прячутся в Испании, вроде бы в Барселоне кто-то видел на рауте сиятельного Люциуса в сопровождении Нарциссы. Что стало с их мэнорами Гермиону тогда не интересовало. А «Твилфитт и Таттинг» закрылись через две недели после выборов Кингсли и объявления новой политики министерства.
Гермиона же пока готовилась к новой прекрасной жизни.
Миссис Уизли настаивала на свадьбе, но они с Роном решили взять паузу в отношениях. Рон без Гарри передумал идти в школу Авроров, да и оценки для поступления у него были низковатые, поэтому он вместе с Джорджем занялся магазином. А Гермиона устроилась на работу в министерство, как ей когда-то и обещала Макгонагал. Хотела попасть в Отдел Тайн или хотя бы Департамент магического правопорядка, но получилось поначалу только в Отдел по надзору за магическими существами. Да и то первые два месяца она провела, разбирая подшивки дел за прошлые годы.
Тем временем ситуация в стране менялась, и не к лучшему.
Из Мунго уволилось больше половины компетентных колдомедиков, куда-то пропали и без того малочисленные артефакторы, закрылись несколько аптек, дорогих магазинов и солидных пабов. Косая аллея не то, чтобы оскудела, поскольку помещения не пустовали, но превратилась в подобие китайского рынка: яркого, аляповатого, торгующего по большей части дешевым барахлом. На фоне всех этих лавок и лавочек такие некогда скромные заведения, как книжный «Флориш и Блоттс», ателье мадам Малкин или магазин «Все для квиддича» казались верхом изящества и аристократизма. А хорошей зачарованной обуви после развала мануфактуры Паркинсона в Магическом мире Британии и вовсе стало не найти.
Прогуливаясь по улице, Гермиона с тоской вспоминала закрывшееся кафе «У Фортескью», разрушенный магазинчик волшебных сумок и даже лавку покойного Оливандера.
Теперь волшебные палочки продавались дельцами из Лютного, арендовавшими помещение в Косом, причем ценились за внешний вид и низкую стоимость, поскольку штамповались оптом, а не изготовлялись индивидуально. Работали такие деревяшки из рук вон плохо, быстро ломались и отвратительно проводили магию. Гермиона с ужасом думала о том, как же будут учиться магичить такими нелепыми инструментами юные волшебники. Не превратятся ли они в «магглов с палочкой»? Но те: только-только открывшие для себя мир магии магглорожденные и полукровки из бедных семей, кажется, вовсе не задавались подобными вопросами.
Билл и Флер уехали во Францию. Вроде бы там Биллу подобрали специальную терапию в клинике, изучающей ликантропию. Гермиона слышала об этом вскользь; после войны молодая семья мало общалась со старшими Уизли, да и вообще молодожены избегали людных мест. Гермиона могла это понять. Тогда же куда-то переехала Лаванда Браун и отправился якобы путешествовать по Европе освобожденный из-под надзора Блейз Забини. Поговаривали, что это освобождение обошлось ему едва ли не в половину состояния, но Гермиона не верила слухам.
Через три года после победы внезапно умер Дамблдор. Изношенный организм не справился со старым проклятьем, а годных специалистов, которые могли бы подобрать нужный ритуал очищения или сварить сложное зелье, в Мунго не нашлось. За рубежом предлагать лечение Светлому Волшебнику и президенту международной конфедерации магов почему-то не торопились. Гермиона разговаривала с профессором за пару недель до его смерти, беспокоилась, предлагала варианты, но директор на все ее идеи только качал головой и с привычной снисходительностью велел « не беспокоиться». Тогда ей показалось, что Дамблдор рассчитывал разобраться с недугом самостоятельно — у него на столе она заметила книгу «О темномагических проклятьях и способах от них избавления». Но победить смерть он так и не смог.
На похоронах присутствовало около полусотни человек. Позже, вспоминая обряд погребения, она дивилась столь ничтожному числу желающих проводить старика в последний путь — все же погиб Великий волшебник, сам победитель Гриндевальда! Но тогда, оглушенная горем, не обращала ни на что внимания. Глядя на закрытый гроб, Гермиона плакала, отчетливо понимая, что на этот раз — все по-настоящему. Что чуда не случится и директор не вернется.
