- Ni Miraak, - произнес Рагот. Силгвир не видел, когда он успел подняться, но сила драконьих душ влила в него столько магии, что он даже не стоял на полу – парил над ним, вознесенный незримыми потоками энергии. – Fahliil voth Dovahhe sille… Tafiir ahrk kriid! Folahzein fen kos nilz.
Силгвир не стал задумываться о том, в каком контексте были употреблены те немногие слова (Мираак и Dovahhe), которые он знал. Он просто позволил стреле вырваться в полет, сочтя это наилучшим ответом.
Но ничего не случилось.
Стрела исчезла. Растворилась в воздухе, не сумев коснуться жреца – даже не вспыхнула, осыпаясь безобидным пеплом при столкновении с магическим барьером. Рагот не заметил ни зачарования, ни удара. Силгвир неверяще уставился на него: не были способны на такое ни дэйдра, которых он убивал прежде, ни драконы, ни Мираак.
- Folahzeinaan, - выплюнул Рагот.
И ударил снова. Только уже не бесформенной волной силы.
Пламя, взревев беспощадным гулом, заставило Тель Митрин вздрогнуть, а очертания – смазаться от рвущей пространство энергии. Силгвир обнаружил, что рефлекторный прыжок за спину Нелота оказался весьма своевременным: магу колдовской огонь не причинил видимого вреда, и маленькому босмеру, сжавшемуся за ним, тоже.
- Это слишком далеко зашло! – возмутился Нелот и решительно сделал шаг навстречу холодно глядящему на него жрецу. Рагот не торопился с новым ударом – то ли последствия сна на грани смерти, то ли неуверенность, то ли полузабытое умение колдовать удерживали его от атаки. – Ты находишься в башне Советника Тельванни, жрец, и мой Дом не прощает нападений чужаков, но я позволю тебе жить, если ты будешь достаточно вежлив. Сложи оружие!
- Fahlille ahrk folahzeinanne, - презрительно бросил Рагот, вскидывая осветившиеся алым сиянием магии руки ладонями к Нелоту. Силгвир не увидел самого заклятья, но увидел, как Нелот покачнулся, сделал шаг назад, чтобы удержаться на ногах.
Ни один маг, прежде сталкивавшийся с Нелотом на его памяти, не мог добиться и этого.
Довакин вдохнул грозовой воздух – и выдохнул свет.
Gol Hah Dov, Крикнул он, бросая вызов воле жреца и силе его души, повелевая, как повелевал прежде разумным и неразумным подчиниться его желанию. Но его сила была ничтожна по сравнению с прежней, и он не ощутил в ответ чужой воли, послушно ложащейся в ладонь; не ощутил ничего, кроме ярости Рагота в его взгляде.
Sil Lun Aus.
Слова, не Выкричанные, а Выдохнутые-Вышептанные жрецом, врезались в него отравленными метательными звездами убийц пустыни: они будто вскрыли оболочку, удерживавшую внутри него оставшиеся драконьи души, и теперь сквозь раны сочилась последняя его сила. Силгвир будто ощутил тугие потоки энергии, связавшие их троих – Ту‘ум жреца ударил не только его, но и Нелота, и теперь из них неудержимо изливалась сила. Она стекала по незримым нитям, связанным Голосом древнего культиста, Рагот пил ее словно вино – и его глаза не прятали насмешки.
Довакин никогда не смог бы воплотить в жизнь два Ту‘ума подряд так быстро – слишком долго исчезает из разума ставшее материей Намерение, но Рагот сбил его концентрацию, вернул в изначальное состояние, и Силгвир почти бессильно выдохнул, выхрипел наполовину человеческим голосом последнее своё спасение, надеясь, что ему хватит сил воплотить Крик.
Его тело растворилось призрачным сиянием, и его дух оказался вне досягаемости раготовой магии, спасая остатки энергии и сил: Бесплотность не была колдовством, но была Намерением, и для Намерения не существовало деления на материю и нематерию. Рагот нетерпеливо повёл рукой, и Силгвир, существующий сейчас в межпространстве-межвремени Нирна, только увидел, как вздрагивают нервно и ломко линии вещественного под новым магическим плетением.
Рагот почти успел ударить снова, Силгвир почти успел вырвать новую стрелу из колчана, но гром, рухнувший на Тель Митрин драконьим рыком, опередил их обоих.
