— Я пытался работать с окклюменционными личинами, но так и не понял, как, — признался Барти. — Если не сможешь поверить в нее сам, легилимент не поверит в нее тем более — но как поверить в нечто, противоречащее твоей собственной личности?
Август взял в руки чашку, наполненную чаем. Чай был не высшего сорта, заваренный обыкновенным заклинанием, но Барти и не ожидал, что наставник по окклюменции будет встречать его как в Доме Блэков.
— Ты ведь уже понял, — мягко сказал Руквуд, — тебе вовсе не нужно верить в нее так, чтобы обмануть самого себя. Ты должен обмануть человека, который пытается проникнуть в твой разум, и только. Всегда рассчитывай свои силы и уровень игры. Если проигрываешь — ставь очевидный блок, вынуди легилимента применить силу. В Министерстве тебе поначалу этого хватит.
Барти хмыкнул и поднес чашку к губам.
— Политика Министерства пугает меня меньше перспективы допроса кем-нибудь из Пожирателей смерти.
Август рассмеялся, но не очень весело.
— На допросе Пожирателей окклюменция уже не поможет. Хочешь поиграть? Заставь меня поверить, что ты веришь, будто ты поддерживаешь Пожирателей смерти.
Барти взглянул на него поверх чашки.
— Если этот разговор подслушают и удачно зафиксируют, за такие игры меня отправят прямиком в Азкабан, мистер Руквуд.
— Глупости, — беспечно махнул рукой Август. — Во-первых, эта комната надежно защищена, сюда не смог бы проникнуть даже сам Темный лорд без моего ведома. Во-вторых, ты подозреваешь меня в том, что я использую против тебя твои слова? Барти, я Невыразимец. Если этого недостаточно, я Невыразимец, которому Бартемий Крауч доверил обучение своего сына. Если и этого недостаточно, то, вероятно, в мире попросту не существует аргументов, способных тебя убедить.
Барти помолчал немного.
— Я хочу стать самым лучшим волшебником. Не думаю, что Альбус Дамблдор позволит кому-то пойти по стопам Темного лорда, особенно — кому-то из Слизерина, поэтому я не стану искать помощи Дамблдора, а обращусь сразу к следующему кандидату в списке. Логично было бы учиться у него самого.
Август посмотрел куда-то на дно своей чашки.
— И ты уверен, что он бы стал учить или по крайней мере терпеть человека, который желает стать его конкурентом?
— Конечно, — удивился Барти, — он же слизеринец. Гораздо выгодней для него было бы попытаться привлечь меня на свою сторону и использовать, пока это возможно. Это взаимовыгодный обмен для нас обоих.
— Ах, ну да, — сказал Август, все так же глядя в свою чашку с едва заметной улыбкой. — Прости, порой я забываю, что ты тоже слизеринец. Еще что-нибудь?
Он поднял голову, и Барти не успел отвести взгляд.
Успел только понять: Август не поверил ни единому слову. Если он сейчас попытается солгать, Руквуд поймет, почувствует, даже не заглядывая в его память. Неужели Руквуд подозревал… неужели Рег все-таки… нет, неважно, важно только то, что он должен верно рассчитать свою силу и уровень чужой игры…
Барти выдохнул. Небо над Ферт-оф-Фортом растворилось в глубине его сознания, взамен позволяя подняться на поверхность тому, что он никогда не показывал никому, кроме Регулуса Блэка.
Август моргнул и улыбнулся.
— Ты быстро учишься.
Барти заставил себя улыбнуться в ответ.
— Мне все так говорят.
А потом Август Руквуд закатал левый рукав, и Барти забыл, как думать.
— Это… все еще игра? — поинтересовался он, изо всех сил пытаясь заставить собственный голос звучать обыденно. Даже успел выругать себя за идиотский вопрос: что, если Руквуд скажет «нет», и что тогда? Извиниться, допить чай и пожелать Пожирателю смерти доброго вечера?
— Извини, Барти, — спокойно сказал Август, — я тебе солгал. Я прочел твою память в нашу первую встречу. Хотел просмотреть как можно больше воспоминаний, прежде чем ты научишься распознавать проникновение в разум, но я не очень хороший легилимент, поэтому увидел не только то, что искал.
