========== Глава 1. Сны ==========
Вначале это были просто сны.
Сны, после которых он просыпался, мгновенно раскрывая глаза и чувствуя пламя, бурлящее внутри, искрящееся, жгущееся, оно жаждало вырваться, жаждало выкричаться из него, неостановимое и яростное – его всё сложнее было удержать.
Всё сложнее было выдохнуть молча.
Солстхейм никогда не был спокойным местом – во всяком случае, на его памяти такого не наблюдалось. Его стрелы помнят вкус пепла, вырванного из тварей, созданных ученицей Нелота, и кровь культистов Мираака, и драконью кровь. Кровь Пожирателя, величайшего из Дова, – тоже.
В Вороньей Скале давно привыкли к безумствам смертного мира, но поместье Северин всё чаще обходят стороной: по ночам оно истекает не криками, но шепотом, страшным и всесильным, почти таким же, каким прежде сочились магические камни чудовища, околдовавшего сотни людей.
Их почти невозможно отличить.
Довакин и сам знает об этом.
Его разрывает изнутри драконьими душами. Сила, которую он поглотил, забрав то, что осталось после Мираака, меняет его, подчиняет себе, и бессильны мудрые Седобородые, потому что никто из них не знает, каково это – пожирать души Дова.
Никто из них не знает, как стучатся они в груди – незримым огнем в биении сердца, искристыми линиями вечного света в крови. Свет наполняет и переполняет его: скоро он вырвется из глазниц, изо рта, вскроет изнутри смешную телесную оболочку и выцарапается наружу сверкающим смертоносным Голосом.
Он просыпается по ночам, едва выбираясь из омута Апокрифа, куда, кажется, каждую ночь затягивает его манящая сила Хермеуса, и Голос клокочет в горле, потому что силе нужно убийство, силе нужна власть, силе нужна смерть. Стремясь утолить жажду, он убивает новых драконов, и это действительно приносит успокоение – но ненадолго.
После чего всё начинается заново.
Лёжа в холодной постели в пустом поместье, владельцев которого он убил собственноручно, Довакин шепчет Слова. Он не знает, какой смысл таят произносимые им звуки, складывающиеся в незнакомый ему Язык: может быть, отголоски памяти Мираака говорят в нём сейчас. Может быть, души Дова нашептывают их его губами. Шёпот ползёт по Вороньей Скале, растворяясь в земле и морском ветре излитой впустую всемогущей силой, Голос обретает свободу, и Довакин снова может уснуть.
До следующей ночи.
До следующего вдоха?
Нелот стар, мудр и до ужаса нетерпелив, а еще приходит в совершенное бешенство, когда его отвлекают от двух занятий: проведения экспериментов и чаепития. Поэтому он смотрит на наглого босмера с искренним негодованием, возмущением и яростью, потому что никакому Герою, никакому Драконорожденному и никакому спасителю Тамриэля не позволено нарушать его дневной режим.
Лесной эльф, взъерошенный, маленький, юркий и с поразительных размеров луком за спиной, ловко уворачивается от посланного в него исключительно справедливости ради мерцающего шарика заклятья. И снова вцепляется в Нелота. В буквальном смысле.
Пока маг сомневается, каким способом лучше отдирать лесных дикарей от драгоценной мантии Советника древнего и гордого Дома Тельванни, Довакин продолжает торопливо что-то ему доказывать.
- …погиб в Апокрифе, пожалуйста!
Нелот улавливает только конец фразы: предыдущее он пропустил, сочтя абсолютно лишним. Дергает длинным ухом в неописуемом раздражении. Отцепляет Довакина от мантии. Фыркает, разворачивается, берет в руки оставленную чашку с чаем, поворачивается обратно, неспешно делает пару глотков. Смакует горячий, пряный, островатый чай, и мечтательно вспоминает о тех славных временах, когда Морровинд был еще цел, и никто не смел тревожить его по таким пустяковым причинам.
Но наглый босмер всё же сказал что-то интересное.
Что-то… необычное.
