— Не занудствуй, Йен, — парировала Джей, отворачиваясь от «брата».
— Я не испанец, — буркнул Монтгомери так, словно его оскорбили до глубины души. — Я — американец!
МакКинли дернулась, как от удара. В глубине черных глаз загорелись крохотные искорки. Псевдо-Йен нервно передернул плечами, быстро прикидывая в уме, как быстро девчонка выпустит этому придурку кишки и сколько целых костей у него останется, после «свидания». Молния воспринял эти странные изменения в поведении новоявленной подружки совершенно иначе.
Кажется, он все-таки понравился ей, иначе как объяснить тот самый неподдельный интерес к его скромной персоне? Джей поднимала глаза, лукаво глядя на него из-под ресниц, улыбалась, едва заметно, краешком губ и, кажется, безропотно бы прыгнула к нему в койку, стоило только поманить. Интересно, ее братец догадывается, какие картинки с ней в главной роли сейчас рисует воображение Монтгомери?
— Могу ли я пригласить вас, Джей, на романтическую встречу? Допустим, сегодня в шесть? — МакКуин заглянул сестре-МакКинли в глаза.
— В восемь, — поправила она, сдвинув фирменную кепку на затылок. — Меня раньше брат не отпустит, — и потупила взгляд.
Наблюдавший за всем этим спектаклем Хьюго закатил глаза: давно он таких непробиваемых идиотов не видел! Джей незаметно стрельнула глазами в сторону боксов — Карданвал готов был аплодировать стоя — уж больно лицо у него довольное было. Девушка еще раз посмотрела на Молнию, подавив отчаянное желание брезгливо смотрщиться — не любила она таких заносчивых самодовольных индюков — слишком часто они оказывались настолько глупы, что до конца не верили в то, что играть в кошки-мышки с МакКинли опасно. Правда, после того, как она доказывала им обратное, большинство уже никакими силами не могли это оценить. Жаль, что мертвецы не чувствуют. Но какое счастье, что они не говорят!
***
Шумный, расцвеченный неоновыми брызгами, Токио мало располагал к романтическим вечерним прогулкам. Туристы не искали здесь тихого отдыха, и множество развлечений, радовавших гостей до поздней ночи, никогда не простаивали пустыми.
МакКуин встретил Джей прямо возле отеля, в большой компании гонщиков, перекрикивающих друг друга на разных языках и явно веселящихся уже не первый час. Возле сестры МакКинли вился красавец-Бернулли, осыпая девушку комплиментами на ломаном английском. Она краснела, смеялась, косилась на брата, который, казалось, вовсе этого не замечал, и тихо лопотала по-итальянски что-то в ответ. Франческо ронял какую-то шуточку для всей компании, а затем возвращался к приватному разговору с Джей.
Увидев Монтгомери, МакКинли-младшая внезапно посерьезнела, с силой ткнула брата локтем в бок, заставив его переключить все внимание на себя, наклонившись ближе, что-то сказала ему и направилась к американцу.
Предложение поужинать в каком-нибудь престижном месте и, желательно, подальше от отеля, Джей восприняла с истинно женским энтузиазмом и поспешила ретироваться из поля зрения брата и его товарищей.
На улицах было многолюдно, однако японцев мало интересовала проходящая мимо парочка туристов. Тинейджеры на скейтбордах пролетели мимо них, едва не зацепив европейскую женщину, но на гневный комментарий Молнии она лишь улыбнулась и махнула рукой.
Передатчик, спрятанный под подкладкой сумки, позволял Тайлеру Гремлину, координирующему все ее действия, выходящие за рамки «просто встречи», отслеживать ее местоположение. Через наушник, незаметный под искусственными белыми локонами парика, МакКинли держала связь и с Тайлером, и с Карданвалом, изъявившим желание лично контролировать все происходящее.
Типичные вопросы, которые влюбленные задают друг другу на свидании, ни разу не вызвали у Джей затруднения. Она врала, как дышала. И легенда ее жизни, обрастая все новыми подробностями, получалась до того складной, что не поверить в нее было невозможно. Несколько раз Майлз даже позволял себе отпустить восхищенный коментарий — уж до того чужая выдумка была искуссна.
