Выдыхай - Engel Teufel 13 стр.


— Мисс МакКинли? — удивление, смешанное с начавшим пробиваться недовольством, в его голосе слышалось слишком явно. — Я же приказал…

— Замолчите, — прервав мужчину зашипела она, отчего Карданвал, пребывая в подобии легкого шока от эдакой дерзости, действительно умолк.

Джей хмурила темные брови, глядя на магната как-то исподлобья, но при том, совершенно не зло. Она хотела что-то сказать или спросить, но в последний момент передумала, не зная, куда сейчас себя деть. Неуместная неловкость комом встала в горле, не давая вымолвить ни слова. Казалось, будто бы Джей ждала, что он что-нибудь скажет ей, может быть попрощается, но Майлз упорно молчал.

Они так бы и стояли, молча сверля друг друга взглядами, если бы МакКинли, наконец, решительно не протянула ему ладонь для рукопожатия, смотря снизу вверх. Такая смелая, отчаянная, но совсем не красивая женщина, которая отчего-то, внезапно и совершенно неправильно, запала Майлзу в душу.

Карданвал крепко сжал узкую, однако, сильную ладонь, улыбнувшись краешком губ, щуря голубые глаза, чувствуя поднимающуюся в груди непрошенную сентиментальную нежность, которую хотелось тотчас отогнать прочь.

«Я бы смог уберечь тебя, если бы ты позволила. Если бы подпустила ближе, Джей» — первый раз за все время он был бы честен с ней, если бы сказал это.

МакКинли чувствовала через ткань белой перчатки чужое живое тепло, и думала, что именно так и разгорается их совместный огонь, готовый уже сейчас сжечь их обоих. Это губительное пламя рождалось из одной искры. От одного прикосновения.

«Я бы согласилась на все твои авантюры. Я бы сумела залечить все твои шрамы, если бы у меня было такое право, Майлз» — впервые за многие годы она была бы искренна, говоря это.

Однако МакКинли первая разжала ладонь и, сунув привычным жестом руки в карманы, развернувшись, ушла. Она никогда бы не призналась в своей слабости перед этим мужчиной — просто не имела бы права. Как и сам Карданвал, не посмел бы допустить чего-то большего, чем просто игры на чувствах друг друга.

Они не друзья — никогда ими не были и не будут — один всегда будет стремиться задавить авторитетом другого, желая продемонстрировать свою силу и превосходство. Они не враги — слишком долгое время играли на одной стороне, чтобы при первой же возможности воткнуть нож в спину. Они просто союзники — временный взаимовыгодный альянс каждому принес определенную выгоду, но и заставил понести некоторые потери.

Не равные, не нужные друг другу; не станут ни друзьями, ни любовниками. Истреплют друг другу нервы, сживут друг друга с общей территории, не простят чужих ошибок, но наворотят их самостоятельно. Такие люди не могут существовать вместе — они жуткие, себялюбивые собственники, которым важно чувствовать только свою власть, свою силу.

Каждый из них пытался подстроить правила неизвестной игры под себя, что-то переделать, переиначить; соврать, вывернуться, бессовестно лицемерить перед всем окружающим миром, чтобы выйти победителем, чтобы доказать, прежде всего себе, что не слаб, что можешь обойти даже такого сильного противника, как этот.

Жить с амбициями, обнимающими мир и совестью, находящейся в зачаточном состоянии легко, но только вплоть до того момента, как на твоем пути встречается человек, еще более непробиваемый и холодный. Не проще ли тогда сдаться на милость победителю?

«Боги хранят злодеев, сэр Карданвал.»

«Мы отреклись от книжно-рыцарских титулов, чтобы спокойно сражаться за деньги и славу. Мы не романтики.»

Верно, ни капли романтизма. Не любовь, не влюбленность, даже не симпатия — временное увлечение. Просто игра. Обычная игра, где каждый не хочет проигрывать.

Но вот незадача: когда они затевали эту игру, знали, что проиграют оба?

========== Часть 11 ==========

Комментарий к

Предупреждения: Нелинейное повествование и Смерть персонажей (больше, правда, второстепенных - за основных они в этой работе сойти не могут)

Прошу обратить внимание, что с выходом данной главы рейтинг работы повышается до NC-17.