Нелот смотрит на него внимательнее, так, как умеет только он, древний тельваннийский зачарователь: смотреть на Довакина ему всё тяжелее, слишком остёр пробивающийся из него рычащий и ревущий свет, сияющим клубком сплетенный из поглощенных душ. Эти души шепчут по ночам, когда контроль сознания Драконорожденного над ними ослабевает – когда драконья сущность вырывается на волю, пусть пока всего лишь неслышным Голосом, тающим в темноте. Тель Митрин стоит далеко от Вороньей Скалы, но Нелот всё отчётливее чувствует силу, расползающуюся по Солстхейму.
Довакин был так неосторожен, что запер внутри себя немыслимую мощь – мощь, которой хватило, чтобы убить аспект Алдуина и чудовище Моры. Он пожрал все драконьи души, до которых сумел дотянуться. И теперь они пожирают его самого.
Нелот фыркает снова: как просто и как глупо. Нечего даже время на это тратить.
- Помоги мне, - тихо просит Драконорожденный. – Помоги, я заплачу тебе любую цену. Я согласен на что угодно. Я боюсь… того, что могу сделать.
В это мгновение Аури-Эль замирает, поднимает голову с бесконечных свернутых колец, и смотрит на одного упрямого старого тельваннийца, для которого Тамриэль и его судьба не имеют ровно никакого значения.
Золото Времени замерзает в глазах Дракона.
Потому что это – то самое мгновение, когда Нелот представляет, что он может сделать, обладая убийцей Пожирателя миров и Первого Драконорожденного, связанным договором с Хермеусом Морой. Нелот взвешивает ценность всесуществования Нирна против ценности неведомых знаний, которые он сможет получить, согласившись на сделку. Результат заставляет его поразиться, зачем он вообще пытался сравнивать эти вещи.
Ведь это даже не ставится под вопрос.
Тель Митрин безжалостно вырван из хватки тугих колец Аури-Эля – нашедшая пристанище на промерзшем пепельном острове живая башня является всего лишь отголоском пережитой и ушедшей в небытие прошлого эпохи. Эпохи великих магов и великих воинов, искусных шпионов и изощренных предателей, безумных ученых и гениальных безумцев. Эпохи легендарного Ресдайна или Морровинда, темной и кровавой, погребенной под ржавым песком, просыпавшимся из клепсидры бога Времени и потерявшим свой золотой блеск.
Только Тель Митрин может вместить в себя Героя, Чудовище и Волшебника, поскольку с несомненным безумием Тельванни могло сравниться только совершенное безумие двемеров.
Внутри грибной башни витает стойкий аромат трамового чая с острыми пряностями, и этот аромат смешивается с теплым запахом самой башни – живым и самую малость отдающим природной сладостью. Башня ластится к своему хозяину, но не остаётся равнодушна и к гостю: маленький лесной эльф, заходя в Тель Митрин, никогда не забывает невзначай погладить ладонью твёрдую, кажущуюся сухой стенку живой башни, всегда бережно переступает через переплетения корней под ногами, и ведет себя с Тель Митрином более уважительно, нежели с его владельцем.
Хозяин и гость непохожи, как только могут быть непохожи два пласта времени, столкнувшиеся друг с другом, пришедшие с разных земель в чуждый им обоим край. Тельваннийский Советник высокомерен и язвителен, гость спокоен и мягок; Нелот никогда не позволяет себе выглядеть неподобающим образом, в то время как поджарый лесной эльф всегда приходит в пыльной дорожной одежде и только удобства ради собирает растрепанные темные волосы в хвост по обычаям своего народа; Волшебник привык к тонкой манипуляции магическими потоками, струящимися за грань и из-за грани сущности Мундуса, Герой же предпочитает искусной вязи пророчеств и предопределенности лишь предопределенность спущенной тетивы.
И только драконьи души в его груди превращают валенвудского охотника в Чудовище, которого должно страшиться всему Нирну.
Длинные сильные пальцы Довакина сжимают деревянную кружку с такой силой, что глиняная бы уже, пожалуй, дала трещину. Взгляд его устремлен мимо зачарователя, но Нелот угадывает в нём отчаяние.
Довакин не знает, что делать с силой, которая разъедает его изнутри. Не осталось достойных врагов для него во всей провинции севера, и пророчество не позволяет ему уйти, не позволяет выпустить на волю собранные души, потому что сделал Довакин именно то, что от него требовалось. Нелот в затруднении проводит ладонью по выбритому затылку: сложно обмануть Древний Свиток, но ещё сложнее обмануть Колесо.