— Ох, — вежливо отозвался Барти. Интересно, будет ли у него шанс, если он выхватит палочку прямо сейчас и сотворит боевое? Наверное, нет. Если Руквуд прочел его память, то он отлично знает, на что Барти способен, а значит, готов к сюрпризам.
— И заодно убедился в том, что твой друг Регулус говорил правду.
Барти моргнул.
— Регулус… тоже?
— О, он не носит Метку, — рассмеялся Руквуд, — но, я думаю, это скоро изменится. Я бы наплел тебе ерунды про то, как Тот-Кого-Нельзя-Называть находит блестящих волшебников, которые нигде не смогут раскрыть свой потенциал, кроме как в кругу Пожирателей… но ты этой чуши еще наслушаешься. Пожиратели погибают, и взамен погибших нужны новые — а новых перспективных волшебников, еще не выбравших сторону, осталось мало. Ты слизеринец, и Темный лорд — слизеринец. Ты знаешь правила этой игры.
Барти провел палочкой над все еще оголенной Меткой — Руквуд позволил ему, хотя в его взгляде и мелькнула на мгновение обеспокоенная настороженность. Метка была настоящей. Живой: Барти не стал касаться ее, это могло кончиться плохо; убрал палочку, убедившись в подлинности магической татуировки. Змея, свернувшаяся восьмеркой, изогнулась — будто бы с любопытством.
Барти посмотрел на Руквуда. Тот больше не улыбался.
— Что будет, если я откажусь?
— Я сотру тебе память, — сказал Август. — Заменю фальшивыми воспоминаниями. Продолжу учить тебя окклюменции, иначе твой отец заподозрит неладное. К тому моменту, как найдется повод о чем-то подозревать, твой разум уже отшлифует фальшивку так, что ее не заметит даже самый лучший легилимент, если только не будет знать, где искать.
— А если соглашусь?
— Окклюменцию все равно учить придется. Только без фальшивых воспоминаний, — усмехнулся Руквуд, но тут же посерьезнел вновь. — Не беспокойся. Ты сын Крауча — ты значишь для Пожирателей не меньше, чем наследник Блэков; никто не стал бы поручать тебе самоубийственные задания. Мне нужно, чтобы ты начал учиться настоящей боевой магии, на уровне аврората; нужно, чтобы ты продолжал совершенствовать окклюменционные техники. В первую очередь это послужит твоей же собственной безопасности. Если кто-то начнет задавать вопросы, ты всегда сможешь ответить, что это моя рекомендация.
Барти все еще не был уверен, что это не проверка.
— И вы мне поверите? Что, если я скажу, что согласен, а потом выдам вас отцу?
Невыразимец пожал плечами.
— Значит, я ошибся, и меня отправят в Азкабан или убьют.
Всё верно. Что еще он мог услышать в ответ на такой вопрос? Тайный план, поясняющий, как избежать ареста?
— Я согласен, — произнес Барти после недолгой паузы. Говорить «я не согласен» было просто идиотским решением в любом случае, даже если бы он в самом деле был предан Ордену Феникса и лично Альбусу Дамблдору, поэтому он толком не знал, какого еще ответа мог ожидать Руквуд.
— Отлично, — сказал Руквуд и опустил рукав мантии обратно. — Еще чаю?
***
Время рассчитано до последней минуты, но его все равно не хватает. Он должен сделать так, чтобы хватило.
Барти не глядя зацепляет пальцами верхнюю стопку неотправленных писем. Их невозможно скопировать, подделать или прочесть магическими средствами — точнее, у него нет необходимых для этого умений и инструментов — но это ему не нужно. Всё, что ему нужно, — это Маховик Времени, примененный в тот момент, когда будущее, предреченное письмами, еще не наступило.
— Это работает не на всяких защитных чарах, — говорит Барти Крауч пять часов назад, прижимая кровоточащую ладонь к пергаменту. На листе послушно проступают чернила. — Некоторые письма защищены получше. Их я так не прочту.
А некоторые требуют только крови и имени, потому что, очевидно, кандидат в Министры магии Бартемий Крауч не думает, что его сын способен на предательство. Или на какое-либо иное самостоятельное решение, не согласующееся с уже составленными планами на его жизнь.
Барти отнимает ладонь от письма — на волшебном пергаменте не остается ни капли крови — и мимоходом интересуется у Руквуда, уже просматривающего первый лист:
— Эта поговорка про Невыразимцев… если мы не можем верить Невыразимцам, то кому же тогда верить?
