— Как ты думаешь, — негромко спрашивает Неревар, когда его пальцы смыкаются на рукояти Разрубателя, — они верят в твою смерть?
Комментарий к Вопросы веры (Нереварин, Кай Косадес, Дагот Ур), Morrowind
“Ты нужен, чтобы верить” - отсылка к “Люди Икс: Дни минувшего будущего”, к фразе “We need you to hope” - “ты нужен, чтобы надеяться”.
ЗФБ-2015
========== Во имя её и во славу (Тит Мид Второй, генералы Легиона), pre-Skyrim ==========
Комментарий к Во имя её и во славу (Тит Мид Второй, генералы Легиона), pre-Skyrim
4Э 175, конец Великой Войны.
Написано благодаря прекрасной работе “Предатель” автора Скучная серая мышь (http://ficbook.net/readfic/2409969) и отчасти в ответ на неё. ЗФБ-2015.
Тесно переплетается с более поздним фиком Астеры “Зыблема, но не потопима”: https://ficbook.net/readfic/4309544
Во все северные предгорья, от равнин Срединных земель до джерольских вершин, тянется прогорклый смрад смерти и отчаяния. Воздух слабо отдаёт дымом костров, железом, мясом и тошнотворно-святым запахом целительных эликсиров.
Остатки Имперского Легиона занимают Срединные земли. Равный почёт плотникам, рыбакам, воинам, магам и священникам – все жрут одну и ту же грязь, все задыхаются подступающей обречённостью.
Имперский Город тонет в крови и золоте.
Император приказывает отступать.
Искорёженные доспехи и неточенные месяцами мечи; лекари разбавляют эликсиры водой и всем, что течёт – солдаты готовы пить любую дрянь ради десятой доли спасительной силы целебной магии, оставшейся в этом пойле. Засохшие окровавленные тряпки снова идут на повязки для раненых, священники сорванными голосами шепчут заклинания вперемешку с молитвами: не разобрать, где кончается одно и начинается другое.
Славься, доблестная Империя. Славься, вечная!
Четыре года, ночь за ночью, Сиродил захлебывался кровью и желчью, содрогался от магии – древней, чужой, эльфийской; не ждать помощи, не ждать спасения. Не придёт легендарный Защитник. Не вернётся вознесшийся Септим.
Не откликнется слепой Акатош, золотой, так безумно-сверкающе золотой – как совершенные воители Доминиона.
Солдаты молятся – вперемешку с проклятиями, бессвязным бредом, криками и ночными кошмарами.
Император приказывает отступать.
Шатёр Тита Мида струится шёлком, незамаранным ни единым пятнышком грязи; льётся багрово-чёрным, цветами Империи. Остатками её гордости. Издевательским напоминанием о её величии – величии, сожжённом Доминионом.
И о долге его возвратить.
Тит Мид ненавидит эту предсмертно-нелепую роскошь; время шелковых знамён кончилось, их знамя теперь – рваные тряпки вместо бинтов, их герб – обнажённые мечи по эфес в эльфийской крови. Он приказал бы пустить собственный шатёр на что угодно, что может помочь изможденной армии – на что только может сгодиться шёлк; но солдатам нужна вера.
Символ, незапятнанный кровавой желчью войны. Вечный и неистощимый.
Властитель Империи, наследник Талоса – по духу, если кровь теперь стоит не больше грязи.
— Птица от генерала Джонны, мой Император, — Летилий, чуть моложе самого Тита, шагает внутрь шатра, склоняется над одной из исчерканных карт, проводит по пергаменту невидимую короткую линию, перечёркивая границу Скайрима и Сиродила. Легат – теперь уже генерал – стал правой рукой Императора взамен генерала Гатоса.
Гатос остался с Восьмым легионом, несмотря на приказ. Тит Мид не надеялся, что его смерть была быстрой.
— Армия Джонны движется к фолкритскому перевалу, — голос Летилия звучит надтреснуто-сухо, когда он быстро поясняет каждое движение пера по карте. – К середине Первоцвета Третий и Четвёртый легионы будут здесь. Дециан идёт вдоль северной границы Хаммерфелла, ему понадобится больше времени.