- Я думал вначале, это случилось после того, как я поглотил души Мираака, - говорит босмер негромко и хрипловато. Качает головой, заставляя кончик собранного хвоста мотнуться из стороны в сторону. – Теперь я всё чаще думаю, что всё началось куда раньше. На просторах Совнгарда, где я сразил Алдуина. Я не поглотил его душу – но мне кажется, что-то изменилось во мне. Что-то изменилось в мире, и что-то изменилось во мне. Знаешь, Нелот… все эти пророчества о Драконорожденном… я думал, что я стану не нужен после смерти Алдуина. Но я не чувствую себя ненужным. Я просто не могу понять, для чего я нужен сейчас.
- Переплетения ткани предсказаний слишком сложны, чтобы их мог понять неграмотный дикарь, едва научившийся натягивать тетиву на деревяшку, - сварливо отзывается Нелот. – Со всем должным уважением, О Великий Герой, я, маг из Совета Дома Тельванни, потратил сотни лет, чтобы изучить мастерство волшебства, и я по-прежнему далёк от понимания сути вселенной и банального управления Аурбисом!
- Я не… – возражает Довакин, но затихает почти сразу. Нелот довольно глядит на него, понимающе щурясь: подловил. Драконы жадны до власти и могущества. Скайрим дал Герою и то, и другое; нет силы на севере, способной остановить Исмира, и во всём Тамриэле нет такой силы. Наступит день, когда Довакин взойдёт на предназначенный ему престол; не эту ли судьбу уготовили ему Свитки?
- Я грамотный, - Довакин наконец находит, что сказать: недаром обучался в Коллегии Винтерхолда, хоть и забрел туда наверняка по ошибке. И почти что возмущенно смотрит на Нелота, на что зачарователь только снисходительно машет рукой. – Нелот, я не знаю никого, кто мог бы объяснить мне, что происходит; я был на Высоком Хротгаре и не получил ответа от Мастеров Голоса. Я поднялся на Глотку Мира, но Партурнакс покинул ее. Я звал Одавинга, но тот говорил загадками на драконьем языке, и я… ну, я просто ничего не понял.
Взгляд Нелота ясно выразил всё, что он думает о мыслительных способностях спасителя Тамриэля. Босмер, защищаясь, прижал острые уши, явно не собираясь выслушивать ещё порцию оскорблений.
- Ты сам когда-нибудь пытался понять драконов?! Если бы Мираак был жив, я мог бы спросить у него; но Мираак погиб в Апокрифе, если и осталось что-то от его души, то даже эти осколки принадлежат Хермеусу. Я связан с ним куда прочнее, чем мне хотелось бы, и я ни шагу не ступлю в Апокриф, пока это не будет делом жизни и смерти всего Тамриэля.
- Тогда, пожалуй, ты можешь из Апокрифа и не выбираться, - фыркнул Нелот. – А что ты хочешь от меня взамен на твою вечную и верную службу почтенному Тельваннийскому Советнику? Не стесняйся. Я сгораю от любопытства.
Довакин подначку проигнорировал. Нелот его за это не осуждал. У Драконорожденного были проблемы куда серьезнее: свет драконьих душ внутри него становился ярче и нетерпеливей с каждым днем, рвался наружу всё сильнее, даже сейчас – и Нелот слышал не раз, как со склонов солстхеймских гор докатывается до Тель Митрина эхо Голоса, наточенного, готового к бою, готового к убийству.
К жатве.
Мираак пришёл на жатву, но не смог победить Последнего Драконорожденного.
- Души Дова, что я поглотил, - тихо проговорил эльф, отведя глаза, - они хотят крови. Смерти. Власти. Мне снятся кошмары о тех временах, когда драконы правили людьми, и они… больше не кажутся мне страшными. Мне кажется, мой Голос может совершить невозможное. Стоит мне пожелать, и весь Тамриэль ляжет передо мной, как лег перед Тайбером Септимом когда-то. Я – не Мираак, нет во мне его гордыни, пока нет, но Дова взращивают во мне дракона, и я боюсь, что даже власти им – мне – будет мало. Я убил Мираака. Кто убьёт меня?
Данмер раздраженно всплеснул руками, надменно вздернув подбородок.
