Эта смена концепции на удивление помогла — в первую очередь помогла не видеть опасность в каждом из людей, которых они встречали. Хико начал поглядывать на него менее неодобрительно и они даже смогли — наконец-то — купить всё необходимое для того, чтобы устроить огород, немного еды и сакэ.
— Вот почему сакэ-то я должен нести? — не удержался Кеншин, — Пить его всё равно будете вы.
Хико только ухмыльнулся, не считая необходимым реагировать.
А потом мир стал настолько реальным, что Кеншин даже забыл, что вслушивался в разговоры всех вокруг и собирался не упускать из виду никого, кто проходил бы рядом — какой-то продавец, разговорившись с Хико, спросил, почему Кеншин так угрюм. Тот ответил, что юноша наказан за свое поведение и Кеншин был вынужден целую вечность выслушивать, как они обсуждают, до чего невоспитанная нынче молодежь и что необходимо держать их в строгости, особенно таких, как сам Кеншин, потому что иначе у страны нет будущего. Для продавца, кажется, это была больная тема, а Хико просто веселился и, видимо, ждал, пока у объекта обсуждения лопнет терпение.
Наконец продавец, высказавшись обо всех недостатках нерадивой молодежи, предложил Хико купить сакэ по очень выгодной цене.
— Я купил уже два кувшина, — с сожалением в голосе сказал Хико, показывая на Кеншина, который нес покупки.
— Но учитель, — почтительным тоном начал тот, — если вы купите еще два, то, возможно, нам не придется приходить завтра.
В подзатыльник Хико вложил достаточно сил, чтобы в ушах зазвенело, но повеселевший Кеншин решил продолжать — он поклонился и засеменил спиной назад, бормоча, но довольно громко, чтобы учитель не гневался на своего нерадивого ученика и как он виноват, преуменьшая способности своего великого учителя в распитии сакэ.
Наблюдать за тем, как Хико пытается сдержать смех, было весело. По дороге домой Хико со злорадством отметил, что с завтрашнего дня веселиться у него времени не будет.
Кеншин занимался огородом большую часть времени. Хико не понимал в земледелии буквально ничего, поэтому не мог сопровождать его работу своими комментариями. Всё лето он провел в работе в поле, по дому и, если не считать ночных кошмаров, всё действительно было хорошо. По вечерам они часто сидели и разговаривали — обо всём на свете и эти разговоры были Кеншину особенно дороги. От походов в деревню было не отвертеться, но со временем и они стали вполне приемлемыми — особенно когда учитель заметил, что чем большим идиотом он выглядит, тем меньше у людей к нему вопросов, вот хотя бы как когда он дурачился у продавца, который хотел продать им сакэ. К концу лета ему уже удавалось держаться уверенно и никто ни разу не узнал в нем хитокири Баттосая.
========== Глава 23. Хико. Правда. ==========
Хико был доволен тем, как складывается их жизнь с Кеншином всё лето — парень наконец перестал походить на свое жалкое подобие и стал напоминать человека. Он всё ещё сидел временами в глубокой задумчивости, но вряд ли он когда-нибудь вообще избавится от этого. Главной задачей было научиться с этим справляться и жить дальше. Пока получалось довольно неплохо. Ученик был занят своим развлечением с огородом, а Хико принялся наконец за гончарное дело нормально, а не в перерывах между уходом за больным.
Хико нравилось гончарное мастерство, он находил в нем какое-то успокоение и не мог не отметить иронии — большую часть жизни он зарабатывал, убивая людей, а теперь, делая для них погребальные урны. В очередной раз выслушав про нежелание больше убивать от Кеншина, Хико сказал, что мальчику нужно перестать бояться собственного меча.
— В конце концов, не будь идиотом, — раздраженно сказал он, — хочешь ты этого или нет, но ты мастер меча и можешь скрываться здесь сколько тебе угодно, но этого не изменить.
— Я не хочу больше быть таким человеком.
Хико с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза.
— Это часть тебя. И отказываться от нее не только глупо, но и не решит твоей проблемы — ты совершил ошибки, владея мечом, и только владея им дальше, можешь всё исправить. Без меча ты только половина себя.
— То есть я должен снова убивать?