Сильно постаревшая Макгонагал, усохшая и потерянная, обняла ее за плечи и предложила заглянуть как-нибудь на чай. Свободного времени у Гермионы было не очень-то и много, но, благодаря отсутствию личной жизни, она сумела выбраться в Хогвардс в ближайшую субботу.
Макгонагал еще не закончила факультативный урок, так что девушка решила пройтись по замку, освежить светлые воспоминания, но вместо этого оказалась неприятно удивлена состоянием школы. Конечно, и во времена ее учебы Хогвардс не мог похвастаться ковровыми дорожками или современными светильниками, но то, что она видела сейчас, иначе, чем плохо замаскированной нищетой, было и не назвать.
Гермиона заглянула в Большой зал, чтобы полюбоваться волшебным потолком, но вечер стоял пасмурный, так что над головой вместо россыпи звезд медленно проплывали низкие серые тучи. Зато она словно впервые разглядела голые выщербленные стены с налетом многовековой грязи, потемневшие от времени столы и грубые лавки. Довершали депрессивную картину тусклое освещение и ледяной каменный пол, а на столах стояли остатки дешевой жирной еды в деревянной посуде — припоздавшие ученики заканчивали ужин. На фоне всего этого убожества гротескным аляповатым пятном выделялся позолоченный трон директора. Новый. Кажется, Дамблдор менял его каждый год.
Девушка развернулась и сбежала так быстро, как только могла. Увы, это не изменило реальности.
Лестницы все так же скрипели и внезапно меняли направление, но теперь это не казалось Гермионе волшебным или смешным — больше всего их хаотичное движение походило на поломку системы. Интересно, какой? Основатели же не просто так задали маршруты? Неужели за столько лет нельзя было разобраться и устранить дефект?
В башне Гриффиндора стояли все те же обитые красным плюшем потертые диваны, которые давно пора было сменить, многократно чиненые столики едва не разваливались, кровати в спальнях прикрывали ветхие балдахины. Из окон отчетливо сквозило.
В подземелья было страшно заглядывать.
Гермиона шла по коридорам, смотрела по сторонам и хмурилась. И подняла вопрос ремонта и обеспечения, едва попав в покои Макгонагал. Та удивилась:
— Но… девочка моя, так было всегда! Конечно, часть замка пострадала от разрушений, однако то, о чем ты говоришь… Мы не меняли мебель ни разу на моей памяти. И меню осталось прежним.
Гермиона удивилась еще больше. Не так много лет прошло со времени ее здесь обучения, так почему же тогда ей все казалось таким… необыкновенным и удивительным?
— Что же тогда творится в разрушенной части? — ужаснулась она.
— Ну… — Макгонагал замялась. — Ее пока закрыли. Дамблдор, кажется, сказал, что средств на реконструкцию нет.
— Как это нет? — еще больше удивилась Гермиона. — Нет средств на скромный ремонт единственной в Британии приличной школы Чародейства и Волшебства? Знаменитого Хогвардса?!
Она вспомнила, сколько состояний было конфисковано у бывших пожирателей в последние годы.
— Надо дать запрос в Министерство! Пусть выделят деньги, бюджет сейчас неплохо пополняется.
— Министерство? — покачала головой Макгонагал. — Они никогда не вмешивались. Все мелкие ремонтные работы и прочие статьи расходов проводились за счет средств Попечительского совета. Совет выделял стипендию для магглорожденных, оплачивал лекарства для Больничного крыла, создал фонд, из которого до сих пор выдается зарплата педагогам.
— Так попросите денег у них!
— У кого?! Почти половину счетов погашал лорд Малфой. В совет входили Паркинсоны, Нотты, Боунсы, Гринграссы… Представители старых семей. В Британии никого из них давно не осталось. Я не особенно разбираюсь в материальной составляющей, но, кажется, недавно Филиус жаловался, что Хогвардс по уши в долгах.