- Хватит громить мой дом! – рявкнул голос Нелота.
И Силгвир вывалился на холодный песок Солстхейма из мгновенно схлопнувшегося за его спиной портала, разом лишившись улетучившейся Бесплотности, вновь материальный и подвластный Времени. Мигнувшая рядом вспышка заставила его вскочить на ноги и броситься в сторону, уходя от огненной волны, что небрежно выдохнул Рагот, словно был драконом в человеческом обличье.
Новая стрела оказалась на натянутой тетиве раньше, чем Силгвир успел осознать это, но выстрел пропал, как и прежде, не коснувшись жреца.
Нелот вышвырнул их из Тель Митрина порталами на побережье, оставив Довакина сражаться с воскрешенным безумным культистом в одиночку, и Силгвир неожиданно холодно осознал, что Рагот его убьёт. Легко, как назойливую муху. Он продержится ещё немного, уходя от его магии, но даже магия раготова была совсем не такой, к какой он привык – чуждой, неизведанной. Который удар он пропустит? Который удар станет для него смертельным?
- Я Довакин! – выкрикнул он в бесстрастное лицо жреца, но Рагот лишь бросил в него новое заклятье. От него спас амулет щита, надежно повязанный на предплечье – оберег, раскалившись до боли и, верно, оставив ожог на коже, жалко хрустнул, не выдержав отраженной силы.
Od Ah Viing, Закричал он в морской ветер острова, взывая о помощи. Старый друг приходил на его зов неизменно, в Нирне ли, в Обливионе: Одавинг спас его в бою с Мирааком, уведя внимание подвластных жрецу драконов прочь от поединка Драконорожденных, и Силгвир как никогда надеялся, что Дова сможет заставить Рагота прекратить бой.
- Meyus krilon Joor, - насмешливо воскликнул Рагот, - preltaas fah dinokiil? Du!
Легкий, односложный Крик толкнул его в грудь и заставил прокатиться по песку, глотая боль вперемешку с пепельной пылью. Ещё частичка силы покинула его. Рагот пожирал его энергию по кусочкам, будто насмехаясь над бессилием Драконорожденного.
Mul Qah Div.
Голос вырвался из его горла, клокочущий и кипящий разъяренным могуществом драконьей воли и власти; Довакин перерождался в себя самого, в аспект Дова – кто мог бы сломить и бросить к своим ногам весь мир.
Он читал эти Слова, вырезанные Садовником в Апокрифе, они вливались в его память молитвой-восхвалением-эпитафией Мираака, не боявшегося бросить вызов всему Драконьему Культу. Древний Драконорожденный стоял сейчас рядом с ним, сотканный из гибких линий света, и сила возвращалась к нему – первозданной яростью.
Сила принадлежала ему, ему одному, по праву истинно высшего.
Он шагнул вперед, облаченный в золотой свет крепче дэйдрической стали и колдовских заклятий, и глаза его горели бессмертным золотом Ауриэля, и Время, и Пространство, и Мир, Где Ходит Смерть, подчинились ему: поскольку сейчас он Воплощал Дракона.
Любой склонился бы перед ним сейчас: смертные с человечьей ли, с мерской, со звериной кровью падали прежде к его ногам, и рассыпались в прах не ведающие страха порождения магии и науки. Драконы, дети Акатоша, склоняли перед ним головы и смиряли крылья, поскольку силой было даровано ему право власти.
Право, которое ни один не решался оспорить.
Рагот молча раскинул руки, позволяя потоку магии пробиться из ладоней и выгнуться дугой перед ним: незримой, но заставляющей пространство дрожать от напряжения энергии. Дух Древнего Драконорожденного вскинул сверкающую секиру, но лезвие, что могло бы сокрушить ударом лучший доспех, не смогло коснуться жреца. Эфемерный союзник был бессилен.
Но Довакин больше не чувствовал себя бессильным.
Он не знал, какими чарами окружил себя Рагот; не знал, что за магия хранит его, и почему он кажется сейчас одновременно существующим и несуществующим, будто центр Мундуса воплотился в нём. Он знал только, что властен сразиться с ним.
И властен выбрать: победить или проиграть.
И он выбрал.