Парень решительно не понимал, о чем речь, и нес чепуху.
— Я не собираюсь говорить тебе, что ты должен делать, а чего не должен и как тебе всё исправить, — он даже не скрывал своего раздражения. — А тебе пора перестать ждать указаний от других людей. Я, как ты мог заметить, убиваю, не превращаясь при этом в развалину, но у меня нет универсального рецепта для тебя.
— Но почему?
Странно, что мальчик задался этим вопросом только сейчас. На его пути должно было встречаться немало людей, которые не мучаются душевными терзаниями от того, что убивали.
— Полагаю, потому что я никому не позволял распоряжаться силой, которая мне была дана и не вступал в противоречие со своей собственной душой, — он отпил сакэ, поражаясь тому, насколько пафосны его речи, — В общем, жил в мире с самим собой. И несмотря на то, какими бы высокими не были твои идеалы, твоему сердцу явно было этого недостаточно.
Кеншин задумчиво кивнул, судя по всему, он и сам думал о чем-то таком.
— Вы предупреждали меня об этом, — сказал он упавшим голосом.
— Да, предупреждал.
— Я не понимаю, — о, это же снова тон, которыми его ученик говорит глупости, — почему вы приняли меня снова? Я ведь ушел и… Вы должны быть разочарованы и злиться на меня, но вы только помогаете и заботитесь. На самом деле, я не знаю, что бы делал без вас.
— Полагаю, помер бы от потери крови, заражения или лихорадки.
Это явно не тот ответ, на который Кеншин рассчитывал, поэтому он продолжил.
— Боги, почему тебе всё время приходится объяснять очевидные вещи? — ученик смотрел на него удивленно, потому что никаких очевидных вещей для него не было, — Если ребенок истерично хлопает дверью, обвиняя тебя во всех своих бедах и страданиях, а потом идет и выбрасывает в канаву всё, чему ты пытался его научить, то ты можешь быть зол и разочарован, но это ничего не меняет. Даже если бы ты пришел сюда без драматичных попыток умереть на моем пороге, не выгонять же тебя.
Последнее предложение его явно потрясло, хотя в целом глупому ученику этот разговор явно давался нелегко. Хико ухмыльнулся — Кеншин всё время сначала выдумывал себе страшные ужасы о том, как люди к нему относятся, а столкнувшись с куда более приятной реальностью всё равно оставался недоволен. Вот сейчас, Хико готов был спорить, он сначала придумал себе, что учитель в тайне его ненавидит или в лучшем случае считает пустым местом, а в итоге услышал, что его всегда примут, но обиделся на описание того, как он поступил. Очень мягкого, между прочим, щадящего. Этим он тоже наверняка недоволен — не дает поводов ненавидеть себя, но и прощения ему никто не давал.
— Так вы всё же были злы и разочарованы во мне?
— Конечно, я был зол, — хмыкнул Хико, — и я был зол, когда ты вернулся и еще долго после этого. А разочарован? Я не говорил, что я перестал быть разочарованным в тебе. Ты подвел меня и всё учение Хитен Мицурюги, конечно, я в тебе разочарован.
Кажется, этим он выбил у парня почву из-под ног. Ничего, устоит. В конце концов, он больше полугода берег его как мог от любых эмоциональных потрясений и был уверен, что с этим он справится. Тем более, что для него это не должно быть неожиданностью, с чего бы.
— Я не буду учить тебя дальше, — Хико решил, что Кеншин в состоянии и дальше воспринимать информацию, а лучше бы покончить с этим за один раз, — Если ты захочешь, я соглашусь тренироваться с тобой в спаррингах, чтобы ты не заржавел. Это даже доставит мне удовольствие. Но тайные приемы нашего стиля я тебе не передам и мастером Хитен Мицурюги ты не станешь. По крайней мере, пока не исправишь то, что сделал.
Сколько раз Хико представлял себе этот разговор за пять лет отсутствия его ученика и ни один из придуманных им сценариев не соответствовал действительности.
— Я не понимаю…
— На тебя что, никогда в детстве не обижались родители? Или ты был примерным ребенком? Вот уж ни за что не поверю.