Если у вас есть патологическая боязнь крови или вы считаете, что детальное описание убийства - это мерзко - и вас воротит, то самое время либо закрыть работу вовсе, либо перейти на следующую главу (серьезно, особо впечатлительные - поберегите психику). По части развития сюжета в этом случае вы много не потеряете…

Воздух тяжелый, насыщенный водяным паром, сдавливал грудь, распирая изнутри легкие, которые начинало покалывать от обилия влаги, от невыносимой духоты хотелось выть, а от давящей на плечи неподъемной безысходности — лезть на стену. Синоптики, как всегда, прогадали с прогнозом, а их дождь, вылившийся на полторы недели раньше, неустанно поливал Лондон уже четвертый день кряду, изредка давая передышку измученному вечными осадками городу и не вполне довольным таким раскладом британцам.

Цундапп сидел на жесткой койке, устало подперев щеку рукой и слепо глядя в небольшое зарешеченное окошко, откуда открывался вид лишь на низкий небосвод, затянутый свинцовыми тучами. Монокль Отто возвращать никто не собирался, а потому немцу следовало бы начинать привыкать видеть мир четким лишь на половину, словно картину, серые краски которой слегка растеклись от дождя.

Всю свою никчемную жизнь оружейник посвятил работе над своими изобретениями, которые до поры неплохо кормили и его, и семью. Однако после того, как очередной его чертеж под ехидный смех работодателя отправился в мусорное ведро, Отто обозлился на весь этот свет и на правящую в нем силу.

Цундаппу хотелось создать что-то грандиозное; что-то, что позволило бы ему безнаказанно вершить чужие судьбы и принадлежать к недосягаемой для немца касте сильнейших мира сего. Жажда мести, тесно переплетаясь с жаждой власти, заставила мужчину забыть обо всем: о собственных неудачах, об изматывающей скуке, о семье.

Анна, его светлая, милая Анна, которую он так любил, к ногам которой обещал бросить весь мир, и маленькие Марта и Вендэль — сестра и брат, так удивительно похожие на красавицу мать — они все оказались лишними, ненужными в его новом мире, наполненном ядом, злобой и темнотой.

Только сейчас Профессор начал осознавать, какую же величайшую глупость он совершил, отрекшись однажды от жены и детей. За многие годы ничто не смогло заменить их присутствия в жалкой жизни Отто. Он жалел о своем поступке и мучился, не зная, как загладить свою вину перед самыми дорогими его черному сердцу людьми.

Высокая влажность и сравнительно низкая температура воздуха не могли пронять Грэма, который, сколько помнил себя, не особо жаловался на здоровье. Мужчина просто устал от тесноты камеры, устал от неразбавленной серости, сутками окружавшей его в чертовой Лондонской тюрьме — хотя, серость вокруг была все же не такая неразбавленная — его собственная, видавшая виды, оранжевая рубашка явно вносила робкий яркий мазок в общую картину. Но что угнетало его больше всего, так это почти непрекращающийся, хриплый кашель его сокамерника, всегда глухо отражающийся от стен и, кажется, уже въевшийся в подкорку. От этого звука Грэма против воли каждый раз бросало в дрожь.

Он снова невольно вздрогнул, услышав этот хриплый, надсадный звук, медленно перешедший в едва различимый, сиплый, а от того, почти не слышный, стон, отвернулся от небольшого окна, сквозь которое наблюдал за непрекращающимся ливнем, и каким-то совершенно для себя непривычным, новоприобретенным жестом взъерошил и без того растрепанные темные волосы, удрученно вздохнув.

Эйсер почти не поднимался со своей койки. Все чаще отказываясь от еды, он мог часами лежать почти неподвижно, то проваливаясь в беспокойную полудрему, то просто бесцельно глядя в потолок. Мерзкий кашель раздирал его грудную клетку изнутри, а легкие каждый раз отвратительно булькали, стоило лишь набрать в грудь побольше воздуха.