Время текло вокруг стремительными потоками, расслаиваясь на множество Нирнов; Силгвир пробирался сквозь них, интуитивно выбирая направление. Рагот смотрел на него из десятков почти неотличимых миров, разделенных лишь мгновением; он уходил из одних временных линий в другие, и Силгвир едва мог различить их. Он шагал вслед за жрецом, проходя сквозь ткань Времени, но Рагот оставлял его позади, уходя то на полвдоха назад, то на удар сердца дальше. Силгвир видел теперь, где теряются его стрелы – в долях секунд, сквозь которые почти что небрежно скользил драконий жрец, и каким бы быстрым ни был стрелок, цель исчезала быстрее. Он не успевал за тем, кто бежал не по земле – по самому Времени.
Но здесь и сейчас, на протяжение всей Вечности, он Воплощал Дракона – и Дракон не признавал поражения.
Крик сконцентрировался в нём пульсирующей, ледяной на ощупь идеей-намерением, дыша холодом того-что-вне, того-что-слишком-близко-к-Ситису, и Силгвир лишь на долю мысли успел подивиться тому, как раньше этот Ту‘ум, вырезанный на камнях лабиринта песочных часов, казался ему столь неважным и незначительным по сравнению с Криком, способным обратить воздух в груди в драконье пламя. Ведь сам Морокеи стерег Слово Вечности – как он мог поверить, что сила этого Крика, этой Идеи настолько слаба?
Можно подарить себе скорость, которую не сможет дать даже старая магия зачарований. Можно обогнать удар противника и выпустить десяток стрел за время одного вдоха. Да, на это был способен Силгвир, лесной эльф-лучник, охотник на драконов.
Силгвир-Дракон мог остановить Время.
Он не увидел – ощутил, как замерли, подчинившись его воле, потоки движения и жизни, оставляя его единственным властелином продолжающего-существовать, и ощутил, как сковывает Рагота его же уловка. Силгвир шагнул к нему, поднимая лук и прилаживая стрелу, уже выравнивая временные линии для гладкого заключительного удара, но в светлых глазах жреца, оказавшихся неожиданно так близко, только сверкнула ярость – и смех.
- Diinaan Tiid hi gefaas kul do Atmora? – оскалился в усмешке Рагот, разрывая путы безвременья легко, словно истершиеся нити. Они вновь стояли на побережье, вновь – в едином времени, и Силгвир только усмехнулся ему в ответ, чувствуя, как нарастает сила Дракона внутри, предвещая пик могущества – прежде чем раствориться бесследно.
Он был готов встретить удар. Он был готов встретить смерть, если придётся – смерть в поединке, такую, что славят тысячелетиями. Так сражаются драконы.
Но Рагот не ударил, и Силгвир не посмел выстрелить – взгляд жреца ушёл вверх, к небу за его спиной, и в его глазах Довакин прочёл растерянность.
Неверие.
И, может быть, самую каплю…
- Rahgot, - пророкотал Голос, принесенный ветром; ветер хлестнул по лицу запоздало, взъяренный сильными крыльями. Силгвир полуобернулся, встречая верного союзника. – DovAhKiin.
Одавинг опустился на берег, взрыв влажный холодный песок мощными лапами. Длинные крючья на сгибе крыльев зарылись в землю, позволяя дракону выпрямиться, с интересом изогнув длинную шею.
- Rahgot, mid aar. Zin Moro Nir, - звучно произнес Одавинг. Голос пронесся по берегу неукротимой силой, но не несущей опасности – то было приветствие, и приветствием-эхом ответил ему Рагот:
- Zin Moro Nir, OdAhViing, faal In do Ven… thuri, - послушно откликнулся маг, но голос подвёл его, растаял изломанно в морском ветре. Несколько долгих ударов сердца он стоял неподвижно, глядя в глаза дракону, казалось, позабыв о смерти и воскрешении, о поединке и ловушке времени, и обо всём, что пришло за три Эры в Нирн.
Поскольку это всё было совершенно неважно.
Несущественно.
Невещественно.
А потом сделал несколько шагов вперёд, к недвижимой громаде Одавинга, и опустился на колени на мокрый песок.