— Новости с Коловианского нагорья? – коротко спрашивает Тит, вглядываясь в безумное переплетение чернильных линий под Корролом. Они не могли позволить себе потерять Коррол – и, хотя северные укрепления альтмеров были смяты при отступлении из Имперского города, подкрепление с юга и осада западного города значительно ухудшили бы положение.
Как будто его ещё можно было ухудшить.
— Разрозненные разведотряды Доминиона, в основном валенвудские лучники. Коррол под угрозой, но активных действий со стороны Доминиона не замечено, — мгновенно отзывается Летилий. – Отправить отряды к городу?
Каждый метр земли, проклятой богами сиродильской земли сейчас стоит больше всех сокровищ Башни Белого Золота. Коррол – это бесценный источник провианта для армии Дециана, вековые укрепления стен, дома и оружейные. Потерять Коррол значит потерять треть легионов из Хаммерфелла.
— Нет, — помедлив, отрывисто говорит Тит Мид. – Наарифин не сочтёт его достойным внимания, когда Император с остатками Легиона находится так близко к его армии. Он верит, что ему недолго осталось ждать нашей капитуляции.
И тогда все города Сиродила откроют ворота Доминиону.
— После захвата Имперского города войско Наарифина двинется на север, — усталость скрашивает тревогу, голос генерала Летилия звучит почти бесстрастно, — мы не сможем сдержать его, если подкрепления не успеют в срок. Мой Император.
В другое время ни один полководец не посмел бы сказать ему об этом, отрешенно подмечает Тит Мид. Скользит взглядом по лицу Летилия, по свеже-рубцеватому шраму на правой щеке бывшего легата.
— Успеют.
Сталь звенит в его голосе.
Генерал склоняет голову, вновь опускает взгляд на карту верхнего Сиродила. Разноцветные флажки отмечают дислокацию легионов – пергамент распят иглами флажков, испещрен отметинами проколов, потому что лишних карт нет, и копий тоже нет. Всё сгорело в Имперском городе, в опустошенных залах дворца.
— Мы умрём за вас, Император, — негромко говорит Летилий, не поднимая глаз, — если такова будет ваша воля.
(Нам нужно чудо, — переводит Тит Мид.)
— Мы возродим Империю, — обещает он, и ни единой капле сомнений, плещущихся внутри, не позволено просочиться в его слова. Летилий выпрямляется, коротко салютует и выходит из шатра – обратно, в грязь и смрад, в растоптанное нутро Империи.
Нам нужно чудо, эхом звенит в голове Тита Мида. Стрелки и линии смешиваются в лабиринт символов, составляя всего одну фразу.
Не спасёт их ни Джонна, бросившая все легионы Скайрима штурмовать перевалы джерольских гор, ни Дециан, оставивший тысячи солдат сражаться за потерянный Скавен на севере Хаммерфелла. У них едва хватает магов, чтобы лечить людей, и нет тех, кто смог бы воздвигнуть защиту против колдовства альтмеров – а дети Ауриэля дышат магией, черпают её из собственной крови, их заклятия сжигают солдат до костей. Одурманенные сахаром каджиты бьются, как дикие звери, и пускают вперёд зверей – смертоносно-быстрых сенче, которых не сдержать легионерским щитом. Лучники Империи вытренированы лучшими стрелками Легиона, но валенвудские эльфы рождаются с умением стрелять. Босмеры пируют прямо на полях сражений, жрут потроха, вознося хвалу Дикому Королю и принося человеческие сердца в жертву Хирсину-охотнику.
Наарифин позволяет это.
Доминион позволяет это.
Зеленоглазый высокий лорд, вступивший под своды Башни, смотрел на своих солдат и улыбался, и отравленное золото незримо струилось из-под его век: так повелитель смотрит на рабов, недостойных его внимания.
Прежде чем покинуть Имперский город, Тит Мид пообещал генералу Гатосу, что Наарифин отплатит за всё – и это было больше, чем обещанием другу и соратнику.
Это было клятвой Империи.
Это было долгом перед ней.
Нам нужно чудо, насмешливо шелестит ткань шатра под холодным ветром всё ещё скованных зимой предгорий, нам нужно чудо, мой Император.
У нас его нет.
Тогда, мысленно отвечает Тит Мид, мы его найдём.
***
В стальной перчатке Император сжимает сердце – багровое, скользкое от крови, больше человеческого. Он вырезал его из груди убитого дремора, разломав чёрные рёбра кинжалом из дэйдрической стали: таково испытание смелых, шептал ему голос данмерской жрицы.