- Нет, нет и нет! Я не занимаюсь наемными убийствами. Иди, спрыгни с башни. Найми желающих за пару монет. И не донимай меня такими пустяками больше.
- Нелот, ты ослеп за два тысячелетия?! Я могу стать новым правителем Тамриэля, я могу весь Нирн утопить в крови! – рыкнул Довакин сквозь зубы. Голос рвался наружу, но сквозь преграду пробилось не больше дыхания – многократно ослабленный отголосок невыкричанного Ту‘ума врезался Нелоту в грудь подобно пылающему лезвию, и босмер даже не заметил этого. Волшебник незаметно выдохнул боль в чашку с чаем. Беседа с Довакином, несмотря ни на что, была вполне увлекательным занятием, и некоторая забава, несомненно, стоила столь малых неудобств.
- И что? – совершенно обыденно поинтересовался Нелот, аккуратно ставя чашку на стол. – Когда твоя прапрапрабабушка еще не родилась на свет, я видел Возрождение Неревара. Ничего интересного, уверяю тебя. Морровинд не рухнул, Тамриэль тем более, а толку от него и вовсе не было. Потом Дагон вознамерился подчинить себе Нирн, и пришёл Защитник Сиродила, все заслуги которого исчерпались тем, что он разогнал несколько дэйдротов. До них были еще какие-то, но с ними я, слава звездам, незнаком. Герои меня совершенно не впечатлили. Не могу сказать, что в твоём случае вышло иначе, хотя за Чёрные Книги я, конечно же, несказанно благодарен тебе, о могущественный драконоборец. Иди, подчиняй Нирн, только оставь меня в покое и дай наконец заняться делом.
Босмер молча смотрел на него с непонятным выражением. Нелот на секунду призадумался, но мысленно махнул на это рукой. Все Герои одинаковы. Все Свитки сулят им одинаковую судьбу. Целестиалы любят выкидывать незначительные фокусы, но не более того. Что до Колеса…
Колесо всегда сохраняет равновесие, и не его дело об этом беспокоиться.
- Ты знаешь что-нибудь о Драконорожденных, что неизвестно мне? – наконец спросил он прежним спокойным голосом. Валенвудский охотник заслуживал некоторую маленькую часть уважения в глазах Нелота тем, что почти всегда ухитрялся сохранять невозмутимость.
- Не думаю, - проворчал Нелот. – Крикливые драконолюди не особо были мне интересны, как ты, возможно, мог бы понять, оценив поле моей научной деятельности.
- Есть ли возможность оживить Мираака? – подошёл с другой стороны Довакин. Нелот поднял бровь.
- Ты хочешь, чтобы я полез в Апокриф отыскивать остатки сумасшедшего революционера? Пф, за это мне нужна плата побольше, и я сомневаюсь, что ты когда-либо сможешь добыть для меня что-нибудь удовлетворительное.
- Но больше никого нет, Нелот! Мне неоткуда взять эти знания! – отчаянно воззвал босмер, и Нелот устало возвел очи горе. Азура да будет ему судьей, он никогда не понимал, почему люди так вцепляются в то, что сложнее всего достать.
- Заплати некроманту, да побольше, приведи его в какую-нибудь древнюю нордскую гробницу, скажи, чтобы он поднял и подчинил какого-нибудь покойника из крикливых, и расспроси его, - хорошо поставленным менторским тоном перечислил Нелот. – Молодёжь!.. Как ты вообще добрался до Апокрифа? Не принимая во внимание мою бесценную помощь, конечно же.
- Даже у меня не вышло подчинить Мираака, - с сомнением произнес Довакин, со свойственной ему невоспитанностью проигнорировав упоминание о том, что без помощи Нелота победа над Мирааком могла бы разве что присниться ему в мечтах. Гениальное решение явно не привело его в восторг, и маг недовольно поджал губы. – Во всём Скайриме, да, может, и во всём Тамриэле мне не найти столь искусного и могущественного волшебника, что мог бы вернуть жизнь тому, кто мёртв тысячелетия.
Это было ничем иным, как неприкрытым, наглым, ужасающе безрассудным оскорблением и самой бессовестной и подлой клеветой, которую Советник Тельванни только слышал за последние триста лет своей жизни. Даже беспечно колеблющиеся струйки пара над его чашкой ошеломленно замерли.