После ужина, растянутого МакКинли едва ли не на полтора часа, характер встречи внезапно переменился. Монтгомери беззастенчиво обнимал девушку за талию, прижимая ближе к себе, разве что не прямым текстом говоря, чего ожидает в продолжение вечера. Джей хитро глядела на него темными глазами, согласно кивая, и лишь перед входом в номер бросила:
— Ты — ведомый.
Молния не выпускал ее из кольца рук, опираясь на стену за ее головой, жадно целуя Джей. Не годилась она в постоянные любовницы, однако, подобная «встреча на одну ночь» устраивала обоих.
— Ты — ведомый, — повторила она, упираясь ладошками в чужую грудь.
Монтгомери отпустил ее, позволяя девчонке повести в этой странной игре, где она бы сама целовала его, прижимая спиной к стене.
Ее тонкие, но сильные пальцы до боли впивались в плечи. Молния никогда не был неженкой, но сегодняшнее свидание грозило оставить ему на память несколько синяков. Чужие руки с нажимом прошлись по ребрам, перстень с тяжелым черным камнем, который МакКинли носила на безымянном пальце левой руки, причудливо блеснул в белесом свете луны. Крепкий кулак Джей врезался МакКуину под дых, отчего гонщик резко выдохнул и согнулся пополам. Девчонка заломила руку ему за спину, теперь дожидаясь, пока он хоть чуть-чуть отдышится и обретет способность связно говорить.
— Ты совсем с катушек слетела? — красно-золотой мальчик попытался дернуться, но чуть не взвыл от боли в заломленной руке.
Девчонка обладала недюжей силой, и сейчас это весьма явно ощущалось. Она действовала со знанием дела, словно скручивала таких парней, как Молния, пачками ежедневно.
— Я просто пришла за тем, что принадлежит мне, — даже голос сейчас звучл по-другому. Зло, тихо и очень жестко. Не осталось ни намека на того «мышонка», которого МакКуин имел неосторожность пригласить на свидание.
— У меня нет ничего! — Монтгомери опомниться не успел, как пол, ранее находящийся едва ли на расстоянии полметра, начал стремительно приближаться.
Джей действовала механически, не задумываясь и не совершая ни единого лишнего движения: повалить на пол, заломить вторую руку, накрепко стянув запястья заранее подготовленным поясом обычного банного халата, которые всегда есть в номерах. Она перевернула гонщика на спину, вынуждая его лечь на собственные вывернутые руки, отчего он зашипел, смачно выматерившись сквозь зубы.
— Ненавижу, когда врут в глаза! — спокойно уведомила МакКинли.
Она снова ударила Молнию в солнечное сплетение. МакКуину показалось, что ее перстень точно должен отпечататься на нем.
— Ты все еще не намерен говорить по-хорошему? — спокойно осведомилась она.
Лунный свет выбелил ее лицо до образа мраморной маски, где лишь чернели жуткие, бездонные провалы глаз.
— Так, по-твоему, выглядит разговор «по-хорошему»? — борясь с приступом внезапно подступившего кашля, прошелестел Монтгомери.
— Хочешь попробовать по-плохому? — в слабом свете блеснуло лезвие боевого ножа, извлеченного из кожаных ножен. — Рискнешь проверить, удобно ли говорить с этой штукой под ребрами? — МакКуина передернуло.
Сейчас, находясь в таком бедственном положении, гонщик был готов рассказать сумасшедшей Женщине-Маске хоть все секреты родной Америки. Девушка с ножом в руках не на шутку его пугала. Но ведь МакКинли и шутить не собиралась.
— Я не знаю, о чем ты говоришь. Будь эта вещь у меня, я бы без сомнения уже отдал ее тебе, — постаравшись придать голосу самый, что ни на есть эмоционально нейтральный тон, строго разделяя слова, произнес гонщик.
Джей внимательно оглядела, кажется, действительно ни о чем не подозревающего МакКуина, кончиками пальцев огладила чужие щеки, бледные от пережитого ужаса.
— Я верю тебе, Молния МакКуин, — на грани слышимости сказала она и силой ударила ладонями ему по ушам.
В голове у Молнии все зазвенело, мир перед глазами поплыл, и гонщик потерял сознание.
— Сэр Карданвал, мимо, — МакКинли перешагнула через тело Монтгомери, направляясь к выходу из номера. — Американец не он.