Таково испытание достойных.
Прошло время величественных статуй и белокаменных постаментов; первоцветный ветер с Нибена несёт гарь и превращает снег в чёрно-багровую слякоть, перемешанную с грязью. Небольшой гротескно-уродливый алтарь, выстроенный жрицей за несколько дней из костей и залитого воском пепла, стоит у подножия скал, врытый в кашу из тающего снега.
Идёт война. Даже лордам дэйдра придётся поступиться роскошью.
Жрица предупреждала его, что три месяца как миновал день призыва, что гнев того, к кому он обратится, неминуемо коснётся Империи, и даже необходимая дань – сердце старшего дэйдра – не смягчит волю лорда, но Тит Мид приказал ей молчать. Он не мог позволить себе скакать на другой конец Сиродила к настоящему алтарю, разыскивая его у берегов Камышовой реки.
У него не было времени. Акатош, смотрящий во всевечное слепыми глазами, полными золота, отмерял ему не недели – дни.
Империя истекала кровью, и кровь сочилась из дэйдрического сердца в его руке, стекая по начищенной латной перчатке, капая в грязный снег и на почерневший воск. Костяной алтарь принял подношение, и Тит Мид с невольной горькой иронией подумал: каждый Император, прославившийся в веках, обращался к повелителям Забвения. Даже святой Мартин.
Каждый житель Империи присягает на верность Императору – верность до смерти и в смерти; каждый Император клянется в верности Империи.
Император должен быть готов заплатить любую цену ради неё.
Шёпот Боэтии – тысячеголосый хор; женский голос, вплетающийся в мужской, становящийся единым целым внутри, там, куда не дозволено проникать даже мысли. Дэйдрические лорды отвечают на подношения – особенно на подношения Императора.
— Тит Мид Второй, смертный без крови Дракона, — звенит не то шёпотом, не то громом голос-мысль в его разуме: жарко, жадно, любопытно, всезнающе. Всеобъятность дэйдра и бессилие смертного, могущество Боэтии и упрямство Тита Мида; вначале он различает сущность лорда в бесконечности, рассматривающей его – потом бесконечность становится его частью.
Боэтия впитывает его ярость. Его ненависть.
Его жажду мести.
И замирает там, где месть переплавляется в долг, а долг – в верность; верность сродни клинку, в сердцевине его – вера, и за верой стоит Дракон.
Боэтии нет нужды идти дальше.
— Помоги мне спасти Империю, — говорит Тит Мид, и шёпот-шелест голосов дэйдра стихает, вслушиваясь. – Мне нужна смерть Наарифина. Освобождённые от Доминиона провинции Империи. Но мои люди слабы – духом и телом, и мне одному не создать из них армию, способную на это.
Боэтия хохочет в его голове, бесплотная, но формирующаяся; её голос, всесильно-едкий, обретает пол и тембр, оставляя прочее лишь эхом в бездонной глубине звучания.
— Ты хочешь убить Наарифина, незаконный Император, — шепчет Королева Теней, — ты хочешь увидеть его распятым и четвертованным, хочешь отправить его изуродованный труп в Алинор – или скормить босмерам, что прежде ему служили; о, Император, как же я могу отказать тебе? Империя кричит, клеймённая раскалённым золотом, растоптанная и униженная, ещё немного – и Доминион вырвет ей потроха, а потом доберётся до сердца. Я могу дать тебе то, чего ты жаждешь, смертный. Но потом я приду за платой.
Алтарь сияет лиловым – кажется, свет Забвения сжирает останки своего слуги, забирая его обратно. Дэйдра бессмертны, вспоминает Тит Мид, все дэйдра. Все они возрождаются в Обливионе.
Но у смертных есть только этот мир. Из Этериуса возврата не будет.
— Какой платой?
Та-Кто-Разрушает смеётся – тысячеголосым шелестом, хором шёпотов.
— Разве тебе не всё равно, Император? Ты готов заплатить любую цену, а я готова принять её. Такова судьба достойных моей милости, смертный. Ты сам призвал её. Я стану мечом, что позволит тебе сразить любого противника – и выиграть любую войну. Я стану твоим голосом, и твои воины пойдут за тобой в любое сражение – и победят. Согласен ли ты на такую сделку?