Мужчину отчаянно лихорадило, ноющая головная боль почти не отпускала, а Грэм лишь молча глядел на товарища, не зная, чем может ему помочь. В два широких шага преодолев разделявшее их расстояние, Грэм присел на край постели друга, глядя в неприкрытым беспокойством в зеленых глазах сверху вниз. Эйсер попытался скривить бледные, почти бескровные, с нездоровым синюшным оттенком, губы в подобие своей обычной, чуть насмешливой, улыбки. Крепкое рукопожатие лишь ненадолго облегчило только моральные муки, будучи не в силах улучшить чужое физическое состояние.

Эйсер и Грэм всегда были закадычными приятелями, не разлей вода, и хоть добрую половину их повседневного общения составляли колкие шуточки и подтрунивание друг над другом, дружбе их можно было позавидовать. Ни сумасбродство местного королька, ни пули Британского агента, ни корыстный умысел, ни даже женщина не пошатнули этой многолетней, удивительно крепкой для такого типа людей, дружбы. Однако нынешнее состояние Эйсера все больше вгоняло Грэма в такую же серую, как и все окружающее, тоску. Оказалось, что человеческого в них, все же, не меньше, чем в ком бы то ни было.

Лиам Хьюго долгим, задумчивым взглядом сверлил каменную стену напротив, ощущая спиной холод и неровность поверхности, на которую он сейчас опирался. Удивительно оказалось чувствовать себя почти свободным, сжимающим руль гоночного автомобиля с ярко-зелеными цифрами «34» на боку. Ли мог бы поклясться, что ни разу за годы работы на Цета, он не был более счастливым и — что самое странное — живым человеком.

После того, как МакКинли хладнокровно застрелила его брата — Александра, Лиаму вдруг стало гораздо проще жить. Наконец, он смог выйти из тени близнеца, выделившись из общей серой массы всей рабочей силы, нанятой Цундаппом, и даже принять какое-никакое участие в операции.

Всегда же приятно осознавать собственную значимость, ставя себя чуть выше остальных людей, в этот момент становившимися абсолютно далекими, безликими, в то самое время, когда ты сам казался бы им недосягаемым. Разное мировосприятие, разная оценка со стороны, разное отношение.. Хотя, конечно, смерть Алекса чем-то неприятным все же отозвалась в глубине грудной клетки, в тот самый момент, когда Ли понял, что оборвалась последняя, связующая с домом ниточка.

Все немногочисленные домашние воспоминания так или иначе оказывались связаны с братом, а как можно отчетливо помнить, а уж тем более, возвращаться, после того, как часть твоих воспоминаний попросту превратили в ничто? Без Александра дом все равно не был бы домом. Однако, говоря начистоту, Ли уже успел забыть, какой он, их дом.

Хьюго бросил быстрый, немного печальный взгляд на сокамерника. Иван — единственный русский, работавший на Виктора Хьюго, сейчас сам на себя похож не был. Такой же, потерянный, оторванный от дома, готовящийся стать вечным узником Туманного Альбиона, как и они все, кто по свобственной глупости или неосторожности оказался втянут в это дело.

Непрекращающийся дождь и мысли, которым как-то внезапно дал волю, угнетали Ивана, заставляя его поддаваться навеваемой погодой меланхолии. Если бы их план удался, получив обещанную сумму, Иван хотел бы, наконец, вернуться домой, в Россию. Ничто сейчас не манило его сильнее, чем бескрайние изумрудные и золотые поля родной страны.

Находясь в самом центре Лондона и пркрасно осознавая свою дальнейшую судьбу, оба — и Лиам, и Иван, мечтали, хоть на мгновение, в последний раз увидеть родину: один — Сербию, другой — Россию.

Карданвал не особо скучал в одиночной камере, про себя даже иногда веселясь тому вниманию, которое оказывали здесь его скромной персоне. Процедура смены караула казалась особенно занимательной, учитывая, какие усилия прикладывал начальник тюрьмы, опасавшийся, что Майлз, используя свои, далеко не заурядные, умственные способности, найдет способ и, может, даже умудрится просочиться в щель между рамой и оконным стеклом.