Кеншин неожиданно рассмеялся. Вспомнил что-то из детства? Нет, хорошо, конечно, что он смеётся, всё лучше грустного молчания, но только с чего. Нервы не выдержали серьезного разговора?
— Вы же понимаете, что только что практически назвали себя моим родителем?
— Что ты несешь?
Хико, ты попался.
Хотя бы себе не ври — ты уже десять лет говоришь о нем, как о своем ребенке. Неудивительно, что парень это заметил.
— Можете даже не пытаться, — он так счастливо улыбался, что это даже трогало, — да я по вашему лицу вижу, что я прав. Но вообще я давно догадался, — он очень хитро улыбнулся, — я ведь был в сознании, когда вы отнесли меня к водопаду, хоть и задыхался. Но такое разве забудешь! И вы часто называете меня ребенком, но не чтобы оскорбить. То есть я сначала обижался, а потом понял, что вы просто не произносите нужные местоимения.
На это было нечего ответить.
— По-моему, — заметил Хико, — ты стал слишком наглым.
— Воспитание такое, — улыбнулся Кеншин и как будто бы виновато потупил взор.
Хико не выдержал и кинул в него лежащую рядом тряпку.
Комментарий к Глава 23. Хико. Правда.
Буду рада комментариям :)
========== Глава 25. Кеншин. Страх. ==========
Хико всё же сказал, что он в нем разочарован, но это почему-то не стало трагедией. Наверное, думал Кеншин, это потому что это и без его слов было понятно, хотя услышать всё же было больно. Больно, но выносимо.
Он вообще удивлялся, как в самые серьезные моменты Хико вдруг переставал быть сволочью, которой он был большую часть времени и разговаривал, как нормальный человек. Ему нравились такие разговоры, даже если они как сейчас были тяжелыми. Они как будто помогали ему разобраться в том, что с ним происходит. В последний такой разговор его поражало, как спокойно Хико говорит о том, что он совершил столько ошибок. Сам Кеншин не мог думать об этом спокойно — груз вины придавливал его к земле. Но вот теперь… учитель, конечно, не избавил его от этого груза совсем, но он не сказал, что этого нельзя было исправить.
А потом он практически назвал себя отцом. И когда Кеншин это заметил, тот не сказал, что это не так, только что Кеншин слишком наглый.
— Воспитание такое.
Он пытался выглядеть виноватым, но знал, что с такой улыбкой невозможно изобразить раскаяние. Хико швырнул в него тряпку, и Кеншин даже не успел увернуться.
Учитель, видимо, открыл для себя всю прелесть рукоприкладства, поэтому Кеншину пришлось уворачивался от разных вещей, которые Хико кидал, приговаривая «я тебе покажу воспитание» и «я тебя отучу дерзить».
— Да перестаньте! Ай!
— А по-моему, в тебе еще недостаточно почтения к старшим, — ответил Хико и кинул в него чем-то тяжелым.
— Ладно, ладно! Я прошу прощения, учитель. Ай! И обещаю, что впредь не буду вам дерзить.
— Врешь, — заключил Хико, — если бы за каждое твое вранье мне давали один рë, я мог бы больше никогда не работать.
— Вы и без этого не особенно много работаете.
По тому, как сузились глаза Хико, он подумал, что всё же перегнул палку.
— Меньше минуты. Пошел вон с глаз моих, сил нет на тебя смотреть.
Кеншин исчез за домом в мгновение ока, но остался доволен.
К вечеру он решил, что в словах Хико была доля правды. Нужно начать с того, что перестать бояться собственного меча.
Идею о том, что Кеншин хочет меч, которым нельзя убить, учитель воспринял весьма скептически, но согласился по дороге в Киото зайти к Араи Шакку.
— Я не хочу использовать свой старый меч, потому что им можно убить, — сказал Кеншин, — но вряд ли я могу убить вас, поэтому я думаю, что мог бы пока использовать его для тренировок.
— Вряд ли можешь? — учитель ухмыльнулся, — Я тебе больше скажу, глупый ученик. У тебя это не получится, даже если ты начнешь пытаться.
Хико, в общем-то, всего лишь повторил его слова и сказал чистую правду, но то, каким тоном он это сказал, Кеншина всё равно разозлило. Самомнение Хико было таких размеров, что ему стало тесно в комнате.