Силгвир в смятении смотрел, как раздвигает крылья Одавинг, закрывая коленопреклоненного от пронизывающего ледяного ветра, и как запрокидывает голову последний драконий жрец в изорванных лохмотьях, счастливо смеясь, как ребенок, выдыхая вперемешку со смехом обрывочные возгласы на древнем языке. Рокочуще-низкий голос Одавинга отвечал ему, и Силгвир, давно потерявший в себе Воплощение Дракона, едва позволял себе дышать: мгновение было слишком хрупко, чтобы нарушить его бесцеремонным вторжением чужака.
Какое преступление он совершил, вытащив мёртвого Первой Эры в Четвёртую, преступив законы посмертия?
Кто он, охотник на драконов, в глазах древнего культиста, что предпочел яд поражению своей веры?
Folahzeinaan. Еретик, достойный лишь смерти.
Рагот поднялся с колен стремительным рывком, плавно отступая на несколько шагов назад перед драконом. Господин и служитель, воин и маг, он казался готовым к бою клинком – из ритуальных мечей, что обагряются кровью лишь в час славы или в час горя. Ветер отбросил назад его спутанные черные волосы, когда он развернулся лицом к Довакину.
- Ko morosehin Zu‘u nilziin faal folahzeinaan, OdAhViing! – Голос его зазвенел яростной радостью, и Силгвир ощутил, как стекается в смертное тело перед ним бессмертное могущество. Ему больше нечего было поставить против – разум, истощенный поединком Голоса, едва ли сумел бы воплотить Ту‘ум хотя бы вполсилы, а мощь драконьих душ почти покинула его после ритуала Нелота и сражения после.
- Geblaan! – повелительно рыкнул Одавинг, и Рагот ошеломленно замер, не окончив смертоносного магического плетения. Колдовство рассыпалось в его руках безобидными солнечными искрами. – Драконорожденный перед тобой доказал своё право на власть стократно. Я служу ему, как прежде служил Алдуину, которого он сразил в бою на просторах Совнгарда.
- AlDuIn… dilon? – тихо выговорил Рагот, не смея повернуться к дракону. – Orin faal pruzaan kendovhe do Brom drey nis viik mok!
- Алдуин мёртв, если он может быть мёртв, - твёрдо произнес Силгвир, делая шаг навстречу жрецу. – Я не знаю драконьего языка, Рагот. Если ты хочешь говорить со мной, говори на тамриэлике. Даже Дова знают его, ты знаешь и подавно.
- OdAhViing! Ты не можешь служить еретику, - Рагот обернулся. – Он убивает твой род! Он слаб, он не сумел победить даже меня, хотя от моего могущества осталась лишь тень воспоминаний!
- Только потому, что сила, которую он собрал, теперь течет в твоих жилах, munsezin, - с отголоском иронии ответил ему дракон. – Он вернул тебя с порога Безвременья с помощью своего друга-мага, ведь так, Довакин?
- Он осквернил священные крипты Форелхоста! Я помню его; он убивал моих людей, истощенных вечным ожиданием, из теней, как трусливый вор, и последние мои силы ушли на то, чтобы попытаться остановить его, - с ненавистью произнес Рагот. – Я был слишком слаб, чтобы подарить ему смерть.
- И всё же он – победитель великого правителя и палач великого предателя, - пророкотал Одавинг, склонив громадную голову. – Алдуин и Мираак пали от его руки. Законы Suleyk едины для всех, Рагот, uv hi vopahsunaal do nii?
- Нет моего сомнения в законах Suleyk и нет его в твоих словах, Снежный Охотник. Твоя честь всегда была превыше самых звёздных ветров, и минувшее время не смогло бы изменить этого. Мои сомнения лишь в том, что моя судьба смеется надо мной тысячи лет, если честь обязывает меня служить эльфу и драконоубийце, осквернившему всё, что я поклялся хранить.
- Drem, Rahgot. Мир изменился, и ты увидишь это своими глазами, если твоё имя не ослепило тебя, как ослепило многих из смертного рода. Vensesuleyk fent aak hi. Нужна ли тебе еще моя помощь, Довакин?
Силгвир покачал головой, и Одавинг, тяжело взмахнув крыльями, оттолкнулся от земли. Жизнь не в небесах претила ему, сковывая самую его суть, и Силгвир отчаянно понимал его – и завидовал ему, способному сутками мчаться наперегонки с ветрами под солнцем и лунами. Отдаленным низким рокотом прозвенел с небес его прощальный Крик, прежде чем темно-серая пелена туч скрыла от человеческих глаз темно-красную чешую.