Август на мгновение поднимает глаза от письма и улыбается Барти очень искренне и доверительно.
— Никому.
Расписание составляли, чтобы не оставить ему никаких поблажек. На истории магии Барти решает задачи по нумерологии: для них просто нужно помнить огромное множество формул. Он помнит наизусть пять пергаментных листов, исписанных формулами с обеих сторон. Чтобы не забывать их, ему приходится решать треклятую нумерологию почти каждый день, а это отнимает время — бесценное время, у него всего шесть лишних часов в сутках, он должен спать как минимум пять и удерживать хотя бы один выходной в неделю, чтобы не рехнуться к июню.
Это не самое сложное. Самое сложное — улыбаться, как Август Руквуд, даже когда он не может уговорить собственный разум отдохнуть хотя бы эти драгоценные пять часов, потому что страх оказаться разоблаченным оказывается сильнее и лишает его сна. И улыбаться, как Барти Крауч, когда волшебник из экзаменационной комиссии смотрит на него в изумлении: это что, невербальное заклинание? От пятикурсника?
Барти Крауч выходит из аудитории уверенным быстрым шагом, с высоко поднятой головой, беспечной улыбкой и мыслью о том, что он сдохнет, не дождавшись и седьмого экзамена из непреодолимой череды СОВ. Если бы не Том Риддл, несносный ублюдок, насмехающийся над его отчаянием из Зала трофеев, он бы позволил себе поблажку, не мучился с непонятным магловедением или сдал прорицания на проходной, а так ему придется идти на отличный балл по всем двенадцати экзаменам и умереть в финале, как и полагается великим героям. Пожалуй, он уже не против быть убитым лично директором, как предрекал Рег на третьем курсе. Он так устал, что ему, откровенно говоря, нет до этого никакого дела.
Но на следующее утро он просыпается снова, и снова заставляет себя улыбнуться, как Барти Крауч, и становится Барти Краучем снова, и напоминает себе: секрет не в том, что он способен на что угодно.
Секрет в том, что в это поверят все остальные.
Комментарий к Nil satis nisi optimum, Pt II
AC/DC - High Voltage
Deep Purple - Machine Head (альбом) и Highway Star (трек #1 в этом альбоме)
========== Nil satis nisi optimum, Pt III ==========
В центре Лондона происходили странные вещи.
Никто не удивился молодому джентльмену, появившемуся у Вестминстера словно из воздуха; слабые маскировочные чары отвели от него взгляды обычных прохожих — на чуть укоризненный взгляд пожилого волшебника, спешащего по другой стороне улицы, он ответил беспечной улыбкой. Игры со Статутом секретности могли кончиться плохо для кого угодно, но не для него.
Его чары маскировки не подводили никогда.
На улице Пиккадилли стоял семнадцатилетний волшебник, который был способен на что угодно, и собирался однажды стать лучшим из всех волшебников.
— Привет.
Барти моргнул и повернулся, автоматически отвечая вежливым пожеланием доброго дня.
Человек Руквуда оказался немного похож на самого Августа: немолодой и неприметный маг, тоже не слишком заботящийся о Статуте секретности. Если и чистокровный, то броской элегантности Древнейших Домов, свойственной многим представителям Визенгамота, в нем не было, как и тонкого ощущения опасности, сквозящей в каждой черте облика могущественных Темных волшебников. А вот совершенно руквудовская улыбка — была.
Барти поймал себя на мысли, что не удивился бы, увидев его за барной стойкой или магазинным прилавком. По счастью, он уже был достаточно знаком с окклюменцией, чтобы спрятать эту мысль подальше: человек перед ним был знакомым Руквуда, вероятно, тоже носил Метку, и, вероятно, Барти был нужен ему для какого-то поручения. Август не сказал ничего больше, из чего Барти сделал вывод, что либо тот не знал и сам, либо Пожиратели смерти решили устроить ему еще одну проверку. Такое происходило уже не единожды.
По его скромному мнению, даже слишком много раз.
— У меня пять с половиной часов, — сказал Барти. Ему приходилось прилагать усилия, чтобы заставлять себя избегать зрительного контакта: незнакомец знал, как вести себя, чтобы ему хотелось доверять. Почти как Руквуд. — Этого хватит?