========== Часть 4 ==========
В день квалификации у МакКуина все шло из рук вон плохо. После «свидания» с МакКинли ныли запястья, которые долгое время стягивал махровый пояс — освободить гонщика ведь никто не удосужился, пока он не пришел в сознание и не выпутался сам. От долгого лежания на вывернутых руках сейчас тянуло плечи, и вообще казалось, что болит все тело, из-за чего сосредоточится на заезде оказалось весьма проблематично.
Монтгомери не прошел по времени даже в третий сегмент квалификации, но на обеспокоенные взгляды Мэтра и остальной команды лишь отмахнулся, ничего не объяснив. Франческо Бернулли и Йен МакКинли сегодня были в ударе, однако заметив со стороны девяносто пятого внезапно проснувшийся интерес к своей персоне, Хьюго, дабы не вызывать подозрений и не отвечать на неудобные вопросы, поспешил удалиться.
Возле выхода со стадиона его ждала Джей. Девушка сидела на широком каменном заграждении, зажав в зубах сигарету и подставив лицо солнечным лучам. Александр молча встал рядом, закуривая, и, словно бы невзначай, принялся разглядывать напарницу.
Алекс плохо помнил, откуда она появилась. До этой заварушки с Мировым Гран-При, криминальное семейство Хьюго не ладило ни с Транковыми, ни с Гремлинами. Если с Пейсерами еще какое-никакое совместное ведение бизнеса было, то остальные мафии попросту не переносили друг друга на дух. Но общее дело и жажда наживы скрепили их взаимоотношения, а бразды правления так удачно взял в свои умелые, однако, загребущие, руки Профессор Цундапп. МакКинли пришла вместе с этим немецким оружейником.
Много женщин видел Александр на своем веку, поэтому с уверенностью мог сказать, что Джей никоим образом не подходит под определение «красивая». Скуластое лицо с какими-то слишком угловатыми, резкими чертами, темные, почти черные глаза, которые кажутся пустыми провалами, стоит только свету упасть под неправильным углом; тонкие, однако выразительные губы, словно хранящие отпечаток неизменной, кривой усмешки. У нее живая мимика, однако эмоции на этом лице практически не отражаются; взгляду не за что зацепиться, и по памяти восстановить ее внешний облик просто невозможно. Хьюго, конечно, не уверен, но ему кажется — сколько он ее знал казалось, — что она может и вести светскую беседу, и убивать, при этом не меняясь в лице абсолютно.
Сейчас, щуря глаза от яркого солнца, сдвинув на затылок серую кепку с номером «34», вышитом на ней — почему Карданвалу пришли в голову именно эти цифры? что с ними не так? — МакКинли выглядит так, словно мгновение назад либо закончила потрошить свежий труп, либо просто смертельно устала. Что творится в чужой голове, Алекс сказать не решался, однако ему все-таки было страшновато думать о том, какие мысли копошатся под черепом его временной напарницы. Разрыв между реальными эмоциями и тем, что отражалось на девичьем лице был колоссальным, поэтому играть в «Угадай, где правда» не хотелось.
Она сидела на успевшем нагреться на солнце парапете, откинувшись чуть назад, опираясь на отставленную руку. Зажатая в зубах сигарета медленно тлела, а столбик пепла грозил через пару секунд оказаться на колене МакКинли. Джей это заметила, вынула истлевшую практически до самого фильтра сигарету изо рта и тут же, в клумбе, затушила ее. Окурок, метко отправленный в полет, угодил точнехонько в урну. Хьюго, закатив глаза, решил, все же, оставить при себе язвительный комментарий, однако, украдкой, все равно посматривал на напарницу.
В одежде она явно предпочитала комфорт, нежели эстетическую составляющую, но выглядеть старалась, по возможности, всегда аккуратно. Сейчас на ней была обычная белая майка, штаны, цвета хаки, с яркой заплаткой в форме красно-серого гоночного болида, аккуратно пришитой на левом кармане, да видавшие виды кеды. Отдельного внимания заслуживал тот факт, что носки у кед оставались белыми, несмотря на общий, слегка потрепанный вид.