О том, что согласился на идею с тренировками, Кеншин пожалел на следующий день. Потому что Хико, у которого не было особенных поводов его критиковать уже несколько месяцев, был невыносим.
— Это ты называешь ударом? — кричал Хико, — Выпрями спину! Ты забыл всё, чему я тебя учил?
— Я полгода не тренировался!
На самом деле, даже дольше, подумал Кеншин. Он не тренировался последние три или даже четыре года, а большинство его боев ничем кроме как избиением младенцев назвать было нельзя. По большому счету, в форме его держали несколько бойцов Шинсенгуми и всё, но встречи с ними были не то чтобы очень частыми. Но признаваться в этом Хико он не собирался.
— А кто в этом виноват? Это что? — он ударил его плашмя лезвием по ноге, Кеншин тут же поставил ее ближе к левой, — Ты доиграешься, я поставлю тебя выполнять ката до ночи.
Кеншин был уверен, что он не шутит.
— Нападай.
Он кинулся вперед и тут же оказался на земле.
— Еще раз!
Кеншин нападал еще и еще, и к обеду уже не чувствовал ног. Они тренировались по паре часов в день с утра и только к концу месяца Кеншин начал чувствовать, что приходит в форму. Хико же перестал мучать его повторами ударов и тренировки превратились в спарринги, после которых иногда даже учитель тяжело дышал.
Они дрались возле водопада, когда Кеншин сначала почувствовал запах крови и только потом увидел, что учитель порезал ему плечо. Так, что это больше походило на царапину, но он тут же замер в оцепенении и попытался справиться с нарастающей паникой. Это царапина, всего лишь царапина, у него были десятки куда более тяжелых ранений. Запах крови был таким сильным, каким просто не мог быть от такого количества, но он вспомнил сразу всё — и бандитов, вырезавших караван, и Томоэ у себя на руках и десятки десятков трупов, которые он оставлял после себя.
Хико тоже остановился и внимательно на него смотрел. Он сделал это специально? Конечно, он сделал это специально, он не мог ранить его случайно. Хотел проверить, как он отреагирует?
— Эта царапина не требует такого уровня драматизма, — он оказался рядом с Кеншином и осмотрел плечо, — готов продолжать?
Во второй раз учитель ранил ему руку через три недели.
— Вы это специально! — закричал он.
— Конечно, специально, глупый ученик, — Хико ничего, казалось, не смущало, — Нечего размахивать руками в бою.
— Вы понимаете, о чем я.
Кеншин пытался справиться с приступом тошноты. Крови на этот раз было больше, она стекала по руке прямо на меч. Зрелище его ужаснуло.
Хико напал на него, не обращая внимания на то, что Кеншин явно забыл про бой. В последнюю секунду он успел выставить меч и блокировать удар.
— Зачем вы это делаете? — возмутился он, отражая следующий, всё ещё с трудом концентрируясь на происходящем, а не на запахе крови.
— Предлагаешь мне подождать, пока тебя ранят в реальном бою и ты встанешь, как вкопанный?
— Нет, — он хотел что-то возразить, но не нашел, что.
— Тогда перестань ныть как девчонка и дерись.
Злость помогла и Кеншин прыгнул в Рю Цуй Цэн, мечтая попасть учителю по голове.
Комментарий к Глава 25. Кеншин. Страх.
Буду рада комментариям :)
Следующая глава — последняя.
========== Глава 26. Хико. Последний урок. ==========
Подозревать, что от вида крови его ученику станет плохо, Хико начал к концу второй недели тренировок. К концу третьей он был в этом абсолютно уверен, хотя и не смог бы точно объяснить, откуда взялась эта уверенность. Но это определенно нужно было проверить. Если он прав, то это огромная проблема — мечник, который боится вида крови — это просто смешно.
Выбрав удачный момент во время одной из тренировок, он слегка задел лезвием его плечо. В глазах Кеншина читался ужас, причем, понял Хико, ужас не от того, что его ранили сейчас. Хорошо, если у парня не начались галлюцинации, потому что вид у него был такой, будто он увидел убийство родной матери. Впрочем, вполне возможно, что что-то такое он и вспомнил.