Незнакомец кивнул.
— Более чем. — Он махнул рукой в сторону Грин-парка. — Сколько стоит проезд в метро?
Барти едва не сбился с шага.
Проезд в метро? В магловском? Пять кнатов… то есть, пенсов? Но ведь магловская валюта нестабильна, может, уже вовсе не пять, а пятьдесят? А как конвертировать кнаты в пенсы? Какой сейчас вообще курс?
— Не представляю, — честно отозвался Барти, — около пяти пенсов?
— Надо же, — сказал незнакомец. — У вас есть с собой пять пенсов?
— Нет. — Его начинало одолевать искреннее любопытство. — Могу ли я поинтересоваться, зачем они вам?
— Совершенно ни к чему, я просто отвлекал вас дурацкими вопросами, — беспечно отозвался его спутник. — Так вы собираетесь стать самым лучшим волшебником? Любопытная формулировка. Насколько мне известно, ее не заслужил даже Гриндевальд. Или Дамблдор, если угодно. Или нынешний Темный лорд Британии.
Барти еще раз мельком взглянул на собеседника, пытаясь отыскать ускользающие детали. Он не чувствовал маскировочных чар — вообще никаких, даже анти-магловских, и это… казалось странным. Не слишком странным, но все же странным. Как и внимательность незнакомца к формулировкам. И все прочие… странности.
— Их называют великими волшебниками. В зависимости от того, кого вы спросите, — величайшими. — Ему просто хотелось убедиться, что он не ошибся.
Незнакомец посмотрел на него в ответ, и Барти не смог сказать, что именно ощутил — одобрение или опасность. Впрочем, уже мгновение спустя странное (снова) ощущение миновало.
— Многие не чувствуют эту разницу, — он рассмеялся. — Да, вы правы. Можно заслужить титул великого или величайшего волшебника, просто искусно выполнив один неповторимый трюк. Например, победив Гриндевальда в дуэли, которой не было свидетелей, или объявив о своем бессмертии, которое еще никому не удалось проверить. Но быть лучшим из лучших… вы выбрали непростой путь. Полагаю, вы еще не знаете, зачем это вам?
Все рано или поздно задавали этот вопрос.
— Разве нельзя просто хотеть быть лучшим из лучших? — Барти засунул руки в карманы. Переменчивая лондонская погода становилась ветреной и холодной, а его собеседник, судя по всему, не слишком заботился о приличиях.
Еще один короткий беззаботный взгляд.
— Я бы сказал, что вы из тех людей, кто забрался бы на самую крутую вершину не для того, чтобы присвоить ее себе, и даже не для того, чтобы поплевать с высоты. Я бы даже сказал, что вам неинтересна эта вершина сама по себе. Вы знаете Антона? Хотя… тот просто готов на самоубийственные затеи от скуки, а вы гоняетесь за собственной тенью в попытках доказать, что вы быстрее нее. Впрочем, в вашем возрасте я тоже делал множество глупостей. Кстати, давно хотел спросить — наслышан о вашем родовом таланте — со змеями вы тоже можете говорить?
Барти позволил прозрачному небу над Ферт-оф-Фортом заслонить его сознание непроглядной ветреной синевой.
— Конечно, — с достоинством ответил Барти Крауч-младший.
Наступившая пауза стоила лучшего спектакля «Глобуса».
— …только не уверен, что змеи поймут меня правильно.
Его спутник посмотрел на него с нечитаемым выражением лица. Возможно, при этом безмолвно прося духов Основателей о терпении. Барти не ощутил даже прикосновения к своему ментальному блоку — наверное, он ошибся, слишком много времени проведя с Руквудом; не все добывают информацию с помощью легилименции.
— Понимаю, почему вы так понравились Августу, — наконец произнес Пожиратель с едва заметной усмешкой. — Ладно. Можете считать, что вы удовлетворили мое любопытство. Ваша очередь задавать вопросы.
— Вы не представились. Мне кажется, мы уже где-то встречались, но, скорее всего, вы были под маскировкой, поэтому я не могу вас узнать. — Барти пытался сличить хотя бы магический импринт, но что-то мешало: он не мог толком ничего разобрать, будто собственную магию Пожирателя блокировал или скрывал какой-то артефакт.