Бросив свой окурок на землю, наступив на него, Алекс шагнул ближе к девушке, опираясь руками на то возвышение, где она сидела, и беззастенчиво положил подбородок на чужие колени. Кулак, намеревающийся расквасить ему нос, был перехвачен Хьюго и крепко, до боли, оказался сжат его пальцами.
— Тебе напомнить, что будет, если ты сейчас же меня не отпустишь? — ее лицо приобрело легкий оттенок настроения, которой можно было охарактеризовать известным предупреждением — «Не влезай — убьет!»
— Лучше напомни себе, что Цет делает с предателями, задумавшими переметнуться на сторону врага, — посоветовал Алекс, с извращенно-тягучей медлительностью и осторожностью поглаживая выступающую косточку на тонком женском запястье.
На лице Джей не отобразилась ни одна эмоция. Даже взгляд оставался таким же — злым, темным, непредвещающим ничего хорошего.
— Следишь за мной, крысеныш? — прошипела она, наклонившись ближе, чтобы не смотреть на собеседника свысока.
При ближайшем рассмотрении ее лицо показалось еще более отталкивающим и угловатым. Вздернутый нос, пересекающая губы, едва заметная тонкая полоска шрама и проступивший диковинными пятнами на щеках румянец азарта. Черта с два! Она просто такая дурная и потому бесстрашная или вообще бессмертная?
— Это ты крыса, МакКинли. Поверь, если бы не завтрашняя гонка — ты бы уже оказалась за «бортом». Наше дело не терпит трусов и перебежчиков!
Хьюго отпустил ее и, резко развернувшись, зашагал прочь. Ему хотелось припугнуть девчонку, намеревающуюся помочь этой американской сволочи, поимка которой не без труда далась Грэму и Эйсеру. Он будто почувствовал эту ее, начавшую подгнивать, натуру, раз решил проследить за ней в ту ночь, когда она бегала в подвал к Рэдлайну. На самом допросе ее, правда, тоже не было, но если развивать идею, что она решила стать двойным агентом, то ее отсутвие было еще одним, несомненно отягчающим ее вину, обстоятельством.
— Ваше дело не терпит трусов? — с некоторым удивлением переспросила Джей. — Это ты про то дело, которое собрало весь мировой сброд — всех тех, кто уже давно «за бортом» и «на обочине»? Об этом деле ты говоришь?! — она говорила громко, не срываясь при этом на крик, и делая акценты на тех словах, которые могли бы ударить — и ударили — Александра по больному.
Конечно, не зря же их называли ведрами. Девчонка, как ни крути, права. Они, уже многие, отработали свое на этом поприще, не добившись при этом ничего, кроме попадания в международные розыски. От их нынешнего — нефтяного — дела, им ни за что не отъехать. Ни при каких обстоятельствах. Если только на Карданвала или Профессора падет тень сомнений, они потянут за собой на дно всех остальных.
Опасно оказалось связываться с магнатом. С его деньгами и умом он уже провернул, наверняка, не одну аферу. И если раньше он играл в игры на грани фола, но фола, относительно, законного, то сейчас многие границы уже были перейдены. Взять хотя бы смерть этого заносчивого британца — Леланда Турбо. Нельзя будет все списать на непреднамеренное убийство. Его пытали. Его пристрелили, как собаку. Его тело не просто сбросили болтаться в океане, в слепой надежде, что оно никогда и нигде не выплывет — нет; его выпотрошили, разложили по мешкам и в таком виде отправили на дно. И сделала это не группа мясников-психопатов, а одна-единственная Джей-мать-ее-МакКинли, прозванная за глаза среди остальных участников заговора «Мышью». Мало эти зверства похожи на что-то, хоть отдаленно напоминающее «законные» деяния.
— Об этом деле, — кивнул Алекс. — И если ты с нами, то советую тебе чаще смотреться в зеркало. Ты, видимо, забываешь, что тоже болтаешься со всеми нами в одной лодке.
***
С того момента, как к Рэдлайну впервые пришла Женщина-Маска, прошло, по соображениям самого пленника, три дня. Если его рассчеты оказались верны — то сегодня должен был состояться первый гоночный заезд Мирового Гран-При. Передал ли вынужденный связной информацию британским коллегам? Не успели ли ведра перехватить его? Или всю операцию из-за неосторожности Рода уже и вовсе можно считать сорванной? К сожалению, на эти вопросы американцу никто не мог ответить.