Времени для размышлений у бывшего магната теперь было предостаточно, а потому он мог раз за разом прокручивать в голове свой план, в котором, видимо, все же остались значительные «дыры», раз их идея провалилась с таким оглушительным треском. Подумать только, его раскусил какой-то деревенский простачок, у которого ума, как тормозных усилителей в болиде Формулы 1. А уж логики так и вовсе меньше, чем свободного пространства в кокпите… Но, видимо, в действительности все оказалось настолько прозрачно, что обо всем догадаться смог даже такой недалекий человек, как Мэтр.

Карданвал ошибся во многом: в постановке цели, в путях ее достижения, даже в выборе людей, с которыми ему предстояло долгое время работать бок о бок, он не проявил должной компетенции, хотя мог бы задуматься о том, что при первой же возможности многие из них полностью выйдут из-под контроля или разбегутся, как тараканы от тапка.

Конечно, их связало дело — общая цель, желанная, но оказавшаяся недостижимой. Процветающая круговая порука часть из них, естественно, подвела под трибунал, часть погребла под своими непрочными стенами, а еще нескольким людям — таким как Отто и сам Майлз — перечеркнула все, долгоидущие планы и перспективы. Добровольно согласившись облачиться в метаморфические кандалы, они все, как выяснилось, оказались скованы одной цепью, пойдя друг за другом прямиком на дно, когда пришло время утопать. В их обществе не было целостности и взаимопомощи, которые, возможно, могли бы вытащить на поверхность хоть треть заговорщиков.

Конечно, пока Цет и остальная шушера коротали дни в Лондонской тюрьме, оставался на свободе единственный человек, обещавший магнату спасение от самого себя. Майлз ожидал слушания в суде, тихо посмеиваясь над собственной глупостью, которая призвала его довериться этому дьявольскому отродью — этой женщине, вскружившей, не по своей воле, правда, бывшему магнату голову. МакКинли не поймали. Она сбежала по его указке, затаившись и терпеливо выжидая своего часа.

Карданвал знал, что они еще встретятся. Джей была человеком дела, никогда не бросая слов на ветер, поэтому ему оставалось только ждать, когда его вновь вызовут в суд, чтобы вынести окончательный приговор.

Всем сердцем МакМиссл ненавидел бумажную рутину, которая могла погрести кого угодно под своими немыслимыми объемами. Протоколы допросов, показания, жалобы — все должно было быть зафиксированно с той самой дотошной скурпулезностью, которой так гордился Финн и которая уже не в первый раз играла с ним злую шутку. Сколько же бумаги и чернил переводилось каждый раз, когда кто-либо из таких неудачников, как Карданвал переходил дорогу не тем людям, и сколько же нервов тратилось на этих никчемных людей, возомнивших себя слишком успешными и умными, чтобы безболезненно вращаться в мире криминала и думать, что все всегда у них будет так, как они прикажут!

Низменное желание лично вытряхнуть из Цундаппа его мерзкую душонку сменилось вполне справедливой ненавистью к организатору всего этого безобразия, на котором до суда МакМиссл мог бы отыграться по полной: ни его псевдо-благородство, ни годами тренированная выдержка не могли бы теперь сдержать пробившуюся, наконец, одну-единственную эмоцию — дикую, всепоглощающую, кроющую глаза красной пеленой. Справедливость не могла бы восторжествовать даже после вынесения приговора судом — они поступали по закону, не по совести. По совести следовало бы заставить Карданвала прочувствовать все то, что выпало ранее на долю несчастного Турбо, чье изуродованное, расчленненное, тело болталось теперь на дне Тихого океана — рыбий корм, не более; хотелось отомстить за Рэдлайна — за сломанные перед смертью кости и за издевательски сожженное в его же собственном Мустанге тело, за Тумбера, которого хладнокровно отравили, заставив умирать в муках в течение почти пяти часов. Да за собственные потраченные нервные клетки, в конце-концов, и за страх начинающей напарницы, успевшей, может быть, уже попрощаться с жизнью. Сколько бы сил Финн не прикладывал к поискам ДеЛюкс, и в информационном, и в поисковом отделах лишь недоуменно разводили руками, будучи не в силах показать видимый результат в довольно небольшие сроки и выдать хоть что-то, относительно вразумительное.

Назад Дальше