Южный ветер приносит смрад и пепел. Там, чуть дальше на юг, на подступах к Румару, задыхаются в дерьме и ледяной слякоти тысячи, больше десятка тысяч людей; людей, готовых выгрызать себе право на достойную смерть, потому что сейчас они лишены даже его.
Златоглазый Акатош смотрит на него, незаконного Императора, заключающего договор с дэйдрической леди обмана, и глазницы его кровоточат пустотой.
— Да, — говорит Тит Мид, потому что они оба видят истину. Они оба знают, на что он готов пойти.
Он верен своей клятве.
— Тогда встреть Наарифина огнём и золотом, — шепчет Боэтия, и в голосе её прорастает ревущая жажда крови, разгораясь в бурю, в неостановимый шторм, в грохот и рык, в ярость и силу; ладонь Тита Мида смыкается на рукояти меча – и даже сквозь сталь латной перчатки жжётся пламя клинка.
Золотого клинка.
Алтарь рассыпается горсткой костей в холодной мокрой грязи, и голос дэйдра остаётся лишь наваждением – наваждением, которое стирает новый порыв ветра. На тускло-золотистый металл угасшего лезвия падают капли не то снега, не то дождя. Тит Мид смотрит на него – одно невыносимо-долгое мгновение – и криво улыбается, не в силах сдержать растущего внутри торжества.
Эльфийское волшебство Мудрых Алинора, лорд Наарифин?
По зубам ли тебе окажется такая магия?
Он втаптывает в снег остатки рассыпавшегося трухой алтаря, воск смешивается с мокрой вязкой слякотью, уцелевшие кости хрустят и ломаются под сапогами. Когда земля на месте призыва напоминает всего лишь грязную кашу, Тит Мид уходит прочь – обратно, к лагерю, к (всё ещё не-мёртвым) своим солдатам, сжимая в руках Золотой Меч.
Позже наступит время думать о плате.
Сейчас – славься, гордая Империя, в грязи и ничтожестве, славься!
***
Империя собирает силы для последнего удара. Для последней, беспощадной волны, что сметёт армию Доминиона – или встретит смерть в бою.
С разорённых полей Сиродила можно не ждать урожая; зима была долгой, и провианта в Бруме остаётся всё меньше. Обозы из Скайрима идут через горы Джерол, медленно и с потерями, и их недостаточно, чтобы удержать голод в узде.
Солдаты Дециана, кто – после пытки Марша Жажды, кто – только из солнечного запада Хай Рока, выглядят лучше измождённых людей Летилия; скайримские легионы рвутся в сражение, отбивать Сиродил, зубами вцепиться в остатки Империи. Джонна, сумевшая провести армию через горы с минимальными потерями, похожа на оскалившийся сталью клинок; у Дециана сквозь усталость пробивается свирепое упрямство. Летилий бесстрастно разворачивает карты на неустойчивом столе, разбухшем от сырости Руки Дождя.
Выдержим.
Победим.
Утопим разорённый Имперский город в эльфийской крови. Очистим ею осквернённую Башню Белого Золота.
На всех картах, исчерканных набросками и стрелками, выделяется жирно пропитанная чернилами линия, смыкающаяся в круг.
Она проходит по Красной Кольцевой Дороге.
Она станет петлёй, в которой задохнётся Наарифин.
Тит Мид поднимает голову, чтобы в последний раз обвести взглядом трёх генералов, и в его глазах стынет холодная решимость. Дециан чуть усмехается – для него, после мучительного бегства через Алик‘р, после бойни у Скавена, Тит Мид сейчас – не государь, но полководец. И поэтому Дециан говорит: мы выпотрошим их, Император. Все силы Наарифина в столице будут стянуты к западному мосту.
Джонна, сжав губы, кивает: мы не пропустим ни одного ублюдка, Император. Юг будет закрыт.
Летилий щурится, и Титу Миду впервые за невероятно долгое время кажется, что его генерал скрывает кривую улыбку. Маги готовы, коротко говорит Летилий – и этого достаточно. Об остальном позаботится Тит Мид.
Остров Имперского города – идеальный капкан, лучшего не придумать. Если выстоят люди Дециана на западном мосту, если удержит Джонна южные укрепления, Наарифину конец.